– Но на трибуну все-таки можно взять сумку-мешок болельщика, а она вместительная, туда все профессиональное барахло гримера или парикмахера можно запихнуть, – напомнил Говоров.
– Эй, эй, фанаты! Успокойтесь, вы забыли, что у нас нет таких правил на сорока страницах для Таганского суда, – вмешалась Машка, остановив спор знатоков. – Мы, конечно, можем составить такой документ в специальном расчете на Карапетянов и Кобылкиных, но кто ж его утвердит? Плевакин?
– Это вряд ли, – признала я с сожалением. – Прознай журналисты об этих специальных правилах, будет шумиха, а наш Анатолий Эммануилович очень осторожен и не станет так подставляться.
– Тем более что он, наверное, все локти искусал, когда увидел, какие последствия возымела его невинная резолюция на заявлении Кобылкиной, – напомнил Дима.
– Да, шеф ничего не подпишет и вообще постарается максимально дистанцироваться, – согласилась Машка. – Что же делать?
– Как-то воздействовать на самих Карапетянов и Кобылкиных.
– Как? Эти люди отчаянно соревнуются между собой, каждое семейство непременно должно доказать, что его девочка – самая-самая.
– Да, но кому они это доказывают? – Говоров хитро прищурился.
– Всему просвещенному человечеству, – проворчала Машка.
– Это вообще, а в конкретном случае?
– Судье, конечно! Решение-то зависит от судьи!
– Во-от, значит, надо им объяснить, что судье вся эта возня с нарядами, прическами, гримом и сценическими эффектами вовсе не нравится! Недовольна всем этим судья Кузнецова!
– А вызывать недовольство судьи им невыгодно! – сообразила Машка. – А ну, как она, недовольная, вынесет решение не в их пользу!
– Я так не сделаю! Я буду следовать закону!
– Мы-то в этом нисколько не сомневаемся, – заверил Дима. – Но Карапетяны и Кобылкины не в курсе вашей похвальной принципиальности…
– А значит, этот план может сработать! – резюмировал Говоров и торжествующе улыбнулся.
– Подозрительный какой-то план, не очень этичный, по-моему, – засомневалась я.
– Нормальный план, это я тебе как прокурор говорю! При правильной реализации, конечно. Ты же не будешь им прямо говорить: «Уважаемые Кобылкины/Карапетяны, если вы снова устроите в суде балаган с гримерными-костюмерными и сюрпризными дефиле, я разозлюсь и засужу вас так, что мало не покажется!
– А что я им буду говорить?
– Ничего! – сказала как отрезала Машка. – Ты им вообще ничего говорить не будешь. Ты судья, ты выше этого.
– Я скажу, – вмешался Дима. – Позвоню и Кобылкиным, и Карапетянам. Очень вежливо попрошу их обойтись без помощи гримеров-костюмеров и непрофильного использования помещений и территорий.
– Так они тебя и послушались! – фыркнул Говоров.
– А я объясню, что вышеупомянутые действия будут считаться нарушением порядка, за соблюдение которого отвечает Елена Владимировна, и ее в таком случае ждут неприятности. Они неглупые люди, все поймут и не станут нарываться.
– Даже не знаю… – Я продолжала сомневаться.
Но ничего лучшего мы не придумали, поэтому решили, что Дима завтра же осуществит соответствующую дипломатическую миссию.
Потом Машка и Дима из видеоконференции вышли, а мы с Никитой немного задержались и, кажется, пофлиртовали. Я не уверена – у меня нет никакого опыта заигрывания по интернету. Но Говоров расстегнул воротник сорочки, заговорил нежно и вкрадчиво, предложил выпить по рюмочке за успех предстоящего предприятия и как-то слишком горячо похвалил мой наряд, состоящий из обычной белой футболки и застиранных джинсов. При этом джинсы ему были вообще не видны, и он попросил меня показаться в полный рост. Я почувствовала какой-то подвох, смутилась, но тут, на мое счастье, в кухню явилась Сашка и прервала назревающий интим.
– Здорово, Кит! – гаркнула она, наклонившись и заглянув в мой ноут, и Говоров поспешно застегнул рубашку. – У вас тут что, свиданка в «зуме»? А групповушка уже закончилась?
– Что ты мелешь? Это была не групповушка, а деловое совещание коллег! – вознегодовала я.
– Ой, да мне-то что, хоть форум в Давосе, не буду мешать, я только водички попить…
Она налила себе воды и сразу же удалилась, на ходу шумно отхлебывая из стакана, но все-таки помешала. Говоров не стал повторно расстегивать воротничок, мы скомканно попрощались и разбежались из «зума», как подростки из подъезда. Неудовлетворенные, смущенные и с разгоревшимися щеками.
Как все-таки сложно строить прочные личные отношения… Похоже, никогда я этому не научусь.
В дверь позвонили в десятом часу – поздновато для светского визита, да мы и не ждали никого, поэтому я встревожилась.
На пороге, поглядывая через плечо, стояла Натка. Одну руку она так и забыла на кнопке звонка, а другой совершала энергичное вращательное движение, подгоняя кого-то, топающего по лестнице. Судя по тяжкой медлительности поступи, к нам пожаловал сам Каменный гость.
– Натка?
Сестра отвернулась от Каменного гостя, еще не появившегося из-за поворота лестницы, увидела меня, заметила наконец, что ей уже открыли, и шагнула в проем:
– Мы ненадолго, все в порядке, нам просто нужна публика.
– Бублики? – не расслышала я.
– Бублики? – донеслось из-за поворота. – Надеюсь, с маком?
Поступь перестала быть тяжкой, заметно ускорилась, и вскоре появился Сенька. Увидев меня, он согнул спину, свесил руки и снова зашаркал, косолапя и кряхтя, как старый дед.
– Мы были на примерке, а ты же знаешь, мужчины этого совершенно не выносят, даже маленькие, – разматывая шарф и пристраивая на вешалку пальто, объяснила Натка.
– Я не маленький! – обиженно возразил Сенька, вползая в прихожую. – И я очень выносливый. Но даже мои возможности имеют предел.
– Он наступил на восьмой паре туфель, – добавила Натка и сама с явным удовольствием разулась.
– Ты примерил восемь пар туфель? – Я сочла правильным посочувствовать племяннику.
Хаживала я на шопинг с сестрицей, знаю, как это изматывает.
– И не просто примерил! – Сенька стянул ботинки и побрел к дивану, косолапя и подволакивая ноги. – Я в них стоял, ходил, поднимался на носочки, крутился на пятках, топал и прыгал.
Вытянутыми руками он нащупал диван, кособоко завалился на него, финально простонал и замер, не то уже изображая глубокий обморок, не то ожидая аплодисментов.
Я посмотрела на Натку. Та не стала бить в ладоши, а подошла к обморочному, сунула ему под ноги диванную подушку и сказала:
– Полежи так полчасика, ноги отдохнут, и поедем домой.
Обморочный слабым стоном выразил согласие с озвученной программой.
– Можно еще что-нибудь холодное к ногам приложить, – посоветовала, выглянув из своей комнаты, Сашка.