Глава 30
АН
– Гонец, – бормочет Алтан.
Я осторожно высовываю голову из-за деревьев. И действительно, появляется одетая в оранжевое фигура верхом на лошади. Еще один священник. Спешившись, он идет к моему отцу, который, кажется, ждет его.
Мой отец.
У меня сжимается грудь. Рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Но не сегодня. Вздрагиваю, ощущая, как от укола черной вины скручивается нутро. Я сделала единственное, что удалось придумать, чтобы остановить Алтана от нападения на моего отца, – притворилась, что беспокоюсь о нем. Как поступит мой спутник, если узнает, что я солгала, чтобы защитить убийцу его матери?
«Это добром не кончится», – предупреждающе звучит в моей голове. После сегодняшнего откровения между нами ничто уже не будет прежним.
– Ты слышишь, что они говорят? – шепчу я, и по спине пробегают мурашки, когда вижу, как священник вручает моему отцу свернутый пергамент.
Алтан поднимает палец вверх, без слов веля мне оставаться на месте. Через несколько минут он возвращается с побледневшим лицом.
– Нам нужно вернуться в «Три топора». Немедленно.
Запах дыма ударяет в ноздри, едва мы въезжаем в западный квартал Хеши. В той стороне, где стояла таверна, поднимается пламя, в ночи кажущееся ярко-оранжевым и очень зловещим. Люди заполошно бегут прочь, преграждая нам путь. Мы слезаем с лошадей и бросаемся вперед.
У меня падает сердце, когда мы приближаемся к таверне. Верхний этаж охвачен пламенем. Жар невыносимый, и я начинаю кашлять от дыма. На некотором расстоянии от меня священник вскакивает на лошадь, держа на руках безвольную седовласую фигуру.
– Ама! – кричу я, бросаясь вперед.
Лошадь ржет и во весь опор скачет прочь, исчезая в ночи. Из моего горла вырывается мучительный стон, и я кидаюсь за всадником, но Алтан тянет меня назад. Я поворачиваюсь к нему, размахивая руками и почти царапая ногтями лицо.
– Зачем ты меня держишь? Отпусти немедленно!
– Неужели сама не догадалась? Священники ведь тебя ищут!
– Они схватили мою бабушку, – огрызаюсь я.
Во мне буквально бурлит энергия. Вскидываю руки, и Алтан тут же отшатывается.
Осколки брызжут во все стороны, сбивая с ног. Алтан подхватывает меня, когда я падаю, и увлекает за каменную стену.
Его губы шевелятся, но у меня кружится голова и звенит в ушах. Я не разбираю его слов. Что-то крича, он прижимает меня к стене.
– …Здесь! Не двигайся.
Я слишком дезориентирована, чтобы хоть что-то предпринять, поэтому киваю и тру уши, надеясь прогнать стоящий в них звон.
Мастер Сунь выпрыгивает из окна разрушенной таверны с мечом в руке. Его одежда обгорела, узел на макушке растрепался. Следом за ним в воздухе свистят кинжалы. За ним гонятся три священника. Он уклоняется от клинков и делает разворот в воздухе, чтобы избежать огня, который мечут в него преследователи. Взмахнув руками, мастер Сунь посылает в них струю камней. Священник падает на землю, но радоваться рано, потому что появляются новые фигуры в оранжевых балахонах.
Алтан поднимается, одной рукой сжимая саблю, а другой собираясь нанести магический удар. Он уже готов броситься в драку, как вдруг замирает, глядя на меня. На его лице отражается борьба самых разных эмоций. Наконец он убирает оружие в ножны и хватает меня за руку.
– Пошли!
Я собираюсь заупрямиться, остаться, чтобы помочь мастеру Сунь, но меня останавливает выражение лица Алтана. Это тупое оцепенение свидетельствует о том, что вместо своего наставника он решил спасти меня.
Хочется заверить Алтана, что он не должен так поступать, что моя жизнь ничего не стоит. Хочу крикнуть: «Вернись! Поверни назад!»
Но слова застревают у меня в горле, и я убегаю, словно трус.
Глава 31
АЛТАН
С первыми лучами солнца мы возвращаемся в город. В воздухе витает запах горелого дерева и дыма, а улицы пусты. В нежном утреннем свете столько разрушений выглядит странно. Двери и окна торговых лавок остаются закрытыми, а горожане слишком напуганы, чтобы рискнуть выйти. Я понятия не имею, ушли священники или еще вернутся.
В данный момент это не имеет значения.
Таверна разрушена, а уцелевшая часть фасада обуглена. Остов здания напоминает скелет лачуги. Повсюду груды раскрошенного камня и обломков дерева вперемешку с землей. Среди валяющихся на земле тел нет ни одного знакомого лица. В моей душе вспыхивает надежда, манящая, будто мираж.
Рядом со мной раздается вздох.
Ан указывает пальцем, и я, проследив взглядом, замечаю среди темно-серых обломков клочок зеленой ткани.
Отчаянно карабкаясь, я пробираюсь сквозь завалы, отодвигая в сторону разбитые глиняные горшки и миски, каркас некогда целой кровати, одноногий стул…
Я не готов к боли, вонзившейся сейчас мне в живот.
Мое сердце хочет верить, что с Шифу все в порядке, но рассудок понимает обратное. Я не вижу раны, и от этого становится бесконечно хуже. Его лицо безжизненно, губы обескровлены, а взгляд приоткрытых глаз устремляется на меня. Шифу берет меня за руку.
Я до глубины души поражаюсь тому, насколько слаба его хватка.
– Мне… очень жаль, мой мальчик, – прерывисто шепчет он. Я отрицательно качаю головой, будучи не в состоянии ни говорить, ни даже дышать. – Ты должен найти способ жить… обрести покой. – Шифу с трудом сглатывает. – Я знаю, что так и будет.
Я открываю рот, но понимаю, что нужно сказать слишком много. И слишком мало одновременно.
Рукопожатие наставника на мгновение усиливается.
А потом становится уже слишком поздно, и я ничего больше не чувствую.
Мне было шесть лет, когда я впервые встретил Сунь Тай Му.
Я пробрался в тронный зал и надежно спрятался среди стропил. Ежедневные встречи отца с бесконечным потоком министров нисколько меня не интересовали, поскольку я не понимал их разговоров о политике.
Я просто-напросто прятался от сестры.
Мы играли в прятки, но по своим правилам. Чтобы было интереснее, скрываться надлежало в северном крыле, где находились покои императора, а не в восточном, где жили мы сами. Более того, сестра решила, что проигравший должен отдать свое самое ценное имущество.
Из живности.
Несколько месяцев назад монахи подарили нам пару щенков пекинеса. Этих умных маленьких существ традиционно преподносят в качестве домашних животных только принцам, но моя сестра была не из тех, кому можно отказать. Зная, насколько я дорожу своим щенком, она поставила на кон своего собственного, не дав никаких пояснений касательно того, какой будет судьба питомца проигравшего. Но даже своим юным умишком я понимал, какими могут быть негласные последствия проигрыша.
