Он уехал, но взялся через день к ней наведываться и просить пироги. Она была и рада и нет. С одной стороны, не одна – не так жутко. Танька взялась приходить к ней во сне почти каждую ночь, и не всегда в том виде, в котором пребывала при жизни.
С другой стороны, визиты Игоря имели намерения, и это Машу напрягало.
Вчера вечером она вызвала его на откровенный разговор и призналась, что слышала шипение бабки в новогоднюю ночь и ответ его матери тоже.
– А что ты хотела, Машка? – Игорь задрал брови под длинную челку. – У них уже сложился стереотип: все дети из детдома воры и преступники. Разве их разубедить? Я и не пытаюсь. Тем более подруга твоя вон что натворила!
– А что она натворила, Игорь?
Маша решила уточнить. Мало ли! Может, Танька при жизни что-то выболтала или завербовала его в сообщники, раз с ней самой не вышло. Почему не попробовать с Игорем?
– Так что она натворила, Игорь? – повторила она вопрос, сидя в кухне напротив него за кружкой какао.
– А я знаю! – возмутился он, мотнув головой, чтобы согнать с глаз челку.
– Тогда почему ты так сказал?
– Что? – Его глаза цвета прелой листвы изобразили недоумение.
– Она вон что натворила, – повторила Маша, исподлобья рассматривая охранника торгового центра. – Что именно?
– Маш, я не знаю, – ответил он вполне искренне. – Просто… Раз это с ней случилось, значит, она влезла не туда, куда надо. Или затеяла какую-то гадость и поплатилась за это. Разве ты ее не знала?
Маша отлично знала, на что была способна Таня. Более того, она знала, почему та погибла: Татьяна не все, но что-то рассказывала ей, но вдруг ей сделалось за нее обидно. И за всех детдомовских ребят и девчат со сложной судьбой, в которой они совсем не были виноваты. Так карты сложились.
Маше захотелось поупрямиться, и она принялась оспаривать репутацию Татьяны. Даже вспомнила давнюю историю, когда Таня помогла ей выбраться из грязного ручья с осклизлыми краями.
– Я никак не могла. Скользила и падала. Поднималась и снова падала, – вспоминала она со слезами. – А Таня протянула мне руку и вытащила.
О том, что именно Таня ее туда и столкнула, Маша не стала рассказывать, но Игорь о чем-то таком догадался и долго недоверчиво хмыкал. Потом, допив свой чай, начал прощаться, взяв с нее обещание попробовать все же приготовить пироги.
Пирогов не будет, поняла Маша, рассматривая комок серого теста, не увеличившегося за полтора часа в объеме ни на сколько. Она обернула его пищевой пленкой и отправила в ведро. Ушла с телефоном в комнату, забралась с ногами в угол кровати и набрала Игоря.
– Не приходи сегодня, не стоит, – проговорила Маша, забыв поздороваться.
– Почему? – сразу сник Игорек.
– Пирогов не будет. Не получилось тесто. И еще… – Она покусала губы. – Я хочу побыть одна.
– Не боишься привидений! – присвистнул Игорек. – Уже не боишься?
– Пока не знаю. До ночи еще далеко, – не стала врать Маша.
– А то смотри. Я могу и на ночь…
– Не можешь. Не можешь, Игорек, – оборвала она его на полуслове. – Все. Пока. Завтра на работе увидимся.
Игорек промямлил что-то о чудовищной людской неблагодарности, буркнул «пока» и отключился. Маша прикрыла глаза и просидела в полной тишине больше часа. Страх будто и был, но как-то сделался жиже. И Танькино обезображенное лицо больше не висело перед глазами. Даже захотелось выйти на улицу и прогуляться под снегом, засыпающим город вторые сутки.
Сползая с кровати, она случайно задела телефон, тот упал на пол и тут же зазвонил. Номер был подавлен. Она покосилась на старый будильник: половина восьмого вечера. Никто в мире не мог ей позвонить в это время, тем более с номера, который не определялся. Телефоны сотрудников полиции, с которыми ей пришлось общаться в последние дни, она вбила в телефонную память, чтобы они всегда были под рукой. И когда ей звонили, на дисплее появлялись фамилии, а не отвратительная надпись: «номер подавлен».
Звонки прекратились, но лишь для того, чтобы раздастся вновь. И снова, и снова. Ей не следовало отвечать, она это понимала. Нормальный человек не станет шифроваться. Но Маша все равно зачем-то взяла в руки телефон, провела по зеленой трубке кончиком пальца и хрипло произнесла:
– Я слушаю…
И тут же один из ее ночных кошмаров обрел реальность, зазвучав надломленным голосом ее покойной подруги Тани.
– Машка, я не виновата, – хрипела она в трубку. – Прости меня, Машка… Прости!..
Ее ноги вросли в пол, тело онемело. Перед глазами поплыла комната с накренившимся потолком и разъехавшимися в разные стороны стенами. Маша не могла пошевельнуться хотя бы для того, чтобы выключить телефон и прекратить эту безумную трансляцию с того света.
– Алло! Кто это?! – прошептала она, вместо того чтобы отключиться.
На мгновение посетила странная мысль, что это чудачество Игоря, решившего отомстить ей за несговорчивость. Но телефон снова заговорил Танькиным голосом.
– Это я – Таня Иващук. Разве ты меня не узнала? Помоги мне. Спаси меня, Машка! Ты же знаешь – как…
И все, тишина. Маша оторвала телефон от уха, глянула – дисплей потух. Связь оборвалась.
– Господи, что это было?! – Еле шевельнув губами, она осела на пол, привалилась спиной к кровати и заплакала.
И тут телефон снова зазвонил. Номер опять не определился. Действуя, как под гипнозом, Маша ответила.
– Ты все поняла?
Голос в трубке не был голосом ее подруги. Он не принадлежал ни мужчине, ни женщине. Это было какое-то бестелесное, едва уловимое, слабое шуршание, в котором угадывались звуки.
– Ты должна помочь… Ты должна ей помочь… Или я приду за тобой… Я приду за тобой…
Странное шуршащее попискивание в трубке прекратилось, экран снова потух. В глазах у Маши потемнело, и, кажется, она отключилась, потому что все вокруг нее перестало существовать вовсе. Она не слышала звуков, ничего не видела, даже не дышала как будто.
Может, она умерла, потому и слышала Танькин голос? Да, у нее крепкое здоровье, но внезапно оторвавшийся тромб никто не отменял. Она умерла и попала в ад, прямо к Таньке. Той в раю делать было нечего, и…
В чувство Машу привел оглушительный звонок в дверь. Никто, кроме майора Горелова, в ее дверь так не звонил. Игорек тихонько стучался какой-то странной барабанной дробью, но никогда не трогал звонок. Больше гостей у нее не бывало. Тех, кто навещал раньше, уже не существовало.
Это Горелов, поняла Маша, медленно поднимаясь с пола. Он явился, чтобы…
Чтобы что? Снова допросить ее о причинах гибели ее подруги? Пристать с дежурными вопросами, вгрызаясь взглядом в ее лоб? Она ничего ему не скажет! Ничего больше ему не скажет, потому что он просто делает свою работу. Он не способен ей помочь. Не способен посочувствовать. Как он орал на нее, когда она призналась ему в своей ошибке! Брызгал слюной во все стороны и смотрел, как на…
