Ну не думаете же вы в самом деле, что мы с Буденным, словно два дебила, бросились махаться с толпой чисто на эмоциях? Нет, нам еще вчера доложили (а я говорил, что нормальных людей здесь гораздо больше) о готовящейся провокации. Вот мы и прикинули свои возможные действия. Арестовать провокаторов? Но что им предъявлять? Тем более что через полчаса после ареста к месту их узилища заявится толпа в несколько сотен вооруженных морячков и потребует выпустить товарищей (что, кстати, неоднократно уже происходило еще в прошлом году). Взывать к революционной сознательности? Так они этого и ждут, чтобы вступить в перепалку с переходом на личности. Судя по всему, послушав нашего комиссара, эта братия поняла, что аргументированно на нас наехать не получится. Да и личный состав целыми экипажами склоняется на нашу сторону. Вот эти ухари и нацелилась, не затягивая, переходить к оскорблениям, с целью подрыва авторитета нового командования. Ведь, по их задумке, что им приехавшие сделать могут? Да ничего. Только обтекать.
Поэтому нами было принято решение – сразу ломать сложившиеся стереотипы и жестко ставить себя. Так, как никто еще до этого не делал. Было бы время (хотя бы месяц), мы действовали по-другому. Но времени у нас не было, потому пришлось воспользоваться истинно народными способами.
Поначалу наши ребята были против. Тот же Фрунзеэ, не привычный к подобным экзерсисам, после длинного перечня своих контраргументов, устал и лишь рот вхолостую открывал, пытаясь донести до нас всю абсурдность и опасность замысла. Но Семен просто взял и махом согнул в узел кусок дюймовой трубы, а я посоветовал Лапину вспомнить, что собой представляет Чур в драке. В общем, убедили соратников и теперь выполняем задуманное.
А тем временем, крутясь юлой, подпрыгивая и припадая к самой земле (все это под восторженный свист, вопли и улюлюканье зрителей из «нейтральной матросни», окруживших нас плотным кругом), я уложил восьмого. Семен тоже времени зря не терял – на его счету было три лежащих противника. Но чувствуя, что казак выдыхается (в драке дыхание сбивается очень быстро, а силы расходуются так, словно вагоны разгружаешь), я резко отпихнул очередного сунувшегося под удар морячка, рявкнув:
– Ша, барбосики!
Так как до этого даже не матерился, то оставшиеся супостаты от моего вопля притормозили атакующий рывок, позволив продолжить:
– Вас тут всего девять осталось. И уложим мы вас в минуту. А кто потом это говно в госпиталь потащит? – жест в сторону лежащих тел. – Уж точно не мы. Так что собирайте своих друзей и волоките в больничку. Не доводите до греха, а то вон Семен Михайлович мордой покраснел. А я его знаю – это значит, в раж вошел и теперь сдерживаться не станет – будет просто убивать. Сейчас-то он вас, словно папаша нерадивых сынов, учил. Но терпение у человека кончилось, и он превратился в злобного дядьку, которому по фигу ваша жизнь.
Отдышавшийся Буденный согласно рыкнул, показав в оскале испачканные кровью зубы (губу ему разбили), и противники впечатлились.
Нет, они были готовы рубиться до конца, так как морские просто так из драки не уходят. Но здесь все было против них. Быстрота расправы (драка длилась менее пары минут), резко отрицательное отношение остальных зрителей и моя лучившаяся бодрой радостью физиономия. Поэтому провокаторы вступили в переговоры. Один из них, крепыш среднего роста со злыми глазами, уточнил:
– Так робяты чо – живы?
Я пожал плечами:
– Сказано же, что учили вас вежеству по-батьковски. Так что живы. Поломаны малость, да вот у тех четверых, – кивнув в сторону тел, которых вырубал ударами в голову, – мозги стряслись. Поэтому, как очухаются, блевать станут, будто после сильной контузии. Ну а остальным – кашкой питаться, пока челюсти не срастутся.
Зрители со смаком комментировали мои слова, а мы, повернувшись, пошли сквозь расступающуюся толпу к своим ребятам. Но дошли лишь до высокого крыльца, потому что, отвечая по пути на какие-то вопросы и подначки, остановились, и уже минут через пять действо вылилось в импровизированный митинг.
Я уже несколько приноровился орать, не срывая горло, поэтому продлился он почти час. Вообще, народ в Крыму газеты читал. Читал он и о достижениях первого отдельного батальона морской пехоты. Но эти достижения были таковы и расписывались настолько ярко, что часть людей в них просто не верила. Слишком фантастически все звучало. Зато теперь, после банальной драки, уверовали все. В принципе, кто такие матросы? Это те же дети, только с большими х**ами. И вот сейчас на глазах этих «детей» два обычных человека, не особо вспотев, уделали толпу противников. Играючи. Произошедшее было настолько необычным (особенно всех добили спокойные слова насчет отеческого поучения), что зрители обалдели.
И, разумеется, немалую роль сыграла моя тельняшка. Ага – именно вот это нательное белье в полосочку. Если бы мы оба были в казачьей или простой пехотной форме, то, невзирая на первоначальное благожелательное отношение, «соленые» зрители могли бы и вступиться за своих. У них ведь разделение очень четкое идет – моряки и все остальные. Вот завопил бы кто на инстинктах: «Полундра, наших бьют!», и неизвестно, чем бы кончилось. А так народ знает, что я из морпехов. Народ видит родной тельник. Инстинкты молчат, так как вроде происходит обычное выяснение отношений между своими. Ну, правда, не совсем обычное, потому что «на кулачках» бьется не свой брат-кочегар или марсовой, а тот самый командир, о котором лишь в новостных выпусках читали. Да еще как бьется!
Моментально был сделан вывод, что слухи, газеты и прибывшие с батальоном комиссары ничего не преувеличивали, рассказывая о Чуре и боевом пути подразделения. Толпа прониклась, поэтому посыпались уточняющие вопросы. Пришлось отвечать – да, почти без потерь мы разгромили дроздовцев. Да – малыми силами захватывали города. Да – отбили и угнали немецкий бронепоезд. Да – сшибаем с неба самолеты и противников уничтожаем не меньше, чем эскадронами (тут несколько прибрехал, но кто ж проверит?). Да – ликвидируем вражеские батареи вместе с личным составом и поездами, на которых они едут. Да – в батальон добровольцев принимаем. Но! В моей части царит железная дисциплина! Та дисциплина, что прописана в требованиях к бойцу Красной Армии. Именно за счет нее и получается добиваться столь ошеломляющих успехов. А из этого следует уже все остальное – и усиленный паек с повышенным денежным содержанием, и ордена с медалями от советской власти, и всероссийская слава. В общем, разорялся целый час, до тех пор, пока дежурный не позвал к телефону. Горло уже саднило, поэтому, посоветовав напоследок почаще посещать митинги, проводимые Лапиным, удалось закруглить это сборище.
* * *
На следующий день словно рухнула стена отчуждения. Оно как-то совпало – и усилия Фрунзеэ, и работа комиссаров, и наше сольное выступление. Началось формирование флотских боевых отрядов. В моем же батальоне мелким ситом просеивали толпы добровольцев, выбирая наиболее подходящих. Я в этом лишь краем участвовал, занимаясь решением интересной задачи, связанной с артиллерией. Ну как артиллерией – просто почему-то никто из местных не додумался ставить орудия на железнодорожные платформы и таскать их до нужного места паровозом. По слухам, еще во время русско-японской нечто подобное делали, только вот к этому времени забыли.
