— Если я для него, как ты говоришь, временная шлюшка, значит… эта квартира тоже для меня временная. И столь широкий жест щедрости едва ли осядет и закрепится в моем кармане. А с твоими стараниями, боюсь, я распрощаюсь с ней еще быстрее.
— Ну, зачем же так все драматизировать. Тем более для Стрельниковых подобные приобретения совершенно неинтересны. — Кир вдруг сошел с облюбованного им места и начал делать неспешные шаги в мою сторону, не спуская с моего напуганного до смерти лица бездушного взгляда серийного убийцы. Казалось, он и делал это только от скуки ради, потому что ему надоело наблюдать за мной со столь неудобного для себя расстояния. — Слишком тесно и буквально негде развернуться. Для наших аппетитов это даже не квартира, а, скорее, крайне ограниченный вольер, который больше подходит для содержания домашних животных. Например, для такой дикой кошечки, как ты.
— Так ты для этого сюда пришел? Чтобы чисто поездить мне по мозгам, пытаясь в который раз, опустить меня ниже плинтуса? Стало скучно жить? После работы нечем заняться? А как же ночные клубы и готовые на все подружки? Помнится, ты там в "Дубае" обжимался во время танцев с какой-то красноволосой мочалкой, видимо, пытаясь соблазнить меня на тройничок. Поэтому до сих пор и никак не могу понять, на кой я тебе? Ты же можешь заполучить любую даже ту же Луневу без какого-либо напряга, только щелкни пальцами.
— У меня нет привычки пользоваться одноразовыми контрацептивами повторно еще и за кем-то. Ну, а что касается тебя… — он-таки закончил свое триумфальное шествие по внушительному пролету от проема абсолютно пустой комнаты до лестницы. Точнее, до того места, где стояла я. После чего, приподнял свою раненную правую руку и прижался нижней частью ладони о выступ ближайшей к моей голове ступеньки. В общем, опять навис надо мной и опять обрезал все пути к стратегическому отступлению.
И опять у меня затряслись все поджилки, и перехватило удушливой паникой дыхание с горлом, сжав мое сердце костлявой рукой болезненной реакции на близость этого неугомонного социопата. Если и не социопата, то съехавшего с катушек безумца в любом случае. Чья сминающая на раз тень не просто накрывала с головой, а именно затягивала плотными бинтами своего ненасытного нутра всю меня, как есть. Буквально просачивалась по кожу и едва не ломая кости остервенелыми атаками по всем уязвимым точкам одновременно.
Не удивительно, что в такие моменты, меня непреодолимо тянуло закрыть глаза и тихонько скончаться. Ибо выдержать прессующий тебя взгляд бездонных зеленых омутов просто нереально. Тем более, когда перед их хозяином стоит вполне конкретная и ничем неприкрытая цель — убить свою новую жертву, медленно, с особым садизмом и без малейшего намека на благосклонное помилование.
— Как ты успела заметить, я ведь тоже никуда не спешу, хотя и мог воспользоваться твоей беззащитностью еще вчера утром. Сейчас, кстати, тоже.
Я опять не удержалась, панически вздрогнув, когда он приподнял левую руку и типа заботливым жестом провел пальцами по выбившемуся локону моих распущенных волос у щеки. Казалось, я прочувствовала его нежное прикосновение всеми волосками, невольно задержав дыхание и заметно задрожав от столь вроде как совершенно безобидной ласки. Хотя, скорее, не от нее, а от того, как он рассматривал меня в эти секунды своими… полумертвыми глазами. Как будто я вовсе и не живой человек, а так, занятная вещичка, стоящая его внимания лишь на определенный отрезок времени.
