Почему Ан все время о нем спрашивает? Лейе ничем не показал, что они состоят в близких или хотя бы дружеских отношениях. Скрывая свое раздражение, я провожу ногой по земле и стираю карту.
– У него свои планы, – отвечаю уклончиво.
Наконец она кивает. Я разыгрываю целое представление по поиску лавки городского ростовщика. Ан не идет за мной внутрь. Надежно спрятав ее перстень в мешочке в складках своего халата, я выхожу обратно, подбрасывая на ладони кошель с деньгами так, чтобы монеты внутри позвякивали.
Что-то мелькает на лице Ан, когда она смотрит на меня. Что-то, заставляющее меня пожалеть, что затеял эту хитрость.
В следующие несколько дней я задаю стремительный темп, стараясь оставить как можно большее расстояние между нами и столицей. В дороге мы почти не разговариваем, поскольку оба слишком устали и слишком настороженно относимся друг к другу, чтобы вести беседы. Иногда я ловлю на себе пристальный взгляд Ан. Люди часто так делают из-за моих шрамов и повязки на глазу, когда любопытство побеждает вежливость.
Однако ее внимание другое. От него не так неуютно, как от прочих. Возможно, дело в привычке Ан к тому, что люди пялятся на ее собственный шрам.
Три ночи подряд она будит меня, всхлипывая во сне и снова и снова повторяя один и тот же вопрос: «Кто ты?» Всякий раз я порываюсь подойти к девушке, растормошить, выдернуть из дурного сна. И всякий раз не двигаюсь с места, просто наблюдая за тем, как она снова засыпает.
На четвертую ночь я вскакиваю с кинжалом в одной руке и пламенем на пальцах другой. Бесформенная темная фигура рядом со мной шипит, и я направляю огонь на небольшую кучку растопки на земле.
Костер освещает испуганное лицо Ан.
– Что за… я мог поранить тебя, – раздосадовано восклицаю я.
Она плотнее закутывается в шаль и отступает от меня.
– Я проголодалась. Не хотела тебя будить.
Я хватаю мешок с провизией и бросаю ей. Выкатывается яблоко. Ан тут же поднимает его и радостно трет о рукав.
– Это всего лишь яблоко. Почему бы тебе не поесть мяса, если ты так голодна? – интересуюсь я.
– Из-за этой дурацкой пустыни свежие фрукты в Шамо достать было трудно. Да и родилась я не во дворце и помню, каково это – ничего не иметь.
При виде Ан, держащей яблоко, словно ребенок заветную сладость, у меня в груди просыпается воспоминание о собственном юном «я». Она медленно ест фрукт, смакуя каждый сочный кусочек, методично сгрызая до самой сердцевины.
Девушка больше не заплетает косы, как в первый раз, когда я ее увидел, и не носит сложных причесок, делать которые, полагаю, ей предписывалось дворцовым этикетом. Вместо этого завязывает волосы в простой высокий хвост, оставив обрамлять овальное лицо две свободные пряди по бокам. В розоватом свете костра шрам на ее щеке утрачивает свою резкость. Выпуклая серебристо-белая отметина напоминает о моих собственных рубцах, хотя некоторые из них легче скрыть. Интересно, как она получила свой и такая ли неприятная причина за этим кроется, как у меня?
Я не собираюсь дружить с Похитительницей Жизни. Что бы ни говорила Линьси, я не доверяю Ан. Тем не менее решаю вести себя с ней немного дружелюбнее и завоевать ее доверие.
– Расскажи о себе, – прошу я, как мне кажется, ободряющим тоном.
Ан морщит нос.
– Зачем?
Я борюсь с желанием нахмуриться.
– Затем, что мы путешествуем вместе уже неделю, а я ничего о тебе не знаю. Кажется, это вполне объяснимый интерес.
– Я люблю яблоки. – Она откусывает еще кусочек и громко жует. Наверное, нарочно пытается меня разозлить.
– А что еще тебе нравится?
– Фрукты.
Это будет сложнее, чем я думал. Стены между нами высоки, и я должен сначала найти трещины в ее.
– Как насчет лунных пряников
[13]? – наугад ляпаю я.
– А что насчет них?
– Когда мы с сестрой были детьми, уговорили родителей купить нам на праздник Середины осени несколько коробок любимых лунных пряников, приготовленных с добавлением двухжелтковых яиц и пасты из семян лотоса. Тянучих, а не рассыпчатых. Мы спонтанно устроили соревнование по их скоростному поеданию и принялись уплетать за обе щеки. Потом сестру вырвало в пруд с карпами кои, да и самому мне два дня было препаршиво. Но рыба не пострадала.
Ан издает короткий смешок, но тут же снова хмурит брови.
– Какая трата еды!
– Мы же были детьми и не смогли придумать ничего лучше.
– Тогда вашим родителям следовало остановить вас. Ты видел, как живет мой народ за пределами столицы? Большинство из нас едва сводит концы с концами.
«Твой народ и мой тоже». Я переламываю ветку надвое и бросаю в огонь.
Ан доедает яблоко и вдавливает сердцевину в песчаную почву, а затем, направив пальцы в землю, выдыхает. Появляется крошечное углубление в форме полумесяца и превращается в медленно расширяющийся круг. Который внезапно перестает расти, заставляя девушку разочарованно охнуть. Однако она тут же возобновляет попытку. Крутит пальцем, и смешанная с песком почва взлетает в воздух. А я считал, что ее второе умение – обращение с водой. Хотя вполне логично, что Похитительница Жизни способна контролировать более одного природного элемента.
Я напрягаюсь, глядя, как почва и песок спиралью закручиваются над ее ладонью. Не свожу глаз с воронки. Ан протягивает руку, показывая мне свою миниатюрную песчаную бурю.
Наблюдая за кружением песка вокруг ее пальцев, я вижу перед своим мысленным взором вереницу образов. И слышу крики. Их крики.
– Что случилось? – спрашивает Ан, заметив мое смущение. Она опускает ладонь, и миниатюрная песчаная буря падает на землю.
«Возьми себя в руки, Алтан. Дыши. Дыши».
Я шумно выдыхаю.
– Ничего не случилось. Я в порядке, – выдавливаю я.
Она больше не задает вопросов, лишь крепко обхватывает колени.
– Ты хотел, чтобы я рассказала о себе, но не уверена, что ты готов услышать мой рассказ.
– Мне уже известно, что ты Похитительница Жизни. Куда уж хуже?
– Похитительница Жизни! – театрально восклицает Ан, яростно размахивая руками. – Какое ужасное имя. – Она корчит смешную гримасу, и напряжение рассеивается.
Я расслабляю сведенные мышцы плеч.
– Оно и правда ужасно.
– Ты ведь меня не боишься? – почти застенчиво интересуется она.
– Дрожу от страха, – отвечаю я.
Она одаривает меня нарочито злобным взглядом.
– Да, я довольно страшная.
