Как же теперь быть?
Маша встала с белоснежного стула с высокой мягкой спинкой, подошла к раковине и потянулась за висевшим на крючке бокалом. Ей очень хотелось воды. Очень.
– Ничего не трогать! – заорал на нее от входа Степанов.
Это был он. Она узнала его голос.
– Я пить хочу, – произнесла она с вызовом и повернулась. – Нельзя?
– Нельзя! – Он сделал два стремительных шага в ее сторону, выставил палец и принялся трясти им у нее перед лицом, гневно выплевывая слова: – Ничего нельзя трогать на месте преступления! Шастать по квартирам, где совершаются убийства, нельзя! Путаться под ногами нельзя! Вам это понятно, Маша?!
– Я? Я путаюсь у вас под ногами?
Ей тут же захотелось зареветь. Громко, навзрыд, с упреками в адрес этого безмозглого, неблагодарного, недальновидного Степанова!
Она столько работы за них сделала. Она нашла…
– Что вы здесь делаете? – чуть сбавил обороты Егор и указал ей на прежнее место на стуле с мягкой спинкой.
Маша послушно села, сложив руки на коленях, как школьница.
– Я искала Иванова Сергея Ивановича. То есть человека, который живет под этим именем. Я совершенно точно знала, что он снимает квартиру в этом доме: встречалась с ним не так давно и разговаривала. Не была уверена, что он все еще не съехал, но все же решила попробовать. Доступно? – она глянула с вызовом.
– А почему во все подряд квартиры звонили и стучали?
– Не знала точно, в какой именно он проживает, только подъезд и этаж приблизительно. Но не была уверена, поэтому… Но теперь я точно знаю, что он здесь проживает. Тапки у порога его. Резиновые, – уточнила Маша.
– Зачем он вам понадобился снова? – перебил ее Степанов, расхаживая вдоль противоположной стены.
– Заведующая попросила с ними встретиться и попросить написать объяснительные.
– Что-что написать? Объяснительные?! – Он как будто поперхнулся своим вопросом и глянул на нее со странной жалостью. – Вы там совсем с ума все посходили, что ли? Кто станет вам писать? И что именно?
– А ей все равно что. Главное, чтобы бумага была, – беспечно пожала плечами Маша. – Необходимо оправдаться перед проверяющими. И она пожелала бумагу. Лучше две. От девушки и от парня.
– Бумагу, – передразнил ее Степанов со злой гримасой. – Она посылает вас к потенциальному правонарушителю, который живет с чужими документами. И который, возможно, забил до смерти свою девушку минувшим вечером. С него вы хотели получить объяснение? Дуры!
Степанов вышел, успев повторить, чтобы она сидела на месте и ни к чему не прикасалась. Маша послушно просидела полчаса, пока не захотела в туалет. Она полдня провела в поездках! И она живой человек, да.
– Идите уже, – махнул рукой на дверь туалета Степанов, провожая эксперта до входной двери. – И сразу ко мне на кухню. Есть вопросы.
Вопросами они с Артамошиным ее закидывали, будто соревновались.
– Как он выглядел?
– Что рассказывал?
– Каким было выражение его лица при этом?
– Со своей девушкой он познакомился в библиотеке?..
– Так, стоп! – замотала головой Маша, вжимаясь в спинку стула. – При чем тут его девушка и библиотека?
– А разве в библиотеке была не она?
Артамошин показал ей фото в своем мобильном. Слава богу, живой девушки. Как пояснил, сфотографировал с портрета на книжной полке.
– Нет, не она. И девушку Иванова, который вовсе не Иванов, зовут Светлана. Звали… – с печалью в голосе поправилась Маша. – А девушку из библиотеки – Виктория. Моя заведующая обратилась к кому-то за помощью, и удалось восстановить удаленные файлы с моего компьютера с данными читателей. Там был адрес Виктории и ее…
– Понятно, – перебил ее Степанов. – Светлану вы не видели и не были с ней знакомы?
– К сожалению, нет.
Она посмотрела на Степанова и неожиданно прониклась к нему сочувствием. Замученный, встревоженный, дерганый какой-то.
– А как она погибла? Как ее убили? Как Олю?
Маша покосилась на прикрытую дверь гостиной – она хорошо просматривалась с того места, где она сидела. Тело девушки уже увезли, но все равно было жутко.
– Ой, ну при чем тут Оля?! – взревел подполковник Степанов и, широко разведя руки в стороны, уронил их, с силой шлепнув себя по бедрам. – Что вы божий дар с яичницей месите, Маша?! Я с ума сойду от вас! Или вместе с вами!
– Я не сумасшедшая, – вдруг решила обидеться она. – Но надо быть слепым, чтобы не увидеть связи.
– Связи с чем? – Он закрыл лицо ладонями, раздвинул пальцы и глянул на нее странно болезненными глазами. – С убийством девушки, которую вы даже не знали, и Ольга предположительно тоже?
– Зато Ольга очень живо интересовалась парнем этой девушки и делала это, как я считаю, по заданию Шнырова. Гадкий человек, гадкий! – Маша трижды стукнула себя крепко сжатым кулачком по колену. – А этот парень интересовался историей семьи жены Шнырова. Из-за этого и поспорил с Викторией в нашем читальном зале. Не из-за истории, нет! Из-за книги, в которой она была прописана. Вкратце, конечно…
– Боже мой! – громко простонал Степанов и, театрально покачиваясь, выскочил с кухни.
Маша тоже поднялась. Говорить с Артамошиным, который наблюдал за ней со странной улыбкой, она не желала.
Считает ее дурой? Фантазеркой? Ради бога! Она умывает руки. Больше никакой помощи. Никому, включая заведующую!
Она встала и пошла в прихожую, где Степанов с кем-то говорил по телефону. Вернее, слушал, а сам молчал.
– До свидания, товарищ подполковник, – прошипела Маша со злостью и взялась за дверную ручку.
Он что-то пробормотал и убрал телефон в карман. В коридор вышел Артамошин.
– Что там? – проводил он взглядом телефон Степанова.
– Мои что-то не отвечают. Опять, поди, скандалят и телефонов не слышат, – мрачно изрек он, вышел следом за Машей из квартиры и запоздало произнес: – До свидания, Мария.
По лестнице они спускались все вместе и напряженно молчали. Хотя нет, Артамошину по-прежнему было весело. Он улыбался ей не переставая.
– Что? – не выдержала Маша его ухмылок.
– Нет, ничего, – выставил он ладони щитом. – Вы все равно большая молодец, Маша. Такая инициативная!
– Моя инициативность ни при чем. – Она вдруг сочла его комплимент оскорблением. – Я по-прежнему считаю, что Шныров стоит за всеми этими делишками. Я вас привела к нему, а вы… Поговорили мило и уехали.
– А должны были расстрелять? – выпалил Егор, выходя вместе с ними из подъезда и щурясь яркому солнцу. – В чем он был виноват на тот момент? В том, что у его покойной жены обнаружилась сестра-близнец? Или в том, что она не пожелала светить свое горе, как он, и уехала?
