Наверное, любой другой на моем месте уже бы завалился намертво в постель. Но только не я. Меня этот кошмар убивал очень долго и то не до конца. До тех пор, пока я не очнулся лежащим в своей же кровати в позе скрюченного эмбриона, пытаясь по ходу на чистом рефлексе отдышаться или вынырнуть из плотного мрака моей несостоявшейся (уже в который раз) смерти. Как ни странно, но глаз я не закрывал, пусть их и застило кроваво-черной пеленой ложного забвения. Я смотрел прямо перед собой в никуда, буквально таращась, не мигая и не замечая, как по лицу стекают слезы вперемешку с потом. Меня трясло, мутило, сердце лупило бешеной аритмией по вискам, гландам и ребрам будто высоковольтной дугой электрического разряда. Но даже когда удалось кое-как проморгаться, сбив с глазной сетчатки мутную пленку багряной черноты, я так тебя и не увидел. Ты не пришла, как в только что увиденном мною сне, чтобы меня забрать с собой…
Хорошо… Все хорошо…
Так и не должно было быть. Я спровоцировал твое "появление" скорее неосознанно и ненамеренно. Пусть и пережил новый виток адского круга, но теперь я хотя бы знаю, что жить такой жизнью — куда хуже, чем гореть целую вечность в христианском аду. Жить без тебя — это и есть АД. И как живут другие, я банально НЕ ЗНАЮ. И не хочу знать.
— Голос твой я слышу… — сколько прошло еще времени, прежде чем мне удалось разомкнуть губы и беззвучно прошептать? — наяву, в бреду… — не имею понятия. Но я почему-то сделал именно это, пробормотав именно эти слова… — Не рыдай, ты слышишь?.. я к тебе иду-у…
После чего медленно, из оставшихся сил перевернулся на спину. Потратил еще какое-то время, чтобы отдышаться и унять рвущую в клочья легкие и сердце аритмию с удушающим дыханием. Потом поднял дрожащую правую руку и…
— Первый… — первая "точка", — Второй… — вторая "точка"…
Третий… Четвертый… Пятый…
Первый… Второй… Третий…
Где-то через полчаса или даже чуть больше, рука уже так не тряслась, как и голос не сбивался от учащенного сердцебиения и срывающего его хрипа.
Скоро… Уже очень скоро. Скоро все это закончится.
Обещаю, Стрекоза. Нам больше не будет больно. Они больше никогда до нас не доберутся и не смогут причинить нам никакого вреда…
ГЛАВА двадцать четвертая
Маргарита Петровна Стрельникова буквально пела от счастья чуть ли не с самого момента своего позднего пробуждения. Еще бы. Проснуться ближе к обеденному часу и увидеть за окном выпавший впервые в этом месяце снег. И не просто в этом месяце, а на запланированный ею под торжественное празднество воскресный день.
Еще одно ежегодное событие, которым маменька увлекалась с пугающим фанатизмом, боюсь даже представить уже сколько времени. Наверное, сколько помню себя самого. Разве что, с каждым новым годом устраиваемые ею вечеринки все больше напоминали по размаху празднование каких-нибудь грандиозных событий государственного масштаба. Хорошо еще, что без факельных шествий и пятичасовых парадов. Правда, не удивлюсь, если скоро и до этого дело дойдет. И, какое счастье, что мне на все это в принципе откровенно наложить. Я бы не замечал происходящего вокруг вавилонского столпотворения именно в упор, если бы сам не был заинтересован его ожидаемой кульминацией. А, точнее, тем самым днем Икс, которого ждал с не меньшим нетерпением, чем моя одержимая им матушка.
