— Алины?.. — в этот раз меня приложило уже посущественней, практически до физического помутнения в глазах, в голове и болевой асфиксии в горле. Сердце, наверное, точно успело за это время набить себе внушительную гематому с такими-то бешенными попытками протаранить мне грудную клетку буквально. Как я при этом не покачнулся и не схватился руками в условным рефлексе за ближайшую мебель? — буду об этом гадать явно еще очень долго.
— Да, той девочки из агентства по эскорт-услугам. — как же отцу было легко произносить все эти жуткие слова, якобы ничего для него не значащие и без какого-либо дурного умысла касательно нашего обсуждения. И как я ему сейчас завидовал, постепенно возвращаясь и зрением, и слухом, и относительно здравым разумом в пределы окружающего нас кабинета.
— А при чем здесь… она и Шевцовы? — увы, но мой голос выдал меня куда быстрее, чем мое ложно "спокойное" внешнее состояние. Его-таки сорвало до сдавленного хрипа и легкой дрожи.
— При том, что она эскортница, и ее основная работа — сопровождать своих клиентов на мероприятиях подобных предстоящему вечеру в "Зимней Вишне". А, поскольку, твоей матери не будет в это время ни в городе, ни в стране, то я не смогу появиться у Шевцовых в гордом одиночестве без собственной пары. Увы, но мой статус мне такое не позволяет.
— Ты… собираешься… — все-таки мне пришлось сглотнуть, потому что говорить с режущим в глотке "стеклом" довольно проблематично, — прийти туда вместе с… Алиной?
Я точно сказал "Алиной"? Не Стрекозой? Хотя… какая теперь разница? Если я сейчас и сорвусь, то кто меня сможет от этого остановить?
ГЛАВА двадцать пятая
Не заметить, как отец перевел свой невозмутимый взгляд на мою руку, я, естественно, не смог, поскольку сам превратился в один сплошной оголенный нерв, улавливая, подмечая и вбирая собственной кожей любое изменение в окружающем воздухе и в сидящем передо мной человеке. А витающие вокруг высоковольтные разряды ментального напряжения так и подавно.
Мне не нужно было следить за взглядом Стрельникова-старшего. Я прекрасно знал куда и почему он смотрит. Потому что моя правая ладонь самопроизвольно сжалась в дрожащий кулак.
Так что да, Кирюшенька, ты только что выдал себя с потрохами, проштрафившись по полной. Тебя вывели на чистую воду с таким изысканным изяществом, что даже ты не успел понять и опомниться, когда и как вдруг очутился в коленно-локтевой позе, старательно выпячивая свой зад навстречу дрючащей тебя сучке-судьбе. Удовольствия, само собой, никакого, а вот ощущения, будто меня только что облили из брандспойта отборными нечистотами, — просто непередаваемо сказочные.
— Это какая-то шутка или очередная проверка на вшивость?
— Это подстраховка. Предупреждение касательно твоего возможного неконтролируемого поведения подобно тому, что ты устроил вначале в отеле, а потом здесь в этом кабинете неделю назад. Так сказать, заранее ставлю тебя в известность, на тот случай, чтобы не ждать от тебя каких-либо непредвиденных сюрпризов. Иначе, по-другому с тобой никак нельзя. Ты ведь, надеюсь, сумеешь к субботе как-то подготовиться морально? И не выдашь на вечере никаких фортелей в своем излюбленном репертуаре?
А теперь я ему не верил, ни этому его спартанскому спокойствию, ни железобетонной самоуверенности. Очередная игра на публику от сильного мира сего. Альфач метит свою территорию и тыкает в эти метки носом свой же молодняк, чтоб те даже не думали зарываться и переть на старшего.
Какие еще сюрпризы-нежданчики он припрятал в своем чудо-рукаве?
— Ты меня, конечно, дико извини, но тебе сейчас надо беспокоиться отнюдь не за мое поведение перед гостями Шевцовых. Это ты собираешься припереться туда под ручку с эскортессой, которая тебе во внучки годится, еще и при живой жене. А там определенно будут фотографы, а может даже и операторы от нескольких телекомпаний… В каком именно своде правил светского этикета говорится о том, что твой статус требует сопровождения на публичные мероприятия малолетних шлюшек?
— В своде, в котором прописана приблизительная сумма моего личного "банковского" счета. Странно слышать именно от тебя подобного рода осуждения. Кир Стрельников — рьяный поборник нравственности и чести? Это что-то новое. Чем еще таким неожиданным ты готов меня сейчас озадачить? Или ты действительно ждешь, что я начну тут перед тобой оправдываться, объясняя на пальцах такому "моралисту", как ты, истинные причины своего решения? Не много ли ты о себе возомнил?
— А ты сам… Не далеко ли зашел в попытках меня унизить, прогнуть и раскатать в конечном счете по асфальту? Нашел идеальный способ, как меня наказать, да так, чтобы меня там по ходу едва не вырвало? Или, думаешь, что я буду терпеть все это дерьмо как само собой разумеющееся, через немогу и стиснутые зубы? Просто так, ради банального интереса. Как далеко ты готов еще зайти, чтобы всласть поиздеваться над собственным сыном и давно брошенной тобою женой? Тебе это доставляет какой-то особо извращенный вид садистского удовольствия? Неужели тебе так мало твоих малолетних сабочек, с которыми ты и без того творишь все, что не пожелает твоя аморальная душонка, что решил подключить и нас в свои тематические игры? Не хватает остроты ощущений? Не тот уровень получаемого экстаза? Хочется чего-то посущественнее и позабористей?
— Я, так понимаю, если тебя не остановить, твой словесный понос будет литься из тебя до бесконечности?
Он все-таки меня перебил, лишь немного повысив свой на редкость спокойный голос, чтобы наконец-то перекрыть им мой бурный всплеск бесконтрольного словоблудия.
А на что он, простите, вообще рассчитывал? Что я буду целовать ему руки-ноги и благодарить в слезах-соплях за то, как он меня ох*ительно поимел?
— Это не я собираюсь перейти за допустимую грань, папочка, — я разжал кулак, но только для того, чтобы ткнуть слишком импульсивным жестом — указательным пальцем в край столешницы журнального столика. — Это ты уже перешел все, что только можно было перейти, так еще и нас за компанию тянешь в это дерьмо.
— Да неужели? Или твои последние выходки — это так, невинные шалости ничего не соображающего щенка? Будь любезен отвечать за свои проступки, как и подобает мужчине твоего возраста и статуса, без истерик, театральной экспрессии и прочего инфантильного дерьма, которым ты так любишь бросаться, если что-то вдруг идет вопреки твоим планам и личным интересам. А уж прийти на светский вечер к Шевцовым — это самое наименьшее из всех возможных наказаний, которое тебе вообще ничего не стоит перетерпеть. И смотреть на меня своими возмущенными глазками, как на врага всего советского народа, пожалуйста, не надо. Это уже просто лишнее и явный перебор даже для тебя. Побереги свой боевой запал для более полезных дел. И перед тем, как что-то сказать мне сейчас еще, лучше подумай дважды или трижды. А стоит ли оно того вообще, усугублять твое и без того далеко незавидное положение? Потому что я больше не собираюсь идти на попятную, как и уступать тебе в чем-либо. А если тебе так чешется испытать на прочность мое терпение. Бога ради, дерзай. Я с таким же превеликим удовольствием измерю пределы твоей мужской выдержки, даже без применения своих тематических гаджетов.
