– Тогда я непременно жду вас нынче в восемь пополудни, – подытожила моя собеседница. – Звонить не надо, дверь будет открыта, извольте пожаловать без церемоний.
– Не премину, – брякнула я. – Прибуду. Всенепременно…
Свойственная Аде Егоровне манера речи оказалась заразительна.
У дверей суда я столкнулась с подругой Машкой. Вернее, это она с кем-то там столкнулась, спеша протиснуться в дверь, а потом задела меня. А еще зацепилась хлястиком пальто за массивную дверную ручку, отчего и не могла продолжить движение.
– Разрешите помочь. – Я отцепила ее от ручки и придержала дверь. – Прошу вас, мадам!
– Как изысканно, – буркнула Машка, забыв поздороваться. – А этот протопал без извинений. Ж-животное…
– Какое? – зачем-то уточнила я.
Обычно обиженные женщины говорят, что мужики – козлы, но Машка не опустилась до банальности.
– На букву «М», – сказала она.
– Мангуст?
Мы обе остановились.
– Почему – мангуст? Мне бы и в голову не пришло… Животное на букву «М» – это медведь. И я как раз Медведева имею в виду, это он меня толкнул. – Сердито сопя, подруга огляделась, но своего обидчика не увидела.
Наш коллега судья Медведев успел пройти к себе – у него кабинет на втором этаже. Рядом с Машкиным, к слову говоря.
Я подумала, что подруга как-нибудь обязательно отомстит грубияну-соседу. Не преминет, так сказать. Соблаговолит, нет сомнений.
Машка, видно, подумала о том же и заспешила к лестнице. Я пошла к себе, на ходу выбрасывая из головы избыточно изящные для повседневного применения речевые обороты.
Благородная старушка Ада Егоровна, как модно сейчас говорить, сделала мое утро. Однако выдержать в том же стиле целый рабочий день не представлялось возможным: увы, судейский язык шершав и скучен, как шинельное сукно.
– Доброе утро, Елена Владимировна!
Мой помощник Дима уже был на месте. Как всегда, хорош, пригож, свеж и вежлив.
При моем появлении он поднялся и вышел из-за стола, чтобы взять у меня пальто.
– Доброе, Дима. Или не очень? – Я энергично вытряхнулась из верхней одежды и вопросительно поглядела на стопку папок на столе.
– Только что звонили от Анатолия Эммануиловича, вам нужно срочно к нему зайти. – Помощник выдал информацию, предоставив мне самой ее оценивать.
– Ой-ой, – оробела я.
Срочный вызов на ковер к начальству – не лучшее начало дня.
Вообще-то наш председатель суда Анатолий Эммануилович Плевакин – хороший мужик, но руководитель он строгий и подчиненных своих не балует. Маловероятно, что шеф позвал меня, чтобы угостить конфетками к утреннему кофе.
Хотя конфетку мне предложила Галочка, новая секретарша Плевакина.
– Доброе утро, Елена Владимировна. Чай, кофе, конфетку, печенье?
– А натощак я новые ЦУ не проглочу? – Я покосилась на приоткрытую дверь в логово шефа.
Галочка неопределенно повела точеными плечами.
– Еленочка Владимировна, зайди! – позвал меня Плевакин из своей берлоги. – А? Гляди! Нравится?
Шеф еще не устроился в своем массивном кресле, а стоял у длинного, как подиум, стола для совещаний, разглядывая картину в раме.
Картина была абстрактная: в центре большое ярко-желтое пятно, вокруг него много разных цветных клякс, точек, черточек и кривулек. Явно чей-то подарок – сам Анатолий Эммануилович такое не выбрал бы, у него вкус классический, даже консервативный. Он бы мишек в сосновом лесу повесил или Айвазовского.
– Весьма экспрессивно, – осторожно похвалила я.
– Понять бы еще, что это. – Плевакин повернул картину, которую держал горизонтально, на девяносто градусов, опять посмотрел, положил голову на одно плечо и перекинул ее на другое. – Как думаешь?
– Постапокалиптический натюрморт? – предположила я. – «Генетически модифицированный одуванчик-мутант на фоне ядерного взрыва»?
Анатолий Эммануилович хмыкнул и сунул картину мне в руки:
– На, у себя повесишь.
– Дома? – испугалась я.
Постоянное созерцание термоядерного одуванчика могло разрушить и более крепкую нервную систему, чем моя.
– Еще чего – дома, в кабинете у себя повесишь, это выносить нельзя, тут уже инвентарный номер имеется!
Избавившись от пугающей картины, шеф прошел за стол, устроился на своем троне и погрозил мне пальцем:
– А ну-ка, сделай лицо повеселее. Я знаю, о чем ты думаешь: боишься, что сейчас тебе прилетит какое-нибудь заковыристое дело.
– А оно не прилетит? – Я чуточку обнадежилась.
– Прилетит, – не стал запираться шеф. – Но тебе понравится. Ты же у нас главный специалист по красоте…
– Что, опять?! – Я взвыла, как волк из мультфильма.
– А ты как думала? Красота – это вечная тема. – Плевакин был традиционно чужд сочувствия и жалости. – Тут, впрочем, речь о начинающих красавицах, так что большого размаха не жди, резонансным это дельце вряд ли станет, хотя потенциал у него есть, есть… И персоны интересные завязаны…
– Давайте уже сюда вашу папку, что вы перебрасываете ее из одной руки в другую, будто ждете, что я стану подпрыгивать и отнимать у вас это самое дельце, – невежливо потребовала я, понимая, что отбиться от сюрприза не получится.
– Вот! Молодец! Хватай быка за рога, а кота за хвост! – Шеф щедро одарил меня скудной похвалой, сомнительной мудростью и подозрительным дельцем в картонной папочке с завязками.
С папкой в одной руке, картиной в другой и тенью тревоги на лице я вернулась в свой кабинет.
– Что это? – спросил Дима.
– Очередная проблема. – Я шлепнула на стол папку.
– И некоторая компенсация за нее? – Помощник кивнул на картину.
– Что, это? Нет, не компенсация, а вторая проблема. – Я развернула к нему полотно. – Нам велено повесить у себя. Придумай, где именно. Сразу предупреждаю: я не хочу это видеть!
– Тогда над кофемашиной, – решил Дима и тут же пошел прикладывать раму к стене. – Будет отбивать нам избыточный аппетит…
– Хорошая мысль, – ущипнув себя за бочок, согласилась я и отправилась за свой стол, не забыв прихватить сюрпризное дельце в папке.
Через несколько минут я сидела и нервно хихикала.
– Елена Владимировна? – позвал из своего предбанника помощник, обеспокоенный моим странным поведением. – Все в порядке? Вы там смеетесь или плачете?
– Когда это у нас все было в порядке? Смеюсь я, смеюсь. Наш Анатолий Эммануилович – неиссякаемый источник радости, веселья и дурацкой работы. Возьми, посмотри, какую ерунду нам подкинул.
– А что там? – Дима встал из-за стола и заглянул ко мне.
