Осознавал я и то, как работает мозг моей сестры-близнеца.
Старик, одетый в бледно-зеленое ханьфу, разговаривал с отцом. Его седые волосы были собраны в пучок и скреплены палочкой из слоновой кости. Он стоял, расправив плечи, и казался очень высоким. Мне он был незнаком, а с отцом беседовал, как со старинным другом. Говорили они тихо, поэтому я не разобрал ни слова. Однако даже с высоты стропил я чувствовал отцовскую любовь к этому человеку.
В середине разговора старик поднял взгляд. Всего на мгновение, но я сразу понял, что разоблачен. Я не осмеливался пошевелиться, боясь насторожить отца, ведь нам не дозволялось находиться в тронном зале, когда у него были гости. Моя сестра все же ворвалась внутрь, устав много часов подряд искать меня. Отец тут же поднялся с трона, чтобы отослать ее, но старика, казалось, это происшествие позабавило. Наконец няня увела сестру, а старик снова посмотрел на меня и подмигнул.
Когда тронный зал опустел, я спустился вниз. И пусть выиграл в прятки, но не стал отнимать у сестры ее пекинеса. Отказался от наказания, которое она уготовила моему собственному щенку, если бы выиграла. Мы шумно поссорились в саду. Она назвала меня слабым. Сказала, что это урок, который я должен усвоить. Что принадлежность к королевской семье означает понять: выжить можно исключительно благодаря постоянной демонстрации силы.
Потом старик нашел меня сидящим у пруда с карпами кои и держащим кинжал, который мне дала сестра. Он все слышал.
– Ты не должен отнимать жизни только потому, что это в твоих силах, – сказал он, забирая у меня кинжал. – Прощение – это не слабость. Оно требует больше сил, чем ты думаешь, мой мальчик. Хоть ты не в состоянии изменить прошлое, каждым своим поступком способен преобразовать будущее.
В следующий раз я увидел этого старика в пустыне. Он стал моим спасательным кругом, моей единственной семьей.
«Хоть ты не в состоянии изменить прошлое, каждым своим поступком способен преобразовать будущее».
Первые обращенные ко мне слова Шифу эхом отдаются в ушах. Смутно сознавая, что моя спутница плетется за мной, я бреду дальше, сжимая его тело в объятиях. Не понимаю, куда иду, но мои ноги, кажется, знают дорогу.
По внутренним ощущениям, я шагаю целый день. Наконец меня встречает песчаная ширь – знакомое зрелище, которое я предпочел бы забыть. Символично, что именно пустыня станет тем местом, где я попрощаюсь с Шифу.
Я начинаю копать землю, стискивая зубы, потому что грубые песчинки царапают кожу. Когда возвращается ощущение, что меня похоронили заживо, я приказываю себе дышать, гоню прочь темные воспоминания и ночные кошмары. Отрицаю пустыню, которая отняла у меня так много.
Все, на чем я сосредотачиваюсь, – это Шифу и его последние слова. Даже на пороге смерти он выказал беспокойство обо мне. Я должен отдать ему последние почести. Мог бы воспользоваться магией, чтобы выкопать ему могилу, но предпочитаю делать это исключительно собственными руками. Мои страдания кажутся мне правильными.
Это единственное покаяние, которое я могу предложить.
Разум убеждает, что я не смог бы спасти его, не рискуя своей жизнью или жизнью Ан. Но мне тошно оттого, что я даже не попытался. Шифу хотел, чтобы я защитил Похитительницу Жизни. «Невзирая на жертвы», – сказал он. Я мог бы уверить себя, что исполнил его желание, но понимаю, что на самом деле сделал выбор.
Я выбрал ее.
Я предпочел месть, трон и собственное честолюбие человеку, который любил меня как сына. Доброму человеку. Хорошему человеку.
«Твой выбор будет оплачен кровью».
Так вот что имел в виду феникс? Стала ли жизнь Шифу жертвенной платой за мою неуязвимость? Горячие слезы катятся по щекам. Оно того не стоит. Не стоит. Присутствие наставника рядом я бы предпочел любым благам мира.
Только вот уже слишком поздно сожалеть.
Режу палец ножом и надавливаю на рану. Я не могу устроить Шифу достойные похороны. Ни под стать его положению величественного надгробия, чтобы отметить могилу. Ни выстроившихся вдоль улиц людских толп, чествующих его службу стране. Поэтому вывожу на каменной плитке старую поговорку кочевников: «Жизнь – всего лишь сон, а смерть – возвращение домой». Шероховатый камень расширяет порез, который начинает кровоточить сильнее, но боль приносит извращенное утешение.
Закончив, я заталкиваю часть плитки глубоко в песок, укрепляя ее камнями, а потом встаю и раскрываю любимый веер Шифу. Шелк местами порван, а кое-где запятнан кровью. Я дотрагиваюсь до маленькой печати, красным оттиснутой на одной из тонких бамбуковых планок, на которые натянута ткань в форме полукруга.
Сунь.
Несколько лет назад я подарил этот веер ему на день рождения, и с тех пор он никогда с ним не расставался. Я прячу его в складках своей одежды, наблюдая, как с руки капает кровь.
– Я не могу изменить прошлое, но изменю свое будущее, – шепчу я сам себе.
Заслышав шаги, напрягаю плечи. Это Ан. Во мне что-то вспыхивает – горячее и обжигающее, словно неукротимое пламя. Это та девушка, в которую я должен верить. Девушка, которая поможет мне вернуть трон. Эта девушка станет либо моим спасением, либо проклятием для всего мира.
– Мне жаль, – говорит она, – мне очень, очень жаль.
Ан протягивает руку и нежно касается моей ладони, потом обнимает меня.
И постепенно огонь во мне угасает.
Глава 32
АН
Мы мчим сквозь ночь на восток, подальше от обломков таверны. Я не видела среди мертвых ни мастера Ло, ни его семьи и уверяю себя, что им, скорее всего, удалось вовремя сбежать и что теперь они в безопасном месте. Остается только надеяться, что это правда.
На рассвете мы находим убежище в заброшенном монастыре, наполовину скрытом за порослью деревьев. Как только спешиваемся, Алтан, отрешенный и безучастный ко всему, забивается в угол двора. Горе способно принимать много разных обличий. Он пролил столько слез, сколько ему требовалось, и теперь пребывает в молчании.
Мне слишком больно находиться рядом с ним, поэтому я брожу по территории, не в силах прилечь отдохнуть, несмотря на усталость. Монахи, очевидно, давно покинули это место, и оно изрядно заросло корнями деревьев и лианами, будто природа стремится вернуть его обратно в свое лоно. Лиственные растения расползлись по стенам, обвились вокруг красновато-коричневых деревянных колонн. Все, что имело хоть какую-то ценность, либо было вывезено монахами, либо украдено мародерами. Соскоблили даже золотое покрытие, некогда украшавшее часть алтаря.
За пылью и копотью проглядывают выцветшие, поблекшие фрески, на которых запечатлены храмы, пагоды и великолепные дворцы; сцены сражений с ордами закованных в доспехи воинов на лошадях и огромными зверями, похожими на крылатых львов. А еще здесь присутствуют изображения небесных существ, одетых в некогда великолепные красные с золотом и слоновой костью одежды, ныне потускневшие. По небу, распустив хвост, кружит феникс. В нарисованном под деревнями и городами море плавают размытые змееподобные существа с одним или несколькими рогами. Это луны – драконы. Легендарные существа, которые, по преданиям, обитали в наших озерах и морях.
