Люся и Муся, командующие парадом, ничего не имели против сонных моделей, клюющих носами, просили только не зевать и не потягиваться перед объективом.
Гримировать и причесывать нас не стали – только прошлись по лицам пуховками и по волосам щетками, облачили в коллекционные наряды и рассадили-разложили по креслам и диванам.
Мне досталось вполне симпатичное одеяние вроде серо-голубой шелковой рясы с капюшоном, Натке – что-то палево-розовое, многослойное, похожее на длинное платье с пелериной. Машку нарядили в подобие белоснежного кимоно, а Тимару Тимофеевну – в шаровары и тунику цвета чайной розы. На Сашке было тонкое хлопковое пончо, под ним – асимметричная юбка, все бежевое, на маленькой Даше – светло-желтое платье-конус, на мальчиках – укороченные просторные штаны и разлетайки из отбеленного холста.
В буйной зелени зимнего сада мы смотрелись весьма пасторально – не хватало только тонкорунных овечек и белых кроликов. За последних единолично выступил толстый полосатый кот, который пришел к нам сам и принял участие в съемке по собственной инициативе.
Я наконец поняла, ради чего съемку назначили на столь ранний час: Люся и Муся хотели поймать волшебный розово-золотой утренний свет, который пронизывал стеклянный куб зимнего сада, превращая всю сцену в нечто совершенно чудесное. Думаю, даже если бы нас одели в пресловутые мешки с прорезями, это картинку не испортило бы.
Сашка оказалась права: тяжко трудиться никому не пришлось – разве что фотографу.
Маруся, наш режиссер, сразу сказала:
– Отдыхайте, общайтесь, разговаривайте или молчите – как хотите, ведите себя естественно, – и все расслабились, даже не успев напрячься.
Мы, модели, удобно разместились на мягких поверхностях и время от времени менялись местами, чтобы фотограф мог снять нас в разных ракурсах и комбинациях.
Я сначала посидела за чайным столиком с Машкой, потом на диване с Наткой, потом сама по себе в шезлонге. В шезлонге было лучше всего – я притворялась, будто с закрытыми глазами наслаждаюсь, подставив физиономию солнечным лучам, а на самом деле сладко дремала.
С Наткой мы обсудили следующие выходные – решили предложить нашим мужчинам съездить всем табором в деревню, погулять в заснеженном лесу и попариться в баньке.
С Машкой поговорили о предстоящем суде по иску Кобылкиной – с темой спорного конкурса красоты проассоциировался наш собственный дебют в модельном бизнесе.
Потом моя подруга пересела на козетку к Тамаре Тимофеевне и, видимо, собеседницу сменила, а тему – нет, потому что чуть позже, когда в результате ротации мы с профессором Плевакиной сошлись на диване, она продолжила тот самый разговор.
– Я в курсе твоей маленькой рабочей проблемы, Леночка, – похлопав меня по руке, сказала прекрасная дама в наряде цвета чайной розы.
Я кивнула. Не было сомнений, что супруга Анатолия Эммануиловича в курсе всех моих рабочих проблем, и маленьких, и больших.
– И я знаю, что нужно делать, – продолжила моя собеседница. – Боюсь, одним звонком твоего чудесного помощника этим милым людям не обойтись, лучше сыграть на другом.
– Вы про Кобылкиных и иже с ними? – Я заинтересованно открыла глаза, потому что дотоле лениво слушала и благостно дремала.
– Про них, прекрасных, – подтвердила Тамара Тимофеевна.
У нее все люди чудесные, прекрасные и милые. Поразительно благодушное восприятие человечества, я бы сказала. Наверное, надо быть опытным психологом, чтобы видеть во всех нас что-то хорошее. Или просто святым.
– Не буду грузить тебя тонкостями психологического анализа, максимально упрощу для пущей понятности. – Профессор Плевакина, конечно, заметила, что я с трудом преодолеваю дремоту. – Эти милые люди, родители девочек, не просто борются за твою симпатию, они отчаянно конкурируют между собой. Ни те ни другие не уступают пальму первенства. А сравнивают при этом внешнее, показное. У одной девочки платье – и другой оно нужно, да понаряднее, у одной особый стульчик – и другой дайте такой, да повыше.
– Попугайничают, – кивнула я.
– Однотипно действуют. И если одна враждующая сторона решит, что наряжаться и прихорашиваться в помещениях Таганского суда совсем не круто, то и вторая, уверяю тебя, не станет этого делать.
– Было бы здорово. – Я оживилась. – Вот только с чего бы они так решили? Что это не круто?
– С подачи СМИ, например. – Профессор заметила, что мое лицо скривилось, и понимающе усмехнулась. – Ну, или какого-нибудь инфлюенсера.
– Где ж его взять, такого понимающего инфлюенсера…
– Леночка, ты недооцениваешь возможности своего клана.
– А у меня есть клан? – удивилась я.
– А у него – возможности, – подтвердила Тимара Тимофеевна.
Тут девочка-режиссер попросила нас совершить рокировку, а затем и вовсе пересесть с дивана. Я была перемещена к живописной группе детей, устроившихся на циновках с лото и котом, а профессора Плевакину добавили третьей к Машке и Натке за чайным столиком.
Я отвлеклась на роскошного толстого котяру, и состоявшийся разговор с Тамарой Тимофеевной вылетел у меня из головы.
Однако профессор успела поговорить об этом кое с кем еще, о чем я узнала через несколько дней.
Смех я услышала еще за дверью, в коридоре.
Хохотали в моем кабинете, да так сочно и радостно, что я позавидовала.
Говорят, что смех продлевает жизнь. Если так, то прямо сейчас в моем кабинете кто-то уверенно выдвинулся в долгожители.
А как же я?
– Я тоже хочу! – толкнув дверь, сказала я вместо «здрасте».
– Американо? – от кофемашины мне приветливо улыбнулся Дима.
Хохотал не он, а Машка и Костя Таганцев.
Они сидели бок о бок на стульях для посетителей, сдвинув головы и глядя на экран смартфона. Судя по розовенькому чехлу, гаджет был Машкин. У Таганцева, я знаю, мобильник упакован в ударопрочную скорлупку с изображением российского флага. Он патриот, наш Таганцев.
– Американо. – Я (не патриотка в выборе утреннего напитка) протянула руку, и помощник вручил мне горячую чашку – между прочим, мою любимую, с миленьким косоглазым хомячком, туго набившим защечные мешочки.
Он, можно сказать, мой недосягаемый идеал – тот хомячок. Гладкий, сытый, всегда с припасами…
– Ты бы хоть разделась, – тоже опустив приветствие, сказала Машка. – Гардероб вроде нынче не оккупированная территория?
– И вообще – театр начинается с вешалки! – многозначительно изрек Таганцев, и они снова радостно захохотали.
– Что тут происходит? – Я поставила чашку и сбросила на руки Диме пальто в комплекте с вопросом. – Чем вызваны эта бескорыстная радость и этот ранний визит?
– Я просто мимо шел, дай, думаю, загляну, – выдал свой обычный ответ Таганцев.
