Они не были женаты. И даже помолвлены. Он давно бы уже попросил ее руки, но хотел сначала поухаживать за ней. Может быть, построить для нее что-нибудь. Или изобрести какой-нибудь милый пустячок, неприменимый в военных целях. Музыкальную шкатулку или механического лиса, в качестве украшения для ее сада. Какая-то часть его была твердо уверена, что ее отношение к нему вот-вот изменится и всему этому придет конец. Он так долго мечтал о ней, что теперь казалась невозможной сама мысль о том, что он будет рядом с ней каждый день, что она будет засыпать в его объятиях каждую ночь. «Не невозможной, – исправился он. – Маловероятной».
Он обернулся, и ручеек камешков потек по склону из-под его сапог.
– Поцелуй меня, Зоя, – попросил он.
– Зачем?
– Мне нужно удостовериться, что ты настоящая и мы все выживем.
Зоя приподнялась на цыпочки и прижалась теплыми губами к его рту.
– Я прямо здесь и чертовски замерзла, поэтому двигайся, пока я не столкнула тебя в пропасть.
Он счастливо вздохнул. Да, это она. Резкая и бодрящая, как крепкий алкоголь. Она была настоящей и принадлежала ему, по крайней мере пока.
Они оказались у монастыря внезапно. Только что протискивались между двух отвесных каменных стен, и вот уже смотрят на украшенные изысканной резьбой арки и колонны из серого камня, образующие фасад монастыря. На расположенных между ними фризах была изображена история появления первых святых стражей – монахов, превратившихся в зверей, чтобы служить первому королю Равки, и не сумевших вернуться в человеческое тело. Юрий верил, что и Санкт-Феликс был среди этих монахов, а подробности истории его мученичества изменились с течением времени после многочисленных пересказов. Феликс прошел через обисбайю, обряд Тернового огня, чтобы изгнать из себя зверя. А как быть с тем, что Николаю в последнее время все меньше хотелось расставаться со своим демоном? Он ведь по-прежнему мог трудиться на благо своей страны. В этом ничего не изменилось.
Двери, в которую можно было бы постучать, не нашлось, был лишь длинный туннель, уходящий во тьму. Один из солнечных солдат осветил путь.
– Пахнет чем-то сладким, – заметила Женя, и мгновение спустя они поняли чем.
Перед ними раскинулась огромная, припорошенная снегом поляна под открытым небом. Окружавшие их каменные стены были усыпаны полукруглыми нишами, похожими на сотни голодных ртов, а в центре поляны росло самое высокое дерево из всех когда-либо виденных Николаем.
Его искривленный ствол по обхвату не уступал маяку в Ос Керво. Сеть мощных, толстых корней раскинулась от основания ствола, а высоко вверху сплелись в купол, почти накрывший поляну, его ветви, усеянные алыми цветами и шипами длиной в несколько ладоней.
Терновый лес. Но на этот раз он выглядел совсем по-другому.
– Похоже на священный ясень Джеля, – заметила Зоя.
– Все истории берут где-то начало, – раздался голос из скрытой тенями ниши. Перед ними возникла женщина, закутанная в алые шелка, с черными волосами, заплетенными в три косы, которые она перекинула через плечо. Она была шуханкой с глазами цвета молодой листвы и босыми, несмотря на снег, ногами. – Все боги – это один бог. – Она повернулась к Зое. – Nae brenye kerr, eld ren.
Зоя поклонилась.
Николай перевел взгляд с Зои на монахиню.
– Прошу прощения?
– Это каэльский, – объяснил Дарклинг. – Древний каэльский. Язык – чему я весьма удивлен, – известный Зое.
Зоя не одарила его даже взглядом.
– Это значит «Приятно встретить тебя снова, старый друг». Юрис уже бывал здесь.
– Давно, – подтвердила монахиня. – Он хотел снова стать человеком и думал, что мы сможем ему помочь. Ты страшишься такой судьбы?
Зоя, казалось, была удивлена.
– Я все еще человек.
– Правда?
Женя потянулась и взяла Зою за руку.
– В ней вполне достаточно человеческого.
Но Николай полагал, что тут они все были в весьма неоднозначном положении.
– Нам известно, зачем вы здесь, – сказала монахиня. – Но вам не найти помощи в терновом лесу.
Нам? Николай заметил, что фигуры в алом стоят в каждой нише, наблюдая за ними. На вид они были безоружны, но численный перевес определенно был на их стороне.
– Вам известно о пятне тлена? – спросил он, пытаясь сосчитать людей в нишах. Их оказалось больше пятидесяти.
– Оно успело побывать и в наших горах. И нам остается только радоваться, что терновый лес не задело.
– Как и нам, – сказал Николай, поскольку это дерево было их единственной надеждой. До сих пор. – Так вы говорите, что мы не сможем остановить разрастание Каньона?
– Не при помощи обисбайи. Теневой Каньон – это прореха в ткани вселенной, ткани первого творения.
– Творения в сердце мира, – пробормотала Зоя.
– До творения была пустота, и именно она теперь просачивается через эту прореху в наш мир.
Николай потер руки.
– Ну и как нам это исправить? – Вопрос, который он задавал всегда. Сломанное можно было починить. Разорванное – зашить. – Как нам закрыть прореху?
– Никак, – сказала монахиня. – Кому-то придется постоянно держать ее края.
Женя нахмурилась.
– Что?
– Кто-то должен будет встать в проходе между мирами, между бездной и творением.
– Уточните, как надолго? – спросил Николай.
– Навсегда.
– Ясно.
– Что тебе ясно? – резко спросила Зоя.
– Кто-то же должен.
– Не будь глупцом, – отрезала она.
Монахиня приблизилась. Невозможно было сказать, сколько ей на самом деле лет.
– Это тень внутри делает тебя таким храбрым?
– Надеюсь, что нет. Я принимал безрассудные решения задолго до того, как обзавелся ею.
Зоя схватила его за рукав.
– Николай, ты же не всерьез. Я запрещаю тебе делать это.
– Тебя еще не короновали. Я сомневаюсь в том, что ты уже можешь что-то запрещать.
– Ты говорил, что будешь рядом со мной.
Он ничего не желал больше. Вместе им удалось остановить войну, и он начал верить, что они смогут вместе прожить жизнь, но это ему придется сделать в одиночестве. Он повернулся к монахине.
– Что мне нужно делать?
– Николай…
– Шип пронзит твое сердце, как и во время обисбайи, но на этот раз ты так на нем и останешься, заходясь в агонии, призывая безумие. Если шип извлечь, тлен снова просочится в наш мир, и полотно вселенной окончательно разорвется.
