Он провозился дольше обычного. От злости вскакивал с кресла, и мотор тут же глох. Рогов матерился, не переставая. Ему надо было спешить, а тут загвоздки! Но к пяти вечера он все закончил. Долго мылся со специальным средством, не оставляющим никаких следов на теле и волосах после работы на свалке. Потом залез в шкаф и достал новенькие брюки, свитер, пару носков с этикеткой. Дубленка в чехле для одежды не была обойдена его вниманием. Он должен выглядеть на все сто, отправляясь в гости.
А он именно в гости и отправлялся. К человеку, с которым не разговаривал вот уже пять лет. Именно тогда они поссорились с Иваном, живущим в двадцати километрах от полигона. А ведь это был его единственный друг и сосед.
Одеваясь, Гриша пытался вспомнить причину ссоры пятилетней давности, и не смог. Что-то пустяшное, незначимое. Вот подумай: какой-то нелепый пустяк, а пропасть между ним и Иваном вырыл. Требовалось все исправить, причем немедленно.
Он вышел на улицу и на всякий случай запер дверь на замок. Обошел дом слева, вошел под навес, где стояла его «ласточка». Старенький «Москвич» был его гордостью и предметом насмешек племянника Вовки.
– Тебе его даже гнать никуда не надо, дядя Гриша, – ржал он. – Он уже на свалке…
Его машина работала исправно. Он каждый день ее прогревал. Летом вытирал пыль. Зимой укрывал тентом от снега, который могло намести, если ветер дул с юга.
Рогов стащил тент, отбросил его ногой глубже под навес, открыл дверь машины, вставил ключ в замок зажигания и повернул. Мотор завелся без единого чиха. Гриша походил вокруг, пока двигатель грелся, потом сел за руль и через пару минут уже сворачивал с основной дороги.
Глубокая колея вдоль березовой посадки свидетельствовала о том, что грунтовкой пользовались. Уж кто был таким умным, оставалось только догадываться. Это мог быть кто-то из мусоровозчиков, желающих срезать путь. Сам Иван, который раньше всегда по этой дороге ездил в город. И именно этой дорогой мог приехать убийца, оставивший тело бедной девушки в кучах мусора.
– Урод! – ворчал Рогов, ныряя колесами глубоко в снег. – Кислотой, бедную, всю сжег. А сумочку с документами оставил. Как так? Зачем?
Ответа у Рогова не было. Он надеялся, что Иван поможет. Он головастый был, сообразительный. Грише всегда нравилось с ним общаться. Как-то встретит его?…
Деревянный сруб пятистенок стоял на своем месте, и дым из трубы привычно вился. Пахло печеной картошкой. Рогов улыбнулся. Жена Ивана всегда бросала картофельные шкурки в печь.
Он поставил машину у невысокого деревянного забора, прямо под ярко горевший фонарь. Выбрался на улицу, поискал глазами мангал в левом углу: на месте. Это хорошо, значит, Иван вечером тридцать первого декабря жарил мясо для своих семейных. Он всегда так делал. Это была их традиция.
И тут Рогов вспомнил. Вот из-за чего они повздорили! Из-за традиций, которыми Иван был горазд обрастать, а Гриша не особенно приветствовал.
– Это потому, что живешь ты бобылем, – выпалил Иван. – Ни семьи, ни жены, ни детей. Потому тебе и не понять. Ни тебе никто не нужен, ни ты никому…
И так Рогов обиделся на эти слова, что ушел в разгар застолья. Как раз в канун Нового года, да. И не приходил сюда после того случая ни разу. А сейчас вот топчется у калитки и не знает, что делать.
– Чего стоишь, заходи! – крикнул ему Иван, толкнув широкой ладонью форточку. – Я выходить не стану, зябко…
Это точно было приглашение. Рогов обрадовался, топая от калитки к входной двери, и запоздало пожалел, что не взял с собой никаких гостинцев. А у него осталось! Много чего осталось от того, что жена брата передала в красивых банках и коробках. И чай, и кофе, и консервы. Была даже бутылка коньяка. Э-эх, не взял…
– Долго же ты собирался ко мне в гости, – прищурился старый друг, сидя за дубовым обеденным столом под иконами. – Я уж подумал: не помер ли друг мой Гриша Рогов.
– Взял бы, да приехал. – Гриша стоял на пороге комнаты одетым, не решаясь войти. – Может, я и правда окочурился давно. У меня же никого нет. И проверить некому.
– Я и приезжал. Раз в неделю, как положено. Наблюдал, как ты старым бульдозером мусор топчешь. Входи, чего встал? Жена сейчас на стол соберет. – И Иван, как прежде, подмигнул ему озорно и по-доброму.
И пройти бы, и посидеть, и повспоминать, и повиниться. А некогда!
– Ваня, я по делу. По очень важному делу.
Ивану передалась его тревога. Он стал серьезен.
– Говори! – потребовал после паузы.
– Я вот знаю, что по традиции ты тридцать первого декабря ночью всегда мясо жаришь на улице в мангале. Так? – спросил Рогов.
– Так. По традиции, – ядовито усмехнулся Иван.
– Ты, случайно, не видел никого, кто проезжал на свалку в это время?
– Ночью? – уточнил тот с хитрой ухмылкой. – По моей дороге? Кому же приспичило? Чтобы в снегу завязнуть? Вспомни, как снег валил.
– Значит, не видел. – Рогов разочарованно выкатил нижнюю губу. – Жаль… Могли бы помочь следствию.
– Это чего ты там лопочешь, не пойму?
Иван поднялся. Его кряжистая фигура заполнила собой весь простенок под образами.
– Находка нехорошая у меня в каникулы случилась.
Гриша Рогов принялся рассказывать. И про Вовку, и про полицию, и про бедную девушку.
– И вот майор тот самый – толковый мужик – нашел убийцу, а привлечь не может. Улик, говорят, нет. Не наследил, паскуда! А сегодня мой начальник приезжал до меня и говорит, что тридцать первого декабря девушку убийца привез на полигон. Если бы он ехал по трассе, то попал бы под камеры и проехал мимо моего дома. А никого не было. Я даже во сне мотор слышу.
– Считаешь, что он ехал моей дорогой? – спросил Иван.
Рогова, конечно, покоробило, что колею вдоль березовой посадки тот считает своей, но он благоразумно промолчал, не став язвить.
– Если не летел на вертолете, – а я бы точно услышал, как он приземлился, – то да. Он ехал мимо тебя, Ваня. Так что, есть чем помочь?
– Погоди, дай подумаю. – Иван заходил по кухне, без конца трогая ладонью затылок. – Тут вот какое дело, Гриша. Не жарил я мясо в этом году.
– Да-а! – разочарованно протянул Рогов. – Как же так, Иван? А традиции?
– Да не было гостей у нас с женой в этом году, а нам с ней жареного нельзя. Вот и не совались на улицу.
– Жаль… – Рогов снова поднял воротник куртки, поправил шарф и взялся за ручку двери. – Ну… Тогда я пошел? Бывай, Ваня.
– Да погоди ты, суета! – прикрикнул друг и ткнул пальцем куда-то себе за спину. – Я не был на улице, но камера там была и все писала.
– Какая камера? – вытаращился Рогов.
– Сын установил нам с матерью камеру на дом. Да не одну, а целых две. Одна на дорогу бьет, вторая в огород. И сам смотрит по ней. У себя дома сидит и все видит. Боится, что нас обидят. Вот если кто и ехал, он видал. Давай звонить?
