Тогда-то мои коленки и подкосились окончательно, а тело затрясло так (по большему счету из-за усилившихся рыданий), что впору было только упасть замертво уже самой без чьей-либо на то помощи. Разве что мое сознание никак не желало отделяться от своей физической оболочки, пусть дышать становилось все тяжелее с каждой последующей секундой, а сердце после очередного сотрясающего удара грозило и вовсе разорваться вместе с головой. Наверное, часть моего рассудка уже давным-давно рассыпалось под черепной коробкой болевыми осколками, которые тут же разогнало по всему телу через кровь. И теперь меня лупило изнутри конвульсивными припадками физической агонии, подрезая суставы вымораживающей дрожью со смертельными инъекциями психического шока.
Когда и как я сползла по стене на пол, пытаясь себя обнять трясущимися руками и по инерции закрыть свой живот, я не запомнила. Просто в какой-то момент обнаружила себя сидящей на полу и не способной отвести выпученных глаз с обоих мужчин, расстилающих по запыленным доскам мой будущий саван. Если бы мне тогда дали право выбирать, я бы предпочла ничего из этого не видеть и не слышать, не говоря уже про запоминать…
— Камеру, надеюсь, не забыл?
— Положил чуть ли одной не из первых, а вот про штатив вспомнил уже на выезде из города. Такие вещи собирать впопыхах лучше не стоит.
— Ладно, думаю, что-нибудь по любому придумаешь. Только не начинай до того, как я выеду отсюда. И постарайся не затягивать. Если что, вернешься сюда потом еще и закончишь с остальным на более спокойную руку. Главное, чтобы был у меня не к ночи.
— Как скажете.
Сухой разговор на чисто деловых тонах, от которого еще сильнее стыла в жилах кровь и хотелось разораться во всю глотку. Когда прекрасно понимаешь смысл произнесенных вслух слов, вся чудовищность происходящего превращается в еще один сотрясающий удар по психике, после чего встать на ноги уже точно не сможешь. Про остальное можно и не говорить. Остальное — это эпицентр ада или его вездесущее око, в которое ты заглядывал против своей воли и которое смотрело в тебя, пока ты падал в его вечно пылающее чрево…
— Постарайся не затягивать. Сделай это по-быстрому, чтобы без лишних для нее мучений. Только без огнестрелов. Сонная артерия, думаю, будет самым оптимальным вариантом. А дальше… как и оговаривали изначально.
Кажется… после этих слов я всего на несколько секунд потеряла сознание… или как-то выпала из общей реальности в какое-нибудь параллельное измерение со схожей обстановкой, но без находящихся в ней людей. Всего несколько секунд… слушая гул поднявшегося над домом ветра и заволновавшихся шелестящей листвой крон вековых деревьев. И несколько солнечных зайчиков, скользнувших по моему лицу пляшущими бликами, когда какой-то плотный призрак прошелся сквозь вакуум сырого воздуха и заставил окружающую картинку ожить более четкими контрастами.
"Прощай, Стрекоза. И не думай, что это решение было для меня таким уж легким…"
— Прощай, Алина… И спасибо за те чудесные дни, что ты мне когда-то подарила. Они действительно не забываемые…
Было ли это все мною услышано на самом деле? Или это самая банальная игра воображения? Игра контуженного мозга, который искал выходы из безвыходной ловушки… Прощался ли со мной Глеб перед тем, как окончательно выйти за двери? Или мне всего лишь все это привиделось и почудилось? И что меня толкнуло тогда открыть собственный рот, вырвав из легких заикающуюся череду практически неразборчивых фраз…
— По-пожалуйста… пере… передай Киру… Я его люблю… Очень-очень… люблю… Он должен… должен это знать… Он не знает… Я ему еще… не… не говорила…
—-
*Рахн & Водмер Со — швейцарский банк, основанный в 1750 году, активы которого на сегодняшний день составляют более 12, 5 биллионов швейцарских франков.
ГЛАВА двадцатая
Выйти на улицу, на свежий воздух было совсем несложно. И пройтись до своей машины тоже. Правда со страшной силой тянуло закурить, но это, скорее, на нервной почве, как и раздражающие позывные легкого головокружения и тошноты. Впускать в голову какие-то мысли хотелось еще меньше, а уж позволять эмоциям ворочаться под кожей и царапать сознание, так и подавно. Так всегда проще, когда просто все это отключаешь и в первую очередь возможное сожаление. Разве что с возрастом делать подобное становилось все сложнее и едва не через дополнительные усилия. Может поэтому он и старался соприкасаться с этим как можно меньше. Да и какой смысл марать об это собственные руки, когда можно воспользоваться услугами не менее профессиональных киллеров?
Конечно, подобные случаи, как этот, настолько личные и индивидуальные, что не думать об этом было бы так же кощунственно, как и допустить непозволительную ошибку в момент исполнения заказа. По всем этическим нормам негласных правил и морали (бытующих в очень узких кругах крайне индивидуальных личностей), он обязан был остаться и проследить за всем лично. Потому что это не какая-то там прожженная шлюшка вроде Луневой или зажравшийся непомерно сытой жизнью актеришка Николаев. Это также равноценно, как и вершить суд над собственным братом, поскольку прописано самой природой на генетическом уровне. Поскольку есть вещи, которым надо следовать до конца и вопреки всем своим слабостям.
Но в этот раз у него не вышло. Увы, но время и возраст берут свое. И каким бы стальным стержнем ты не обладал все эти годы, организм в конечном счете начинает ощутимо изнашиваться, теряя когда-то весьма высокий уровень КПД вначале на мелких, а потому уже и более крупных "поломках". И ничего ты с этим поделать уже не можешь, какой бы мощной до сих пор не оставалась твоя сила воли с неизменными принципами в выборе правильных решений. Потому что физиологию ничем не исправишь — она теряет свои прежние навыки, истончается и бьет на поражение в самые непредвиденные моменты. И в этот раз не обошлось без пресловутых исключений из правил. Впрочем, как и сейчас, когда он подошел к Бентли и попытался выудить из кармана френча ключи от машины и сигнализации.
Дрожь в суставах подловила его в самый неожиданный момент (и сколько уже раз ловила до этого). И практически сразу же в спину прилетел заглушенный стенами дома женский визг. И то он не сразу это понял из-за сильного звукового искажения и расшумевшихся над головой деревьев.
— Я же сказал подождать, когда я уеду, — хотя произносить это вслух самому себе, раздраженно открывая машину, — не меньшая глупость. Сам виноват. Нечего было тянуть резину. Ему никто не запрещал ускорить шаг, чтобы убраться отсюда как можно быстрее.
Теперь приходилось внутренне успокаиваться, и чтобы унять тремор в руках, и буквально насильно прочистить себе мозги. Если с первым удавалось справляться более-менее сносно, то с последним — с весьма переменными успехами. Видимо, поэтому он и выпадал слишком часто из реального окружения, как только мыслительный шторм с воскресшими из долго спавшей памяти образами начинали атаковать сознание усилившимися приступами настойчивых воспоминаний. Пока тело что-то делало на чистом автомате, разум периодически выносило в совершенно другое место и даже в другое время. Чем частенько его и раздражало, поскольку самоконтроль здесь уже не действовал, а злость начинала душить с не меньшей силой, как и чувство абсолютной беспомощности что-либо исправить или переиграть.
