— Запросто. — он вернулся ко мне тем же путем, тут же подхватив мою руку с оставшейся частью моего утреннего завтрака и выбрав на глаз свободный от моих пальцев кусочек откусил его, прямо поверх места, помеченного моими жадными зубками. В общем, от данной сценки моя челюсть отвисла окончательно.
Разве что, ответить он смог не сразу, для начала задумчиво прожевав и сглотнув где-то с половину украденного у меня бутерброда:
— Обычный хлебный перекус из закусок, которые принято есть по отдельности. Кстати, это хлеб для тостов, его принято либо подсушивать, либо поджаривать. И, да?.. — он дожевал и проглотил остальное, ткнув с недоверчивым подозрением указательным пальцем в оставшийся в моей руке кусок. — Где ты нашла майонез?
— Среди всяких-черт-ногу-сломит соусов и заправок. Откопала на самых задних задворках. Правда, немного просроченный, но для майонеза это не страшно.
Кир едва не поперхнулся последними крошками, слегка закашляв с чуть ошалевшим смехом.
— Тогда это точно не мое. Видимо, Карина, как всегда, забыла, используя мой холодильных для своих обеденных контейнеров и продуктов. Я не покупаю майонез в магазинах, да и стараюсь его вообще не использовать в еду.
— Да неужели? — я демонстративно откусила еще кусочек и слизнула с уголка рта налипшую капельку очень калорийного соуса, закончив следующую фразу с полунабитым ртом. — А вот я его очень даже уважаю и могу с ним есть все подряд, разве что не печенье с тортами и мороженным.
В этот раз смех Кира прозвучал куда веселее и более продолжительней, и с его лица окончательно сошло то пугающее выражение хмурого неодобрения моему вторжению на его кухню.
— Ты определенно что-то с чем-то, — и впервые за все это время (да, наверное, вообще за то время, что мы были с ним знакомы), он посмотрел на меня с необычайно мягким восхищением, граничащим с неприкрытым любованием очень дорогого сердцу объекта и… искренней нежностью.
Не удивительно, что у меня тут же и дыхание перехватило, и в животе сладко скрутило.
— Предупреждаю сразу… — отвечать тоже было не так-то уж и легко, тем более, когда обезумевшая аритмия била по легким и срывала голос. — Свои вкусы я перестраивать ни под кого не собираюсь. Что хочу, то и буду есть. Как и пить…
И кого любить, тем более… Хотя последнее произнести вслух я так и не рискнула.
— Даже если я сам что-нибудь приготовлю и буду кормить тебя с ложечки?
Ох, а вот такого каверзного вопроса я совсем не ожидала, еще и под изучающим взглядом своего непредсказуемого совратителя, до сих, между прочим, стоявшего передо мной в чем мать родила. И, кстати, большое спасибо его матери за такую шикарную картинку. Ею я готова любоваться, хоть краснея, хоть бледнея до скончания веков.
— А ты умеешь готовить? — подколка получилась немного грубоватой, но, как говорится, сам напросился. Мне и без того нелегко стоять перед ним в его же рубашке, пока он светится передо мной всеми своими оголенными красивостями. А еще, меня непреодолимо сильно тянет его обнять. Если бы не этот треклятый бутерброд…
— Для начала приготовлю тебе настоящий кофе, учитывая, что аппетит себе ты уже перебила. Хотя, если выбросишь остаток этого недоразумения… — он указал взглядом на мою руку с обкусанным шедевром кулинарного искусства. — Обещаю, сильно переживать не буду.
— Вот еще чего. Это мой бутерброд, — показательно ревнивым жестом я отвела руку со своим ценным сокровищем подальше от Кирилла, будто намереваясь защитить его всеми доступными мне способами и даже сделала несколько шагов с сторону, делая вид, что специально сбегаю. Вот, кстати, да. К обеденному столику к центру кухни перед огромным панорамным окном.
