– Их данные живо мне на стол! – повысил он голос и брезгливо глянул на груду шелухи. – И прекратите жевать, когда разговариваете с офицером полиции. Или мы продолжим наш разговор в отделе!
Он вовремя замолчал, проглотив ругательства. Женщина опешила, с минуту поморгала, переводя взгляд с Горелова на злополучный арахис. Потом на ее лицо выползло два красных пятна с неровными краями. Она пробормотала извинения и тут же принялась сметать мусор со стола в корзину для бумаг. Сквозь редкие решетки корзины арахисовая шелуха сыпалась на пол, но она словно этого не замечала. Швырнув корзину под стол, она села, сложила локти на столе, как школьница, и зло глянула на него.
– Так лучше? – ядовито улыбнулась тетка.
– Список всех, кто работал тридцать первого декабря по интересующему нас адресу, – ледяным тоном потребовал Горелов.
– Сейчас. – Она пододвинула к себе клавиатуру, пощелкала по ней и через минуту вытащила из принтера лист бумаги с шестью фамилиями. – Вот… Они разбиты в списке по парам, так и работают. Но… Не побоюсь вашего гнева, товарищ майор, и повторюсь: это не наши. У нас Снегурочки в короне, ярко-голубом кафтане и синих сапожках. Никаких белых шапок, белых кафтанов или рукавиц – нет. Если кто-то там и побывал, то это не наши. Это кто-то со стороны. Деньги сшибали.
– Со стороны, это откуда? – Он ткнул пальцем в фамилии. – Адреса… Мне нужны их адреса и номера телефонов.
– Но я… – Она хотела возразить, но передумала, снова застучав пальцами по клавиатуре.
– Со стороны, это откуда? – повторил вопрос Горелов.
– Любители. Среди профессионалов существует договоренность. У нас весь город разбит на сектора, кто где работает. Негласно, нет. Реклама есть, да. Но когда поступает заказ, мы его передаем. Так порядочно, по-моему.
– И прямо все эту договоренность соблюдают? – усомнился Горелов.
– Не все, а только те, кто давно в этой сфере. Но что касается той парочки, о которой вы речь ведете… Это вообще никто! – Она протянула ему еще один лист бумаги с адресами и телефонами артистов. – Кто-то левый, поверьте. Купили костюмы через интернет-магазин или вообще в супермаркете на распродаже.
– Почему так думаете?
– Если судить по вашим описаниям, это совершенная дешевка. Знаете, сколько стоит костюм нашей Снегурочки?
– Нет.
– Семьдесят тысяч. У Деда Мороза чуть дешевле, но тоже не грошовый. А на вашей пьяной Снегурочке шапка белая с блестками, белые варежки, белые сапоги и черные штаны! У нас требования, чтобы костюм и изнутри соответствовал. Если холодно, надень рейтузы, но белые или синие в тон. И так надраться… – Она с сомнением качнула головой. – Наши такого себе не позволяют.
– Серьезно? – развеселился Горелов, вспомнив рассказ мужчины о подвыпившем артисте, выступающем перед его сыном.
– Ну, могут немного позволить для куража. Да. – Она еще раз обкатала в голове мысль, она ей явно понравилась, и тетка повторила: – Исключительно для куража…
Он позвонил трем из шести артистов, отрабатывавших программу тридцать первого декабря по тому адресу, где проживала Витебская. Никого похожего они не видели.
– Понимаете, майор, как могло быть? – произнес один из них, как будто даже с сочувствием. – Кто-то позвал к себе гостей, а они решили сделать сюрприз и вырядились. Напились потом, переодеться не смогли и попались на глаза жильцам. Что жильцы-то говорят? Признали в этой ряженой парочке своих гостей?
Горелов обошел две трети квартир и дотошно опросил жильцов. Никто не видел артистов с такими приметами. Да, вызывали и Деда Мороза, и Снегурочку, но те детей только порадовали. И ни в коем случае не были пьяными.
– Мы бы таких и на порог не пустили, – говорили многие, разводя руками.
Одна треть жильцов осталась неопрошенной – квартиры были заперты. Соседи ничего конкретного сказать не могли.
– Может, отдыхают, может, на работе. А может, вообще квартиру купили и не живут. И так бывает…
Бывает по-разному. Он вполне мог тащить «пустышку», прицепившись к показаниям мужчины с третьего этажа, который видел, как нарядившийся Дедом Морозом человек тащил будто бы пьяную девушку, наряженную Снегурочкой.
И Горелов мог получить строгий выговор за самоуправство, потому что третий день на городской свалке работают четверо его ребят – в том секторе, где было обнаружено тело Витебской Александры. Работают, проклиная свою судьбу и его заодно, наверное, тоже.
Горелов до сих пор удивлялся, как безошибочно узнал в погибшей Витебскую. На нее вылили кислоту, уже тут – на свалке, как определили эксперты. Но не все было уничтожено. Уцелела сумочка с телефоном и кошельком, в котором кроме банковских карт было немного наличных, и транспортная карта, обнаруженная в кармане спортивных штанов. И отпечаток не уничтоженного кислотой большого пальца правой руки совпал. Александра однажды работала в одной ювелирной компании, где очень серьезно подходили к набору сотрудников. С их согласия у них брали отпечатки пальцев и прогоняли их по базам на предмет криминального прошлого.
Это помогло ее опознать. А вот найти убийцу не мог помочь никто.
Нет, сам-то он был уверен, что за убийствами обеих девушек стоит Ильинов. Почти на все сто уверен. Но вот доказать не мог. Никак не мог!
У Ильинова не было железобетонного алиби на момент убийств, но его могло не быть еще у полутора миллионов человек. Так сказал ему полковник во время вчерашнего утреннего разноса.
– Мне уже городские власти звонят и жалуются, Горелов. Ты людей поставил в мусоре рыться и не позволяешь утилизацию отходов производить. Там горы выросли, Горелов! Это что такое? Как называется?
– Еще два дня, товарищ полковник. Позвольте! – умолял он начальника.
Вчерашний день был первым из подаренных ему и его людям. Он прошел без результатов. Сегодня второй, и пока все тихо.
Горелов вышел на заправке, чтобы выпить кофе и проглотить какую-нибудь булку. Он уехал из дома очень рано. Надюша спала, и он остался без завтрака и без бутербродов.
Или делала вид, что спит, подумал Горелов, оплачивая слойку с повидлом и двойной капучино. Жена сердилась на него ужасно. Все праздники он провел в бешеной гонке за преступником, если можно так выразиться. От него никто не бегал, да и образ преступника пока существовал лишь в его воображении. Но дома Горелова все дни не было. Надюша скучала, хотя и не ворчала, как некоторые. Он дал себе слово: как только отыщет этого гада, сразу напишет рапорт об увольнении. Или о переводе. Как выйдет…
Булка никуда не годилась – раскрошилась в его руках до самого глубокого слоя, за которым пряталась горошина повидла. Он оставил все это на салфетке, проглотил кофе, не почувствовав вкуса, и пошел в туалет вымыть руки.
И стоило ему намылить обе ладони, как телефон по закону подлости зазвонил. Жидкое мыло не хотелось споласкиваться, вода бежала тонкой струйкой, а телефон все звонил и звонил. Горелова даже пот прошиб, настолько важным казался ему этот звонок.
