Хоть какая-то, но передышка. Да и не хотелось мне сейчас выглядеть очаровательной Одри Хэпберн. Мне вообще никуда не хотелось ехать. И смотреть на сидевшего рядом Глеба тоже, прекрасно понимая, насколько это невозможно. Что мне придется это сделать в ближайшие секунды. Поскольку не ощущать его взгляда и буквально окутывающей со всех сторон физической близости — сродни нереальной фантастике. Он не только пропитал собой весь эфир окружающего салона, оставив на всех вещах свой пожизненный отпечаток, но и пытался теперь проделать то же самое и со мной. Забраться мне под платье, просочится под кожу, наполнить своим сладким ядом мою кровь и сдавить свои ласковые пальцы на моем горле. Ему даже ничего не нужно было для этого делать в физическом смысле данного слова. Я чувствовала его планомерный захват моей немощной сущности и частично парализованного тела без каких-либо прямых действий с его стороны. И чем дольше находилась рядом в замкнутом пространстве со своим палачом, тем острее ощущала именно его. Только его. Везде, повсюду, постоянно… От скользящего по моей коже взгляда, до проникающих в мои нервы раскаленных игл его ментальных прикосновений. Как будто он делал это специально. Заставлял насильно все это чувствовать, вытесняя за пределы этой чертовой машины всех и вся. Даже меня… прошлую… Ту, которая все последние дни пыталась ему сопротивляться, умирая час за часом из-за самой ужасной для себя потери.
Зря он так сейчас старался. Все равно у него ничего получится. Если он только не стремится добить меня окончательно. Прежней я уже едва ли снова стану, а для обновленной… еще слишком рано. Да и не хочу я обновляться или чтобы кто-то меня обновлял. Почему меня нельзя было просто оставить в покое хотя бы на неделю или две? Вначале убьют, расстреляв в упор буквально, а потом требуют, чтобы я улыбалась, как отбитая на всю голову счастливая дурочка, и мчалась со всех ног по первому же зову своего хозяина неважно куда и на кой.
— Половину? Это как? — естественно, Глеб не смог остаться безучастным зрителем, наблюдая со стороны за всеми моими жалкими потугами придать себе более-менее смотрибельный вид. Правда меня так и порывало попросить, чтобы он не прикасался ко мне. Даже к платью.
Хорошо, что мы сейчас в машине, и мое любое паническое вздрагивание едва не на каждое касание мужчины можно было смело списать на вибрацию автомобиля во время езды. Но что будет, когда мы доберемся до места назначения? И что будет уже сейчас, когда я перестану расправлять юбку и мне придется взглянуть в Его лицо? У меня уже начались приступы панического удушья, или я сама неосознанно задерживаю дыхание, пока сердце не начинает биться о ребра надрывными судорогами, требуя незамедлительного глотка кислорода.
— Половину, в смысле… Наполовину подруга, наполовину не пойми что. — дыши, Алька, дыши. Не забывай дышать.
Легко сказать, когда поднимаешь свой взгляд к лицу человека, который всего за несколько последних дней превратился для тебя в живое воплощение Князя Тьмы. Он и до этого никогда не выглядел светлым ангелом, всегда вызывая во мне только темные ассоциации — ведьмак, архимаг… Инквизитор. А в пределах пассажирского салона кроссовера, наполненного из-за тонированных окон невесомой дымкой полупрозрачных теней, данная фантасмагория еще больше усиливалась, придавая чеканным чертам мужчины ирреальную глубину ни с чем несопоставимого мистицизма. Плюс мнимое между нами расстояние в несколько сантиметров, которого, если так подумать, вообще не существовало, поскольку я больше его не чувствовала. Только одну прессующую близость смертельной для себя опасности в физическом теле сидящего передо мной человека, уже практически полностью поглотившего меня в себя.
— Что-то мало верится, чтобы с тобой можно было общаться только "наполовину". Судя по всему, вы из-за чего-то недавно поссорились, раз ты так нелестно о ней отзываешься.
Одно дело просто ощущать, как он на тебя смотрит и как затягивает слово за словом свою ментальную сеть на твоей чувствительной коже, и другое… Когда видишь это прямо в упор. Глядя в его глаза. Принимая сминающую мощь его колдовского взгляда своим слишком хрупким и совершенно для этого не готовым сознанием.
— На вряд ли это можно назвать ссорой. Во всяком случае с моей стороны. Да и не люблю я всех этих выяснений отношений. А у Ксюхи это, видимо, в порядке вещей. Придумать какую-нибудь причину, обидеться, надуться и сделать вид, что мы сами должны догадаться из-за чего. Сейчас вот тоже вильнула хвостиком, мол очень занята с новым клиентом, поэтому не беспокойте ее, пока она сама не даст о себе знать.
Едва ли я изводилась столь бурным желанием выкладывать всю подноготную своей дружбы с Луневой человеку, которому, на деле, было на все это откровенно начхать. Скорее, это нервное. Попытка сбежать от его же удушающих захватов невыносимой близости. Отвлечься на что-то менее безопасное, пусть даже и на подобную глупость.
— Уверен, все у вас наладится. Плохо только, что ты чуть ли не все время одна после занятий в институте. С одной стороны, оно, конечно, спокойно. Никто тебя никуда не тащит и не втягивает в сомнительные тусовки тех же сомнительных приятелей-знакомых, но ты же еще так молода. А молодость — пора безумств с постоянными поисками бесконечного праздника. Когда еще, как не молодым оттягиваться по полной и на всю катушку?
— А ты разве сейчас не тянешь меня на подобный праздник?
Мне не хочется сейчас думать, с какими на самом деле мыслями он ехал за мной, какие расписывал на мое ближайшее будущее планы и что испытывал ко мне в действительности. Судя по его поведению еще на квартире два дня назад и в эти минуты, он и не собирался ни словом, ни взглядом, ни какими-то иными намеками говорить о моей измене. Делал вид, будто ничего такого не было, а, значит, я просто обязана подключиться к его игре. И не то, что подключиться, а "уверовать" в то же самое, во что "верил" и он. В то, что у нас все так же прекрасно, как и за неделю до этого. Ничто в наших отношениях не изменилось, никто между нами не вклинивался и не… не вывернул мое восприятие с чувствами наизнанку. Единственный в мире мужчина, к которому я что-то сейчас и испытывала — это ОН.
Поэтому он сейчас так и улыбался мне. Совсем как прежде. Мягко, сдержанно, с едва заметной каплей легкой иронии. А потом сделал то, что всегда любил делать, когда между нами не оставалось вообще ничего — никаких сомнений, ненужных мыслей или кого-то третьего лишнего. Приподнял руку и скользнул кончиками пальцев по моему лицу на уровне скулы и зардевшейся щеки. До боли знакомый жест, от которого у меня раньше перехватывало дыхание, а в бездонных глазах напротив тут же хотелось утонуть без единого шанса на спасение… Но не в этот раз.
В этот раз, кроме пугающего желания сжаться и вцепиться со всей дури пальцами в юбку и обивку сидений — больше никаких романтических поползновений. Слишком больно, особенно когда по глазам бьет ослепляющей вспышкой совершенно иной картинки, почти такой же, но абсолютно противоположной по восприятию. И хуже того, что из-за очень сильной близости, мой взгляд терял четкую фокусировку, а из-за внешней схожести Глеба и… Кира, мое зрение начинало играть со мной в какие-то безумно жуткие визуальные подмены.