Я уже не говорю о том факте, что на фоне всей этой бурной движухи из незнакомых тебе физиономий и таскаемых ими вещей, лично ты как бы слегка теряешься и в прямом смысле этого слова становишься для большинства не у дел. Как только я вернулся из больницы и увидел, что творилось и творится в Одонатум-е, то даже с неким облегчением выдохнул. Вполне себе такое удобное стечение обстоятельств. Все чем-то постоянно заняты, в особенности Рита Петровна, наводят кардинальные изменения в холле, в самой большой приемной гостиной и на террасе заднего двора, а ты всего лишь где-то рядышком, тихонечко существуешь и не лезешь никому на глаза. Как говорится, банально затаился "на матрацах" и… Просчитываешь день изо дня, от ночи к ночи одну из сложнейших в своей жизни комбинаций-партий предстоящего выхода на бис. Строишь из себя покладистого Кирилла Стрельникова, выполняешь строго по предписанию прием прописанных строго по рецепту препаратов и… Ждешь. Терпеливо ждешь. Безликой тенью. Привычной для многих оболочкой пока еще живого и каким-то чудом ходячего трупа.
Все прекрасно и просто идеально. Никто ни о чем не догадывается. Да и как, если так подумать? Я же самый обычный тихий малый, напичканный под завязку успокоительными и нейролептиками. В таком обдолбанном состоянии я не то что мухи не обижу, даже шнурков на начищенных до слепящего блеска оксфордах не завяжу самостоятельно. Не зря маменька послала мне в помощь Анастасию Павловну, а потом и сама явилась во всей своей царственной красе Королевы Балы, дабы уделить своему драгоценному отпрыску четко отмеренное для этого время и внимание.
Она и до этого каждый божий день являлась на мои ясны очи строго по собственному расписанию. Разве что сегодня — самое большое исключение из правил. Недельный кавардак в доме наконец-то устранен и сведен к нулю, нанятая со стороны в помощь постоянной прислуга расставлена и распределена по всей территории Одонатум-а и, естественно, закреплена за каждым столиком-местом в гостиной и на террасе празднично украшенного патио. Дополнительное осветительное оборудование включено, все работает, как часы, на ура и без непредвиденных сбоев, а оплаченный живой оркестр из двух виолончелистов, трех скрипачей и одного пианиста уже вовсю наяривает бессмертную классику так всеми здесь любимой поп-эстрады. И, надо отметить, наяривает довольно-таки нетихо. Во всяком случае, в комнатах второго этажа, еще и в самом дальнем крыле, их струнная обработка знакомых мелодий звучала очень даже разборчиво — торжественно, с идеально слаженной синхронизацией и без единого намека на случайную фальшь.
Так что одевался я не только под пристальным присмотром своей бдительной сиделки, но и делал это под восхитительные звуки заезженной когда-то до тошноты рок-оперной песенки "Велле". И что-то мне подсказывало, сегодняшний репертуар будет мало чем отличаться от большинства излюбленных госпожой Стрельниковой музыкальных предпочтений из диких а-ля 90-ых. В этом плане, я, скорее, предпочел бы более близкие мне вкусы Стрельникова-старшего. Но, что поделать. Выбирать не приходится. Тем более что, отец никогда не влезал в маменькины планы по обустройству праздничных тусовок. Это чисто ее парафия, куда она не подпускала никого и ни при каких обстоятельствах на расстояние пушеного выстрела.
Да и какая, в сущности, разница под какую мелодию совершать свое триумфальное шествие? Все равно меня мало кто заметит в те минуты хоть в упор, хоть издалека. Не я центральная фигура данного мероприятия, что, если так подумать, было мне на руку очень даже к месту. К тому же, у меня еще было предостаточно времени, чтобы успеть намозолить тут многим глаза, после чего превратиться для всех и каждого в невидимку-призрака.
— Какой же ты у меня красавчик. Боже, а укладка какая, — как же без этого? Без восхищенных охов-ахов от безумно счастливой маменьки и ее коронного для таких случаев цоканья языком. — Да ты любого принца Гарри, Уильяма и прочих иже с ними с лихвой заткнешь за пояс. Поблекнут на твоем фоне, как те облезлые курицы. Хотя, что с этой британской семейки взять, кроме вшивых бобиков с их прокисшей от постоянного кровосмешения крови.
