– Ты слышал, Изюмчик? Он назвал тебя роскошным.
Николай снова обратил свое внимание на мясника.
– Ты вот утверждаешь, что я – бастард. А почему? Потому, что так говорят наши враги?
Тревожный шепот всколыхнул толпу. Зашаркали ноги. Но никто ничего не сказал. Хорошо.
– Так вы теперь считаете фьерданцев своими господами? – Его голос разнесся над толпой горожан, над сулийцами. – Станете учить их язык? Склонитесь перед их чистокровными королем и королевой, когда их танки прорвут границы Равки?
– Нет! – воскликнул Миров. И плюнул на землю. – Никогда!
Один готов.
– Фьерда зарядила ваши ружья ложью о моем происхождении. Они рассчитывают, что вы обратите их на меня, на ваших соотечественников, которые защищают наши границы прямо сейчас, готовые умереть за родную землю. Они надеются свалить на вас всю грязную, кровавую работу под названием «война».
Конечно, сейчас лжецом был именно Николай. Но только короли могут делать что им угодно; бастардам приходится делать то, что нужно.
– Я не предатель, – прорычал мясник.
– Но говоришь именно как он, – заметил Миров.
Мясник выпятил грудь.
– Я сам служил в Восемнадцатом полку, и туда же пойдет мой сын.
– Могу поспорить, немало фьерданцев улепетывали от тебя во все лопатки, – польстил Николай.
– И будете чертовски правы, – подтвердил мясник.
Но мужчина за его спиной вовсе не горел энтузиазмом.
– Я не хочу, чтобы мои дети сражались в очередной войне. Пусть эти ведьмы идут на фронт.
И тут Зоя все же выпустила несколько ветвистых молний в воздух над толпой.
– Гриши возглавят наступление, а я приму первую пулю, если в этом будет нужда.
Люди Мирова дружно отшатнулись.
– Должен предупредить вас, – с улыбкой заверил Николай. – Когда Зое взбредает в голову погеройствовать, она может быть довольно пугающей.
– Заметно, – пискнул мясник.
– Здесь люди погибли, – вмешался Миров, пытаясь вернуть утраченный авторитет. – Кто-то должен ответить…
– Кто несет ответственность за засуху? – спросила Зоя. Ее голос взрезал воздух как остро отточенный клинок. – За землетрясения? За ураганы? Так вот мы какие. Жалкие создания, ноющие при малейшем намеке на трудности? Или мы равкианцы – практичные, свободно мыслящие, не являющиеся больше рабами суеверий?
На лицах некоторых горожан читалось возмущение, но прочие, похоже, были изрядно пристыжены. В другой жизни из Зои вышла бы весьма устрашающая правительница – высокомерная, с вечно недовольным лицом, она легко могла бы заставить любого из присутствующих намочить штаны от страха. Но одна из сулиек смотрела на Зою с задумчивым выражением, а его генерал, которая на любое нетактичное внимание отвечала взглядом, способным выжигать дотла целые леса, этого не замечала или нарочно игнорировала.
– Khaj pa ve, – произнесла женщина. – Khaj pa ve.
И пусть Николаю было любопытно, что это значит, но на повестке дня были и более насущные вопросы.
– Я знаю, что это небольшое утешение, но нужно обсудить, чем может корона помочь вам, чтобы хоть отчасти компенсировать потерю земель и жилищ. Я готов.
– Я поговорю с главой, – внезапно сказала Зоя.
Николай собирался поговорить с Мировым сам, ведь статус для того играл весьма важную роль, а значит, внимание королевской особы ему бы весьма польстило. Но Зоя уже направила свою лошадь в сторону главы.
– Будь очаровательной, – шепнул он еле слышно.
Она послала ему теплую улыбку и лукаво подмигнула.
– Буду.
– Это было очень убедительно.
Улыбка испарилась в ту же секунду.
– Мне пришлось годами наблюдать, как ты улещиваешь людей по всей Равке. Кое-чему научилась.
– Я не улещиваю.
– На самом деле улещиваешь, – вмешалась Тамара.
– Ладно, – сдался Николай. – Но это мило.
Он посмотрел, как Зоя спешилась и отвела Мирова в сторону. Мужчина, казалось, был совершенно ошеломлен, что, впрочем, было весьма частым побочным эффектом при общении с Зоей из-за ее красоты в сочетании с окружающей ее убийственной аурой. Возможно, для Мирова существовала-таки пара вещей, более значимых, чем статус.
Но Зоя не собиралась использовать это преимущество в беседе с Мировым. Она просто пыталась сбежать. Она не хотела столкновения с той сулийкой, а это совсем не в духе его генерала. По крайней мере, не было до этого момента. С тех пор, как она потеряла Юриса, со времени их сражения в Каньоне, Зоя изменилась. Казалось, он смотрит на нее издали, словно она отгородилась от всех и вся. И все же она оставалась так же остра на язык, и броня высокомерия прочно прикрывала ее – женщину, легко идущую точно к цели и не тратящую время на милосердие.
Он снова обратил свое внимание на сулийцев.
– Ради вашей безопасности было бы лучше, если бы вы двинулись в дорогу сегодня же вечером.
Их предводитель ощетинился.
– Что бы это ни был за ужас, это не наших рук дело.
– Я знаю, но стоит настать ночи, и горячих голов может стать больше, чем думающих.
– Так вот как выглядит защита короля Равки? Всего лишь приказ скрыться в тенях?
– Это не приказ, это предложение. Я, конечно, могу выставить вооруженных стражников, которые будут охранять ваш лагерь, но сомневаюсь, что вас обрадует их присутствие.
– И будешь прав.
Николаю не хотелось бросать этих людей без пристанища.
– Если хотите, я могу отправить просьбу графине Грециной, чтобы она пустила вас на свои поля.
– И она согласится пустить сулийцев на свои земли?
– Согласится или не получит ни одной новой молотилки, которые мы отправляем большим хозяйствам.
– Этот король использует не только оружие, но и шантаж.
– Этот король правит людьми, а не ангелами. Иногда требуется средство посильнее молитвы.
Сулиец одобрительно хохотнул.
– Тут мы спорить не станем.
– Скажите, – обратился Николай к женщине, стоящей рядом с сулийским предводителем, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. – Вы что-то сообщили генералу Назяленской.
– Назяленской, – повторила та со смехом.
Николай вздернул бровь.
– Да. Что вы ей сказали?
– Yej menina enu jebra zheji, yepa Korol Rezni.
Сулиец рассмеялся.
– Она говорит, что ее слова были для генерала, а не для тебя, Король…
