На раздумье над ответом, правда, ушло не так уж и много времени, пусть ему и показалось, что он с ним несколько затянул, будто пытался вспомнить из-за кого конкретно ему соболезнуют, и каким образом его секретари успели прознать об очередной трагедии в семье Стрельниковых едва ли не через несколько часов после случившегося.
Но обернулся он к Марьяне без спешки, без удивления и то всего лишь через плечо, едва ли сумев сфокусировать на красивом лице давно не юной женщины свой когда-то очень цепкий взгляд. Казалось, он и смотрел не сколько на нее, а куда-то сквозь, с легкой задумчивостью хмурясь и явно подбирая с особой тщательностью подходящие к данному случаю слова.
— Спасибо, Марьяна Сергеевна, но… Было бы целесообразнее перенаправить ваше сочувствие Маргарите Павловне и ее семье. Думаю, она нуждается в нем куда больше моего.
Нет, он вовсе не пытался как-то этим поддеть или поставить на место слишком услужливую секретаршу. Ему просто не понравилось, что его только что выдернули с установленного им до этого настроя и более важных на этот час мыслей.
— Извините, бога ради, Глеб Анатольевич, — естественно она тут же стушевалась и даже покраснела, что для нее являлось большой редкостью. — Я… я просто как-то не подумала.
— Неважно… — поджав губы в утешительной улыбке, он просто ей сдержанно кивнул, вроде как благодаря за все ее столь ценные старания. — Сделайте то, о чем я попросил и постарайтесь меня не беспокоить, чтобы не случилось и кто бы не умер за это время еще. Меня здесь нет ни для кого, даже для вас.
И откатив привычным жестом свободной правой руки массивную панель дверей-купе в сторону, шагнул в святая святых своего президентского кабинета.
Он бы мог остаться сегодня и дома, вернее, в любимой квартире сталинской высотки на Котельникова, но… Как ни странно, почему-то тянуло с необъяснимой силой именно на работу, в забитое до отказу рабочим персоналом административное здание компании. Тем более два предыдущих дня он исправно отработал здесь, что называется, от и до, отдавая дань трудовым проблемам со всей прилагающейся для этого отдачей. Так что теперь он заслужил свою толику легкого "отдыха" на все сто, как и полное право не отвлекаться на что-то другое.
К тому же, на вряд ли бы у него сегодня получилось удерживать свое внимание на рабочих вопросах, когда мыслями постоянно находишься в совершенно другом месте. Да и сам возраст не позволял разрываться сразу на два фронта. Не те годы, не те силы и возможности, пусть опыта уже накопилось чуть ли не под завязку. Ирония судьбы, ни дать, ни взять. Или, когда время никого не щадит, меняя тебя не только физически, но и большую часть давно изживших себя жизненных взглядов едва не до узнаваемости. Рациональности хоть отбавляй, а вот желания приложить собственную руку для воплощения в жизнь своих исключительных планов — все меньше и меньше. И какой, в сущности, смысл, когда для этого имеется более подходящее мясо — менее сообразительное, зато на редкость профессиональное в решении некоторых вопросов.
Времена, когда он пачкал свои руки в недостойном его дерьме, давным-давно канули в небытие. Хотя, порою его и тянуло тряхнуть стариной. Причем не всегда из желания удовлетворить свои садистские потребности. Они, конечно же, являлись первостепенным звеном-зацепкой, но… У Тьмы на данный счет и, как правило, свои собственные планы. Она не привыкла размениваться по мелочам. Для этого она слишком разборчивая — невероятно огромная, чрезмерно ненасытная и хранит в себе куда больше первопричин со скрытыми истинами, чем казалось по началу при первых в нее погружениях. Одновременно всем этим и притягивая, и едва не до икоты пугая-отталкивая. Сколько бы открытий, неведомых для тебя ранее познаний и новых ощущений она не сулила, плату за каждый очередной свой дар она взыщет непомерную. А однажды при очередном таком запредельно глубоком погружении, ты можешь больше и не всплыть. Однажды она заберет безвозвратно то, что и так уже принадлежит ей по праву — твою душу. Ограненный еще же стараниями за все эти долгие годы черный бриллиант. Один из сотни тысяч миллионов. И, само собой, на этом не остановится…
И он тоже не собирался останавливаться, разве что в гардеробной своего кабинета, чтобы избавиться от демисезонного френча, после чего сделать небольшой маневр по неохватному пространству рабочего помещения в выборе подходящей для предстоящего ожидания локации. Ничего оригинального он, конечно же, не придумал. За рабочий стол садиться, естественно, не стал. Сразу же, прямым курсом направился в зону отдыха, перед этим потратив пару минут у барной стойки и музыкального центра. Грамм сто пятьдесят марочного коньяка и более придирчивый выбор в музыкальных композициях настраиваемого трек-листа. Для внутреннего напряжения помехой они точно не станут. А вот легкая анестезия ему сейчас совсем не помешает. Ему и кипящей в его жилах Тьме.
Каким бы внешне он не выглядел в эти минуты спокойным, стороннему зрителю желательно не заглядывать в скрытую в нем бездну. В лучшем случае, поседеешь, в худшем — можешь и не вернуться в мир живых.
Поэтому полная изоляция от внешней реальности была как нельзя кстати. Плюс добротный коньяк, удобные сиденья кожаного дивана и фоновое звучание классических композиций — эдаким ненавязчивым звуковым сопровождением на все случаи жизни. Полностью снять гребаное напряжение он, само собой, не сможет, а вот повариться в собственном соку и даже словить небольшой приход — вполне себе реально. Тоже своего рода самоистязание, поэтому отвлечься на ту же работу, увы, не получится. Особенно, когда мысли то и дело держатся за секундную стрелку отсчитываемых минут, а размеренный ритм учащенно бьющегося сердца вторит ее монотонному тиканью осязаемыми ударами о грудную клетку.
По сути, это не просто ожидание. Это моральная подготовка к предстоящему выходу на большую сцену. Где каждое действо, заранее прокрученная в голове фраза обязаны сыграть далеко не второстепенную роль в достижении поставленной цели. Здесь нет ничего лишнего, кроме вынужденной траты столь бесценного времени на ближайшие два-три часа. Но по-другому разыграть данную партию у него и не получится. Только так. Терпеливо ждать, посматривать на черный экран айфона, лежащего прямо перед своим владельцем на поверхности черного столика и время от времени делать небольшие глотки из бокала. А иногда позволять ворочающейся под кожей Тьме касаться натянутых нервов, задевать воспаленные до физической ломки эмоции и дразнить притаившихся в черном омуте твоей сущности далеко неспящих демонов.
Вопрос в другом. Если бы все это было можно переиграть в совершенно ином ключе, захотел бы он избежать предстоящего безумия с минимальными потерями и вроде как ненужными для этого жертвами? Почему он решил выбрать этот путь? Почему позволил своей Тьме взять над собой верх? Опять… В который уже гребаный раз… Или все дело в очень старой ране, которая, как оказалась, так и не зажила? Подрезавшая в самый нежданный момент слабость, от которой он так и не сумел избавиться за столько лет? Еще и сейчас. То ли брошенной в лицо издевкой-плевком от извращенной суки-судьбы, то ли хроническим диагнозом из преследующего его прошлого. В любом случае, забыть этот кошмар ему так и не дали. А может наоборот? Предоставили еще один шанс — переиграть старую партию на новый лад?