— Думаю, ты должна была уже понять, что я не получаю удовольствия от принудительного насилия, как и от причинения травм, увечий и прочей физической боли своим партнершам. Увы, но здесь я расхожусь с большинством сексуальных пристрастий своего папеньки. И по большему счету предпочитаю женщин, которые меня хотят. Вот спускающих на меня сучек я очень даже как раз и люблю использовать. Меня они заводят намного сильнее, чем молящая о пощаде истеричка. Так что не нужно смотреть на меня такими умирающими глазками, будто я собираюсь выпотрошить тебя прямо сейчас в ближайшие минуты. Нет, солнышко. Если я что-то и буду с тобой делать, то только после твоего эффектного выхода на сцену первой. И ты это сделаешь не через нехочу, а по собственному на то желанию. Как стопроцентная профессиональная шлюха, с искренней страстью в глазах и б*лядской похотью на своем невинном личике.
— Ты… действительно думаешь, что мне хватит на такое и сил, и желаний?
Странно, что за это время я так ни разу не пошатнулась и не упала замертво на пол. И то что Кир Стрельников в эти минуты со мной не шутил, пусть и проговаривал все свои уничижающие фразочки со свойственной ему циничной издевкой, я не то что видела, а именно чувствовала насколько он был серьезно настроен довести начатую им авантюру до конца. Иначе, какой смысл ему появляться с очередным визитом "вежливости" на мои ясны очи вместо обещанного им же телефонного звонка.
— А разве у тебя есть выход? И когда ты шла на первую встречу с моим отцом, разве в твои планы входило устроить ему истерику по среди сессии не в самый подходящий для этого момент?
— Вообще-то он меня тогда ничем не шантажировал и не запугивал до икоты.
— Да иди ты. Какой благородный и не в меру благовоспитанный папик. Ты, видимо, тоже из какого-то исключительного класса шлюшек, с которыми все обязаны обращаться, как фарфоровыми куколками, сдувая с них пылинки и внимая каждому произнесенному им слову?
— Если повторять постоянно слово "халва", слаще от этого во рту не станет. Но, если тебе легче от того, что ты к месту и ни к месту напоминаешь мне, кто я для тебя, не думай, что я к тебе моментально проникнусь или же, наоборот, войду в роль прожженной проститутки и выполню все твои требования на ура.
— Тогда в чем проблема, милая? — даже не знаю, что хуже, когда он, как до этого, хохмит тебе в глаза, как какой-нибудь высокоинтеллектуальный гопник, или, наоборот, становится, как сейчас, пугающе серьезным, готовым в любую секунду выплеснуть накопившийся в нем за последние дни едкий яд своего смертоносного негатива. — Я всегда готов выслушать и пойти навстречу любому чистосердечному признанию, не важно от кого. От прожженной шлюшки или же бросившейся от отчаянья в ничем непоправимую крайность наивной дурочки. Разве что в данном случае придется говорить одну только правду и ничего кроме правды.
— Серьезно? Ты? Или это очередной финт в сторону твоего отца? Еще и после всего, что ты уже успел наворотить?
— Думаю, ты бы приятно удивилась, узнай меня чуть поближе и при иных обстоятельствах. Хотя… если мне не изменяет память, ты сама же их и перегомнячила. Бросила меня у клуба после того, как поцеловала по собственному на то наитию, кинув мне напоследок вызовом, и тут же ускакав в постель к моему отцу. Честно говоря, я даже не знаю, какие объяснения сюда подходят. Если только… я не был первым…
— Какое непомерное упрямство быть первым во всем или в большинстве случаев. — сам виноват. Нечего было резать по больному и еще не зажившему. По ранам, которые раскрывались при каждом его появлении, возобновляя обильное кровотечение будто от свежих ударов ножом.
Я ведь так мечтала забыть о том вечере… самом прекрасном в моей жизни вечере, где я сама себе была полноправной хозяйкой и делала все лишь по собственному усмотрению. И это было невероятно восхитительным, целовать того, кого я хотела целовать, мечтать о ком-то, как об иллюзорном призраке, а не как об отбитом на всю голову беспринципном ублюдке. Вся ценность столь исключительных моментом в том и заключается — тебе не приходится сталкиваться с жестокой реальностью и смотреть в ее зеленые глаза, как сейчас, в ожидании самого страшного для себя приговора.
