ПРОСТО ДОКАЖИ МНЕ ЭТО СВОИМ ГРЕБАНЫМ ВЗГЛЯДОМ.
Сколько вы тут уже, а, главное, когда вы начали свои романтические свиданки? До того, как мы с тобой встретились, и ты меня поцеловала, или УЖЕ ПОСЛЕ? Для тебя та встреча хоть что-нибудь значила, или это был один из твоих излюбленных финтов, подцепить запавшего на тебя придурка, а потом бросить его с конкретным стояком посреди пустого двора?..
Лина-Алиночка. Бл*дь… Если бы я тогда знал, точно бы отодрал прямо на капоте ближайшего авто…
— Кирилл, ты не мог бы просто закончить с этим фарсом и просто отсюда уйти. И я не прошу тебя это сделать уже по-хорошему, поскольку я не посмотрю на то, что ты мой ЕДИНСТВЕННЫЙ сын и вызову сейчас сюда группу дежурных охранников, которые выволокут тебя и из моего номера, и из самого отеля буквально за шкирку. Ты добиваешься от меня именно этого? — ты просто обязана сказать спасибо отцу и зацеловать ему за это ноги. За то, что ему наконец-то удалось невозможное, просочиться в мой контуженный разум и вонзить в нужные зоны ледяные иглы своего беспристрастного голоса. Даже не представляю (и ты, кстати, тоже), чтобы случилось, не будь его рядом в эти минуты.
— Какая твоя гостья невежливая. Ни руки не подала, ни имени в ответ не назвала. — а вот здесь я точно прокололся. Не знаю почему, но мой голос впервые сорвало до напряженного хрипа, хотя внешне я продолжал оставаться все тем же бесшабашным (или безмозглым, кому, как удобнее) пиз*юком.
— Она не обязана тебе ничего ни говорить, ни, тем более, что-то делать. А тебя здесь вообще не должно быть. Может сделаешь мне одолжение и будешь наконец-то реагировать и на мое присутствие тоже? А то, боюсь, в ближайшее время на твоем горизонте будет маячить не Куршавель, а сеанс глубокой терапии у психиатра. И я, между прочем, не шучу.
— Прости, пап. Бес попутал. — если мне кого и нужно здесь благодарить за легкое протрезвление или возвращение в мир живых, то только собственного отца. Слава богу, обошлось без рукоприкладства, но его доходчивые слова и не менее пробирающий нужным воздействием на чужое сознание голос, способны и до мертвого достучаться.
Это уже потом я буду раскладывать по полочкам каждый шаг с действием своего вопиющего здесь поведения, как и анализировать с дотошной тщательностью все ляпнутые мною фразы, с чудовищным запозданием понимая, что подставил не одного лишь себя. Ну, а сейчас меня просто несло. От такого выворачивающего наизнанку шока проще свихнуться, а не делать каких-то тщедушных попыток взять под контроль своего съехавшего с катушек мистера Хайда.
И опять же… Если бы не отец и не тот момент, когда я насильно заставил себя на него посмотреть… даже не представляю, чем бы все это безумие в конечном счете закончилось.
— Сам не понимаю, что на меня нашло. Видимо, подсознательная тяга тебе насолить. Детские комплексы и психотравмы они такие… никогда не знаешь, когда долбанут по мозгам убойной дозой мочи. Я ведь маменькин сыночек, и за нее хоть в огонь, хоть в воду.
Во всяком случае, импровизация удалась на славу, хоть и не без присущей доли горькой правды. И, судя по едва уловимой реакции отца, она мне выиграла почти 96 % желаемого эффекта. Остальные четыре все еще отражались в его подозрительном прищуре — в беспардонно вскрывающем мою черепушку уничижающем взгляде. Закопать меня прямо сейчас на этом самом месте он жаждал не меньше, чем за минуту до этого.
— Если бы ты так рвал за нее свое очко и нервы, то не торчал бы здесь сейчас подобно жалкому паяцу с очень дешевым сценическим номером. И если ты не уберешься отсюда в ближайшие тридцать секунд, ни в какой Куршавель ты сегодня уже не полетишь, как и куда-либо еще до конца этого года.
