— Юняев, помоги Маргарите Петровне добраться до скорой или до вашей машины. Ей тоже не помешает поехать вместе с сыном и получить хоть какое-то подобие первой медпомощи. Заодно проследишь за всем, что там будет происходить. С остальным здесь я разберусь уже сам. Вячеслав, а ты пройдись по квартире и проверь, чтобы тут больше не осталось никого лишнего. Надо будет вызвать строй бригаду и разобраться с входными дверьми.
— Я вообще-то только что вызвал следственную группу по факту возможного особо тяжкого преступления. Здесь нельзя ничего ни трогать, ни…
— Простите, как вас зовут? — Стрельников перебил моментально встрепенувшегося участкового в новехонькой полицейской форме, но без фуражки и сделал в сторону представителя правоохранительных органов неспешные пару шагов.
— Уполномоченный участковый полиции Сергей Ратников…
— Сергей? Хорошо. Вы не против со мной переговорить с глазу на глаз, скажем на кухне, без лишних свидетелей?..
Конечно, Ратников был не против, пусть поначалу не совсем понял, что именно от него хотят. Более того, Глеб кивнул второму своему сопровождающему "помощнику", отдав тем самым молчаливый приказ — приступить к осуществлению плана "Б", который обычно приходится запускать при таких вот непредвиденных и не всегда легко разрешаемых ситуациях. А с учетом зашкаливающего эмоционального прессинга, запускать и управлять этой вроде как давно отлаженной машиной, оказалось на поверку не таким уж и простым занятием. Как никогда тянуло где-нибудь уединится и хотя бы минут десять побыть в полной тишине с самим с собой и с тем осадком чувств, что взбаламутили в глубоком омуте его души созданным его же стараниями кошмаром. Просто, чтобы как-то все это в себе замять, утрамбовав до самого основания, чтобы, не дай бог, больше так не прикладывало в самый неожиданный для этого момент. Не хватало еще сорваться, когда меньше всего ждешь от себя подобного.
В конечном счете, этим все и закончилось. Кира увезли на скорой вместе с его матерью в указанную Глебом больницу, из квартиры увели всех и каждого, кто не имел к семье Стрельниковых хоть какого-нибудь косвенного отношения. Естественно, никакой следственной опергруппы сюда не доехало. Зато явилась по срочному вызову бригада специалистов широкого профиля. И… главное, у Кира отобрали сердце еще до того, как его вынесли из спальни на носилках, под мощной дозой быстродействующего снотворного. Сердце осталось здесь… До поры, до времени. До появления клинеров с необходимым для "уборок" квартир оборудованием.
Он, конечно, мог уехать отсюда чуть ли не сразу вслед за Ритой, оставив все вопросы по квартире и самому происшествию тому же Вячеславу. Но что-то вынудило его остаться, задержавшись далеко не на пару часов. Пройтись почти по всем открытым комнатам, вспомнить о том факте, что он очень и очень давно тут не был и много чего теперь не узнавал. Или впустить в свое сознание другие немаловажные детали, например, связанные со Стрекозой, с оставленными ею здесь следами и… личными вещами, теми, что она так отсюда и не забрала, когда переезжала на Котельникова. Их забирал кто-то из людей Стрельникова-старшего, и, скорей всего, мог что-то не доглядеть. Но даже не в этом суть. А в том, какие именно вызывали в нем чувства и последние события, и связанные с этим местом собственные ощущения. То, что не видел чужой глаз и так глубоко резало по сердцу тебя лично.
Проснувшаяся вдруг нежданно-негаданно настырная совесть? Едва ли. Скорее, раздражающая горечь по утраченному. Запоздалое осмысление о потери контроля над произошедшим с болезненным пониманием того факта, что как раз он и оступился где-то в какой-то момент, то ли заигравшись в Бога и Дьявола, то ли не посчитав Кирилла Стрельникова за серьезного соперника. А может… просто не мог поверить, что его Стрекоза настолько чистое и невообразимо невинное создание, с которым противопоказано играться в жестокие взрослые игры. Ангелы лишены лицемерия и расчетливости, что по обыкновению присущи лишь бесам-паразитам или инфицированным вторыми смертным. Если первые любят, то всем сердцем, если кого-то выбирают, то только того, кому отдали свое сердце, не требуя ничего взамен. Это их природа, они не виноваты в том, что живут так, как им диктует их ничем незапятнанная сущность.
