– Это что такое, э?
По проходу без спешки, старательно удерживая на лицах светлые – с оттенком легкой грусти – улыбки, нога в ногу шагали отец и дочь Кобылкины, Роман Петрович и Изабель, стало быть, Романовна.
Выглядело это так, словно заботливый папа вел прелестную дочь к венцу, только направлялись они не к священнику, а к судье.
Вспомнив, что судья – это я и есть, я постучала молоточком и попросила Кобылкину выключить музыку, а всех остальных – сесть на свои места. Папы и дочки Кобылкиных это тоже касалось, но они предпочли меня не услышать, чтобы попозировать журналистам на фоне моей судейской кафедры.
Я не стала дожидаться завершения этой фотосессии – повысила голос и навела порядок в зале суда.
Прихлынувшие волной журналисты отступили, а довольные Кобылкины присоединились к своему юристу, который держал для них целый ряд. Юной Изабель в пышном платье понадобилось сразу три места, чтобы аккуратно разложить многослойные шуршащие юбки.
Наконец уважаемое семейство уселось. Я набрала в грудь воздуха, готовясь привычно выговорить, что судебное заседание объявляется открытым, рассматривается дело номер такой-то по исковому заявлению гражданки такой-то, а потом попросить уважаемых участников процесса передать суду списки участвующих в заседании представителей, – и снова не успела.
Слева, где в противовес осевшим справа Кобылкиным устроились Карапетяны, затрубили трубы, забренчали струнные, запел гортанный мужской голос.
Я возмущенно взглянула на Гамлета, но он только поднял повыше свой смартфон.
Под красивую и необычную этническую музыку из дальнего угла плавно выдвинулась таившаяся там восточная красавица.
Юная Карина Карапетян – поняла я. Кто бы еще явился в суд в ошеломительном наряде из виноградных лоз, листьев и ягод?
Журналистов снова снесло, они бросились снимать новую красавицу.
Я покосилась на Кобылкиных.
Юная Изабель закусила губу и скрестила руки на расшитом лифе шикарного платья, Роман Петрович играл желваками на скулах, Вероника Павловна, вскочив, потрясала в воздухе кулаками и шевелила губами – что-то говорила, но рокот струн и задушевный голос армянского певца ее полностью заглушали.
Недовольство Кобылкиных можно было понять: внезапное явление народу Карины заинтересовало публику куда больше, чем выход Изабель.
Отчасти сработал эффект неожиданности – удачно хоронясь за раскидистой монстерой в деревянной кадке, Карина в своем растительном наряде до последнего момента оставалась невидимой. Однако надо было признать и тот факт, что в высшей степени оригинальное одеяние мисс Карапетян смотрелось куда эффектнее, чем красивое, но банальное платье принцессы Кобылкиной.
Лозы каркаса поскрипывали, листья широкой юбки шуршали, виноградные грозди покачивались, влажно поблескивая, – Карина плыла. На сей раз, для разнообразия, не ко мне, а к своему краснодеревянному стульчику, выставленному в проход заботливой мамой Арминэ.
Кобылкина-старшая при виде этой необычной мебели совсем разволновалась и стала размахивать руками. Должно быть, требовала прекратить балаган.
Тут я с ней была абсолютно согласна, поэтому энергично застучала молотком.
Могла и не стараться – только усилила барабанную дробь в финале звучной армянской песни.
На последнем аккорде плодово-ягодная Карина аккуратно взгромоздилась на свой спецстульчик, одарила зал сияющей улыбкой и чинно сложила руки на коленях.
В наступившей тишине стало слышно, как Вероника Петровна Кобылкина громко кричит:
– Несправедливо! Неравные условия! Карапетян опять на особом положении!
– Она, значит, будет на видном месте сидеть, а наша Изочка, как все, на стуле?! – присоединился к супруге папа Кобылкин.
– Девочкам вообще нет необходимости присутствовать в зале суда! – сказала я, но меня никто не слушал.
– У нашей Карочки платье, она не может сидеть как все! – охотно включилась в перепалку мама Карапетян.
– У нашей Изочки тоже платье!
– Вай, это разве платье? Ширпотреб из свадебного салона!
– Где ширпотреб? У нас ширпотреб?! Да это платье Изочке известный модельер шил, оно стоит больше, чем весь ваш виноградник!
– Э, что ты знаешь о виноградниках, женщина? В Армении шесть тысяч лет «дитя солнца» растят, вино делают, ты нас учить будешь?
– Вот и езжайте в свою Армению, в тамошних конкурсах участвуйте!
– Ти-ши-на в за-ле су-да! – Я яростно застучала молоточком.
Юрист Кобылкиных подскочил к Веронике Петровне, сунул ей в руки бумаги и стал то ли объяснять что-то, то ли увещевать. Кобылкина от его слов отмахнулась, но папку взяла и кинулась с ней ко мне:
– Прошу приобщить к делу! Это справка из Московского музея моды, она подтверждает, что экоплатье Изабель Кобылкиной является уникальным произведением искусства и экспонируется на временной выставке «Кутюр-натур», только поэтому наша Изочка не могла прийти в нем! А платье-то какое, только взгляните, вот фотографии, это же шедевр, а не ходячий виноградный куст! – Она щедро рассыпала передо мной снимки, уронив часть из них на пол.
– Подождите, гражданка Кобылкина, не спешите. Я ничего не могу приобщить, потому что еще даже судебное заседание не открыла! – напомнила я.
– Как – не открыли?
Вероника Павловна замолчала, стрельнула взглядом в своего юриста и вдруг пугающе шумно задышала, схватилась за сердце и медленно осела на пол, прямо на рассыпавшиеся по нему фотографии.
– Довели! – с места закричал Роман Петрович, почему-то не спеша на помощь супруге. – У Верочки сердце! Она умирает!
К умирающей Верочке подбежали мужчина и женщина в голубых медицинских костюмах с вышитым на нагрудных кармашках логотипом частной клиники – медики предусмотрительно вызванной «Скорой».
– Перенесите… заседание… – неожиданно сильным для умирающей голосом выдохнула сердечница Кобылкина.
Я посмотрела на медиков.
– Мы ее забираем, – сказал мужчина и скомандовал в свой мобильный: – Петя, давай сюда носилки.
Я поглядела на секретаря суда. Он беспомощно развел руками.
Мы поняли друг друга без слов.
Как говорят следователи, исправно загружающие нас, судейских, работой, «нет тела – нет дела». В нашем случае: нет истца – нет заседания.
Я сверилась со своим расписанием и, не мелочась, перенесла заседание суда.
Авось за это время Кобылкина оклемается, а растительный наряд Карины Карапетян увянет, засохнет, облетит и впредь не будет яблоком раздора в зале суда.
– Что-о? Ты предлагаешь мне идти на съемку в этом?!
Сенька с ужасом и отвращением взглянул на приготовленную Наткой одежду – темные школьные брюки и простую белую рубашку.
