– Что? – уточнил на всякий случай Горелов.
– Движ! Тут такой движ был, командир! Народ на улицах салюты запускал, песни орал. Ряженых толпа. Деды Морозы со Снегурочками ходили: и детей и взрослых поздравляли. Мы своему пацану тоже заказывали, так они уже поддатые зашли. Жена психовала, говорила, от них перегаром за версту. А я ей: отстань, программу отработали люди, заплати. А пацан даже и не понял, что они бухие были. Тут таких артистов много было.
– Понятно.
Горелов кивнул и повернулся к мужчине спиной, намереваясь позвонить в соседнюю квартиру. В прошлый раз ему там не открыли.
– Чую, они до последнего этажа пока добрались, нажрались конкретно. И не они одни, – проговорил мужчина без майки.
– Почему вы так думаете? – спросил Горелов скорее из вежливости.
Слушать про пьяных Деда Мороза и Снегурочку было не очень интересно. У него лично праздник не задался. Домой явился почти под бой курантов. Надюша встречать его не вышла, сидела за столом со скучным лицом. Напротив ее мать с новым ухажером, который уже успел прилично выпить и развлекал их рассказами о своих боевых заслугах в недалеком прошлом. Горелов поцеловал жену, поздоровался с гостями, пригубил шампанского, наскоро поел и через сорок минут ушел спать.
Таким был его праздник.
– Я не думаю, я видел, – хохотнул мужик и сделал шаг из квартиры, прикрывая за собой дверь. – После того как нашего пацана поздравили, прошло полчаса, может, чуть больше. Не помню, сколько времени он подарки разбирал. Ну я к своей пристал: налей, говорю. Дед Мороз со Снегурочкой бухают, а они на работе. Так и мне сам бог велел. Ну, она вискарика плеснула, я выпил и вышел на лестничную площадку покурить. Знаю, знаю, командир: нельзя сейчас. Но у нас тут все курящие. Никто не в обиде.
– Вы вышли покурить, и что?
Горелов выразительно глянул на часы. Он только на третьем этаже, а выше еще пятнадцать.
– Смотрю, по лестнице Дед Мороз со Снегуркой тащатся. Вниз, значит. Он еще ничего, на ногах стоит, а она никакая. Руки висят, как плети. Ноги по ступенькам – бамс-бамс. Я еще пошутил, говорю: ничего себе подмерзла.
– А он? – вежливо поинтересовался Горелов.
– А он ни слова. Глянул зло из бороды и дальше ее попер. Я еще в окно потом выглянул, когда подъездная дверь хлопнула. Думаю, как он ее по улице потащит? Волоком до стоянки или на санях? Шутка…
– И как же?
– А никак. Он не появился. Наверное, машина за углом стояла. Стоянка у нас забита была все праздники. Я сам восьмого января за углом ставил.
– А за углом – это где?
– Слева, там стоянка соседнего дома. Часто места бывают. Наверное, там наш дедушка и припарковался. Туда и внучку свою бухую оттащил. – Мужик мелко засмеялся, поводя рукой по волосатой груди. – Я домой вернулся, жене говорю: вот ты на наших бузила, а видела бы, какие сейчас по лестнице спускались!
– Так это не та пара была, которая вашего сына поздравляла? – нахмурился Горелов.
– Нет, другие.
– Как вы поняли?
– Да по костюмам. Наши были нарядные: красная шуба в пол у Деда Мороза, а у Снегурочки голубая одежда и корона. А эта – пьяная – в шапке белой с блестками, кафтан тоже белый, и варежки, и сапоги, а в них штаны черные заправлены. Я заметил, когда ноги ее болтались. Умереть – не встать!
Неожиданная мысль, посетившая Горелова именно в это мгновение, показалась несуразной. Он даже пробормотал едва слышно:
– Да ладно…
Но тут же попросил мужчину подробнее описать пьяную парочку и записал все под диктовку. Следом позвонил Надюше и предупредил, что будет не просто поздно, а очень поздно.
Над ним было еще пятнадцать этажей. Ему надо было пройти их все. И он совершенно точно знал теперь, о чем спрашивать…
Глава 13
Маша второй раз за праздники ставила пироги. Вернее, пыталась. У нее ничего не выходило. Первый раз она забыла про дрожжи, зато залила тесто горючими слезами по безвременно ушедшей непутевой Таньке.
– Зачем же ты так, Танюша?! Зачем так сделала?! – причитала шепотом Маша, вымешивая тесто. – Что тебя заставило?…
Причитала она, просто чтобы не реветь молча. Было привычнее и не так жутко. Ответы у нее рождались прежде, чем вопросы. Они были заготовлены заранее, еще при жизни Таньки.
– Ты с ума сошла! – ахнула Маша, когда непутевая подруга поделилась с ней своими планами. – Это… Это безумие, Таня! Это опасно!
– Ты, Машка, тля, – заявила тогда Таня, с удовольствием наблюдая, как Маша краснеет от обиды. – И участь твоя предрешена. Всю свою жизнь ты будешь тягать чужие куртки, состаришься тут и в один прекрасный момент помрешь под чьей-нибудь шубой. Хорошо, если какой-нибудь прыщавый Игорек возьмет тебя в жены, а то и нет. Останешься одна. Потому что ты тля!
– А ты кто?
Маша точно помнила, что сильно обиделась тогда на Таню, даже не разговаривала с ней пару дней. Вот как раз в эти дни все и произошло. Таня влезла туда, куда не следовало, и пропала. А потом выяснилось, что ее избивали, пытали, замучили до смерти и бросили голой на мороз.
– Как фашисты! – всхлипывала Мария Яковлевна, когда страшная весть просочилась в коллектив. – За что так-то?! Непутевая была, да, но зачем так-то?!
Маша с того дня, как опознала в погибшей девушке Таню, словно окаменела. Она не могла ни с кем говорить, смеяться, смотреть телевизор, только плакала и плакала без конца.
А еще она пыталась сделать пироги, которые у нее никак не хотели получаться. Может, потому, что предназначались Игорю? Он признался, что очень любит пирожки с начинкой, все равно какой – и что непременно женится на девушке, которая ему с ними угодит. А ей точно угождать ему не хотелось.
Нет, он, конечно, большой молодец. Не оставил ее одну в новогоднюю ночь после такого страшного потрясения. Повел к родителям, представил, как свою коллегу, которая пережила страшный стресс и никак не может оставаться одна дома. Пока.
Маша сидела за праздничным столом как памятник. Ничего не ела, не пила, не участвовала в разговоре. В половине третьего она попросила Игоря вызвать ей такси, наотрез отказавшись оставаться. И не потому, что случайно услышала, как бабка Игоря шипела в кухне: за детдомовскими глаз да глаз, и шкатулку с золотом снохе надо убрать подальше. На что та – мать Игоря – с хохотком призналась, что давно уже все прибрала.
Нет, не поэтому. Ей просто не понравилось в этой семье. На детдомовской кухне было уютнее и милее, хотя таких кулинарных изысков, конечно же, там никогда не подавали.
Игорь вызвал такси и сам поехал вместе с ней. Но все его попытки остаться у нее Маша пресекла мгновенно.
– Если хочешь, чтобы я с тобой общалась, прекрати, – уклонилась она от его губ, когда он полез целоваться. – Уезжай…