— Ты прав, увы… Я малость затянул со своим запоздалым визитом вежливости. Поэтому, искренне раскаиваюсь и приношу свои глубочайшие извинения за все-все то плохое, что успел тут наворотить. — я начал делать пятящиеся к центру гостиной шаги, пытаясь изобразить неуместное сожаление и… выхватить за эти несчастные секунды с перепуганного личика Стрекозы последние доказательства ее реального здесь пребывания. — "Был неправ. Вспылил. Но теперь считаю свое предложение безобразной ошибкой. Раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить, искупить. Все. Ушел."
А может просто… жаждал вцепиться в твой взгляд мертвой хваткой и не отпускать до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде. Не дать тебе ни единого шанса на спасительное всплытие. Ты же мне не дала…
ГЛАВА десятая
— И не вздумай мне сейчас говорить, будто ты в полном порядке. — наверное, я теперь уже до конца своей жизни буду воспринимать этот голос не иначе, как за божественный или что-то близкое к этому. Праведный, отрезвляющий, возвращающий к жизни, но и так же способный убить тебя одной лишь сменой тональности с неприкрытым смыслом сказанных им слов. Поэтому да… дьявольский тоже. Но, правда, еще не скоро и не сейчас.
Сейчас я банально вырвана из реальности, выпотрошена и заполнена горячим воздухом не пойми какого содержания. Он просто меня душил изнутри, выжигая своим кипятком по венам, артериям и даже мельчайшим капиллярам. Удивительно, как еще моя кожа не пузырилась и не обугливалась, хотя ощущения были именно такими — будто меня жгли намеренно долго и планомерно, доводя мое состояние до желаемого результата. И это просто чудо, что я все еще стояла на ногах, не билась в истерике и не тряслась в предсмертных судорогах, мысленно выпрашивая у всевышнего скорейшего избавления от всех моих мучений.
— Я и не собиралась… — впервые за прошедшие пять (или все-таки больше?) минут только что пережитого мною ада я сумела подать свой голос и… посмотреть на Глеба. И… после этого меня не убило и не разорвало на кровавые ошметки, пусть мне и казалось, что это просто должно было произойти при любом раскладе. Именно ДОЛЖНО.
— А если бы и сказала то, скорее, по инерции.
Он ведь уехал? Он действительно в этот раз уехал и уже навсегда?
Не думала я, что стану искать спасительного убежища в лице Глеба. Скорее наоборот, я должна была искать все мыслимые и немыслимые лазейки к своему отступлению и постыдному бегству.
Ну скажи же ему уже, бл*дь. Скажи правду, пока она еще не выглядит вековым скелетом в твоем тайном шкафу и не покрылась неподъемным слоем пыли из будущих кружев лжи и наглого вранья. Пока вас еще связывает только одна ночь, только один маленький узелок крышесносного секса, без официальных клятв в верности и вечной любви. Это же так просто. Нет ничего проще, чем сказать ПРАВДУ.
— Думаю, в этот раз он уже не рискнет вернуться. Даже не представляю, что еще должно случиться, чтобы сподвигнуть Кирилла на подобное безумство в очередной раз. Не таким я его воспитывал… и тем горько признавать в этом свое личное поражение, как отца. — неужели Глеб так ничего и не заподозрил? Просто поверил сыну, что тот устроил свой спектакль в отместку за обманутую его отцом мать?
Честно говоря, я и сама была готова в это поверить. В какой-то момент, когда этот сумасшедший Ромео+Оттело (два в одном) совершил финальный маневр со своим эффектным возвращением, буквально впившись в меня до смерти пугающим взглядом, я была не просто убеждена, а именно уверена на все сто, что катастрофы на этот раз избежать не получится. Если до этого мне никогда еще не приходилось видеть людей, балансирующих на самой грани между и между… то сегодня я узнала, что же это такое в действительности на собственной шкуре. Казалось, я не то, что смотрела и покрывалась изнутри очень болезненной парализацией, выкручивающей и легкие, и сердце, и даже желудок с кишками в одно сплошное месиво… но и чувствовала то, что происходило с Ним. Так остро и так глубоко, будто в меня с каждым его приближающимся шагом выстреливали очередным залпом из крупнокалиберного дробовика. Чем ближе, тем больнее, потому что зона поражения сужается до минимума, и каждая дробина достигает своей цели без возможности увернуться и хоть как-то уцелеть.
