ГЛАВА тринадцатая
— Кир, господи… Кир…
Сколько раз приходилось наблюдать за подобными сценками в тех же кинодрамах, испытывая при этом тоскливую иронию? — даже сейчас затрудняешься ответить. Под сотню штук, наверное, точно. Только вот именно эта была отнюдь не сценка. Не разыгранная оскароносной актрисулькой роль и далеко не для пресытившегося данными клише зрителя. Учитывая, что я-то как раз и в этот момент этим самым зрителем совершенно не являлся. А вот непосредственным участником не укладывающихся в голове событий — это да. Практически их ведущей гала-скрипкой.
Я и пролежал последние полчаса в одиночной вип-палате ничего более не делая и ни о чем не думая, кроме как напряженно вслушиваясь в звуки за дверью и кое-как сдерживаясь, чтобы не сползти с кровати в идиотском порыве сбежать отсюда лишь в одном постоянно притягивающем меня направлении.
Но эти треклятые обезболивающие не только притупляли адскую боль от переломов и жутких ушибов, но и отнимали остатки физических сил, наполняя практически все тело раздражающим ощущением воздушной ваты. Будто вместо общей отбивной, процентов на сорок перемотанной эластичными бинтами и бандажной сеткой, находилась вакуумная пустота, немного и едва-едва зудящая тупым гулом при каждом незначительном движении. А над всем этим убожеством — торчит моя голова, тоже обколотая, обдолбанная, но каким-то чудом пока еще трезвомыслящая.
При иных обстоятельствах я бы точно уже давно отключился и дрых до второго пришествия. Но только не сегодня и не сейчас. Наверное, если бы мне и вкололи снотворного против моей воли, боролся бы со сном до последнего, как висящий над пропастью экстремал, на кончиках оцарапанных до мяса пальцах и на последнем издыхании.
По крайней мере, физическая боль больше не доводила до полусознательной отключки и не мешала думать, как раньше. Хотя, думать в таком состоянии тот еще хардкор. Не каждый день приходится сталкиваться с реалиями жизни, подобных сегодняшним. Другой бы на моем месте гнал бы от себя любую шокирующую мысль о свершившемся факте, как одержимый фанатик, свято верящий в непорочность своих богов и не желая связывать произошедшее со скрытыми в этих богах низменными грехами. Убеждал бы себя, что это банальнейшее стечение обстоятельств. Я просто оказался не в том месте в не подходящее для этого время. А все мои предположения и догадки, ничто иное, как ересь чистейшей воды. Это же априори нереально. Да любой человек тебе скажет то же самое, поскольку все это не способно уложиться даже в чужой голове. Чтобы родной отец заказал покалечить собственного сына? Тот, кто за все тридцать лет моей жизни ни разу не поднял на меня руки?..
Тут уж воистину не знаешь, что больнее. К тому же, физическая боль со временем пройдет, кости срастутся, отеки и гематомы рассосутся, а если и будут напоминать о себе дискомфортными спазмами, то едва ли станут вообще этим доставать или выводить из себя. Чего не скажешь о психических травмах. Последние, если и затягиваются, то болят при напоминании о себе не меньше, чем в момент их нанесения. И то еще не факт. Любое обострение или нервный срыв способны усилить эмоциональную боль в тысячу раз, как и запросто довести до зашкаливающего психоза. В такие минуты о здравом рассудке и трезвом восприятии реальности можно смело забыть. Вот как раз тут без нужных медикаментов и сложно обойтись.
Может поэтому я кое-как и умудрялся держать себя в руках? Частично из-за воздействия транквилизаторов с анестетиками, частично из-за упрямого желания не верить в собственные предположения даже с такими очевидными доказательствами. И то, все эти безумные мысли пролезали в мою голову по большей части фоновыми раздражителями, когда вдруг соскакивали с более важных для меня проблем. Куда сильнее меня выворачивало сейчас от мыслей о безопасности Стрекозы, а чувством треклятой беспомощности прикладывало к койке дополнительной плитой в две тонны. То, что я не мог сейчас быть с Алькой рядом и хоть как-то ее защитить. А не знать при этом, что с ней и где она находится в эти самые секунды — куда кошмарнее сыновьих обидок на незаслуженное наказание поехавшего крышей Стрельникова-старшего. Если бы передо мной стоял выбор — поехать в больницу или на свою квартиру даже истекая кровью буквально, думаю, он был бы более, чем очевидным. Но дежурная охрана парковки посчитала мою просьбу вызвать такси, вместо неотложки — типичным бредом шизофреника с только что отбитыми в мясной фарш мозгами.
Естественно, я упрашивал каждого (пока еще мог ворочать во рту языком), кто находился поблизости и пытался оказать мне подобие первой медицинской помощи, чтобы они позвонили ЕЙ. Не моей матери и, упаси боже, не моему отцу, а СТРЕКОЗЕ.
Знаю, как это выглядит со стороны, только собственная жизнь даже в таком выпотрошенном состоянии беспокоила меня в самую последнюю очередь. Вернее, я вообще о себе не думал. А сейчас так в особенности, не желая принимать свое амебное положение, как за единственную преграду, мешающую мне добраться до тебя. По сути, это выглядело настолько абсурдным, что я вообще никак и ни с какого боку не хотел принимать столь идиотские для меня мысли. Меня поместили в вип-зону травматологического отделения с комфортными палатами и обслужили, как говорится, по высшему разряду благодаря моим финансовым "талантам". Но почему-то данные "таланты" не желали распространяться на иные аспекты моей личной жизни.
Просьбу позвонить тебе, выполнили уже после того, как провели надо мной целый ряд медицинских процедур, включая рентгены, анализы и узи на выявление возможного внутреннего кровотечения. Хотя я уже прямым текстом говорил, что заплачу любому, кто наберет нужный номер неважно на чьей мобилке и позволит мне через громкую связь поговорить с тобой. Спасибо, что хоть встречу с представителями правоохранительных органов не устроили сразу же по приезду в больницу. И то, скорей всего, я так ее и не дождусь. Уверен, папенька позаботился об этом заранее. Да и не хотел я сейчас видеть вообще никого, кроме тебя, ибо банально ни до чего другого мне не было дела. Все, чем меня изводило последние дни и последний час моей никчемной жизни — это мысли о твоей безопасности. А полное неведенье убивало похлеще и куда результативней быстродействующего яда.
Так что когда я тебя наконец-то увидел вбегающую в палату, а до этого судорожно вслушиваясь в торопливые шаги со стороны коридора, такого чувства невероятно мощного облегчения я не испытывал, наверное, вообще никогда в жизни (и, скорей всего, не испытаю когда-либо еще). Казалось, я и держался все это время в относительно трезвом сознании за окружающую действительность только для того, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке и тебе ничего в эту самую минуту не угрожает. Что все мои переживания и страхи не стоят и ломанного гроша.
И плевать, как я выглядел теперь сам. Плевать, что моя до недавнего времени симпатичная мордашка походила теперь на отталкивающую маску Красавчика Джонни*. Даже если бы мне с лица содрали всю кожу, я бы думал сейчас об этом в самую последнюю очередь и то еще не факт…
— Кир, господи… Кир… Что случилось?.. О, боже, — вот да. Об этом я почему-то совершенно не подумал. О том, как ты испугаешься и какими будешь смотреть на меня глазами.