И Глеб все это банально проглядел, либо не возжелал поверить увиденному. А может подсознательно за этим потянулся, решив стать собственником столь бесценного сокровища ему не предназначенного? Слишком много в нем Тьмы, и даже такой яркий Свет, какой был у Алины, не способен рассеять этот стылый мертвый мрак его прогнившей до основания грязной душонки. Чистый Свет тянется к такой же чистоте. И, судя по всему, в Кире-то она и оказалась, раз так проявилась с появлением в их жизни любимой обоими Стрекозы. Если бы Инквизитор понял это изначально, то не стал бы подпускать ее к сыну даже на расстояние пушечного выстрела. Вот чем в последствии и заканчиваются подобные игры. Неизбежной трагедией с неизменной победой Тьмы над Светом…
Он так и не смог уйти из квартиры Кирилла, будто что-то продолжало его насильно удерживать здесь против собственной воли и раскручивающейся с каждым пробывшим тут часом нестерпимой боли. Ни дать, ни взять, мазохист-самоистязатель. Не хватает только вериг и плетки. Хотя, физическую боль, наверное, было бы перенести сейчас легче легкого. Куда тяжелее насиловать себя морально, прокручивая в голове раз за разом смешанные едва не в одно целое картины прошлого и настоящего, впервые заставляя себя взглянуть на свершившееся трезвым взглядом, ни как главному исполнителю всего этого кошмарного Армагеддона, а как беспристрастному судье.
"Тот, кто сеет ветер — пожнет бурю." — видимо, так оно и есть. Только в его случае, это оказался целый хаос сокрушительных масштабов для многих и, в частности, очень близких ему людей. Увы. Все как у Пабло Неруды. Убивая жизнь — рождают смерть… Но убив смерть нельзя родить жизнь…
Наверное, поэтому он и проторчал здесь до самого вечера, будто знал, что рано или поздно, но Рита сюда вернется и обязательно найдет его в кабинете сына (где уже все успели подчистить, прибрать, создав идеальный порядок под маниакально чистоплотные запросы Кирилла Стрельникова). Знал, что она дойдет до него, не проронив при этом ни слова, и прожигая насквозь таким испепеляющим взором, от которого любой другой на его месте уже давно бы скончался или забился в ближайшем углу от неподдельного страха. Естественно, он так и не шелохнулся даже после того, как отвернулся от окна и стал следить (практически безучастно) за неспешным приближением жены.
Такая сценка между ними уже происходила, только в этот раз на ее лице читались совершенно иные эмоции (или, скорее, их полное отсутствие). В этот раз она пришла сюда за другим. За чем конкретным? Можно и не гадать. За попыткой сделать ему еще больней, чем он сделал ей и ее ненаглядному Кирюшеньке. Банальное око за око. Разве что провернуть такое, еще и с ходу, — задачка из ряда невозможное и абсолютно невероятное.
Он даже предвидел и физически был готов к граду из хлестких пощечин, не исключая и более сильных ударов и не только кулаками. Хотя Рита не могла не понимать, насколько все они выглядели сейчас нелепыми, жалкими и мало как им воспринимаемыми. Если бы она хлестала его чуть подольше, пока не отбила сама себе о него руки, тогда быть может что-то и сумела на нем оставить. Но, увы и ах… Сил ей хватило не на многое и совсем ненадолго. Но, все же стоило отдать должное, вложилась она в удары основательно, совершенно не скрывая ни во взгляде, ни в резко постаревшем и перекосившемся лице переполнявшие ее ярость и ненависть. Таким взглядом даже куда больнее бить, чем щемящими пощечинами. Если бы она посмотрела на него так же лет двадцать с лишним назад, наверное, бы точно не дотянула до дней сегодняшних.