— Ладно, доедай его уже, бог с тобой. И, да, за столом это будет сделать, как раз разумней… Я сказал ЗА СТОЛОМ.
Кир окончательно прибалдел, когда я демонстративно присела своей голой попой и влажной промежностью (опять же, только по его вине) на шикарную столешницу полупрозрачного столика то ли из стекла, то ли из эпоксидной смолы. Думал, я не припомню ему те слова, которые он говорил своему отцу в пентхаусе их семейного отеля? Хотя, по правде говоря, меня больше всего сейчас приложило будоражащим ощущением твердого холода о мою воспаленную киску.
Просить прощения, между прочим, не буду, не дождешься. Не для того я так сексуально присаживалась, подбирая для своей попы самую удобную точку.
— Это так принципиально, за столом или на столе? — я опять откусила от бутерброда и малость перестаралась. Из него таки брызнуло совсем немножко майонезом на полочку сорочки. — Ой…
— Так ты для этого надела мою рубашку, чтобы ее изгомнячить своим любимым майонезом? Это, между прочим, Етон, от десяти тысячи рублей за единицу.
Я даже перестала жевать, было решив, что мне послышалось. Но, судя по выражению лица Кира, мне определенно не почудилось.
— Насколько я помню, жир хорошо выводится спиртом. — я тут же состроила озабоченную моську и потерла испачканными в крошках пальцами те места на рубашке, куда попали капли белого соуса. Одну, самую крупную даже попыталась слизнуть языком, подтянув ткань к лицу.
— Нет, ты действительно, нечто, — Кирилл возвел немощный взгляд к потолку, сдерживая ответный смех, качая головой и наконец-то поворачиваясь лицом к кофемашине, а ко мне, соответственно, не плохо так прокачанными голыми ягодицами. Это он специально, да?
— Кто бы говорил. Ты поэтому ходишь на кухню в чем мама родила? Чтобы, не дай бог, не запачкать свою драгоценную одежду хоть одной капелькой свежесваренного кофе?
— Кто-то сегодня явно договорится. — он так ко мне за все то время, что возился с настройками своей драгоценной кофеварки, и не обернулся. Правда, длилось это не дольше минуты. И то, у него больше ушло времени на поход за тетрапаком молока к холодильнику и обратно, чем на все остальное. — И я, к слову, не привык к утренним красавицам у себя на кухне. Как правило, до утра они у меня не задерживаются, если только в очень крайних случаях.
— Я же спрашивала тебя ночью, мне уйти или как? Ты отреагировал в сторону "или как", а теперь пытаешься мне тут в открытую угрожать. Кстати, а что ты собираешься мне за это сделать?
Кир включил кофеварку в режиме капучино, после чего оторвал с подвесной полки от рулона с бумажными полотенцами несколько салфеток и вернулся ко мне. К этому моменту я уже успела почти дожевать остатки своего бутерброда и как раз запихивала последний кусочек в рот.
— По-хорошему, тебя бы стоило выпороть, как следует, ремнем. Но тогда ты не сможешь сидеть своей очаровательной попкой на парах в институте, только стоять или лежать на животе. Разве что, не могу припомнить, чтобы в ВУЗах разрешалось принимать горизонтальное положение.
Если бы он за то время, пока говорил, не вытирал мне руки и даже чуть запачкавшийся рот салфетками, я бы точно возмутилась, еще и тому тону, с которым он об этом так спокойно и как ни в чем ни бывало рассказывал. Но его неожиданное проявление явно спонтанной ко мне заботы на несколько секунд выбило меня из колеи. Он ведь мог просто отдать мне эти полотенца, чтобы я сделала все сама или прямиком послал бы в ванную. Вместо этого, Кир решил выбрать "путь" наибольшего сопротивления, ухаживая за мной, как за маленькой девочкой, и ни сколько этим не заморачиваясь. Будто само собой разумеющееся. А если поверить ему в том, что его девушки редко когда ночуют у него до утра, то… значит, подобные импульсы с его стороны явление совсем уж редкостное.
