Я даже теперь нисколько не удивлюсь, если он специально ждал, когда я приеду сюда в больницу и увижу все своими глазами. Прямо какая-то головокружительная рокировка невиданных до селя масштабов. И ради чего, спрашивается? Чтобы напугать меня до чертиков столь показательной демонстрацией своих неограниченных возможностей и дьявольских деяний?
Великий Черный Инквизитор? Или сам Сатана?
Может поэтому я не смогла отвести от него шокированного взгляда, будто впервые разглядела его истинную сущность и его самого? Наконец-то увидела воочию то, что так старательно гнала из своего очень навязчивого воображения. Ведь здесь уже не было ни примитивного полета фантазий, ни додуманных догадок. Он сам больше не шифровался и ничего не скрывал, действуя в открытую и без никому ненужного пафоса.
И чем меньше между нами оставалось метров и шагов, тем надрывнее билось мое сердце, будто намереваясь раскурочить всю грудную клетку или, в лучшем случае, довести меня до бессознательного состояния. Мне даже было страшно вспоминать, что мне пришлось пережить в тот момент, когда он вошел вслед за мной в палату. Наверное, звонок из больницы, да и сам вид Кирилла не потрясли на меня настолько сильно, как его внезапное появление с последующей озвучкой беспрекословных приказов. Стыдно признаться, но я была даже рада оттуда сбежать, хотя и разрывалась по началу на части от дичайшего желания накрыть собою Кира и отчаянной готовности рухнуть перед Глебом на колени. Да, вашу мать. Я готова была умолять это исчадие ада в слезах и с надрывными рыданиями о чем угодно, лишь бы он ничего больше не делал, в особенности собственному сыну.
Похоже, за последний час мое восприятие происходящего успело достигнуть неведомых мне ранее пределов и чувств. А желание рассыпаться на молекулы эфира и забыть этот кошмар в долгожданном забвении, начинало приобретать с каждой пройденной минутой более глубокие грани маниакальной одержимости. Я вообще не знала, каким определением назвать то, что со мной сейчас происходило. Чистейшей агонией? Вопящей от невыносимо эмоциональной боли души или изъедающих своей ядовитой кислотой страхов. И как мне после такого удалось выжить? Как я умудрилась не сдохнуть, пока наблюдала за приближением к машине Глеба Стрельникова, а потом каким-то чудом пережила столкновение с его усилившейся во стократ близостью в самом автомобиле.
Я, наверное, точно находилась где-то между жизнью и смертью, пока он садился в Бентли, за считанные мгновения вытеснив своей Тьмой тот несчастный клочок замкнутого пространства, который окружал меня до этого в салоне его авто. И я точно чуть было тогда не задохнулась, как раз из-за нее, пока не нашла в себе силы задавить эту гребаную панику, буквально заставив себя дышать более-менее спокойно и естественно. Трясти меня, правда, меньше не стало (если не наоборот), но, слава богу, Глеб на меня даже не посмотрел. Казалось, он специально делал вид, будто внутри машины, кроме него одного больше никого не было. Так и ехали всю дорогу, практически через весь город до самой набережной Котельникова в гробовом молчании и без каких-то возможных попыток разрубить этот треклятый узел до смерти пугающего отчуждения.
Найти в себе смелость заговорить первой или хотя бы просто попробовать это сделать, я, само собой, не смогла. Пусть времени для этого и было, что называется, в чрезмерном переизбытке, но страх услышать в ответ какое-нибудь "Пожалуйста, заткнись." или "Подавать голос, команды не было." пересилил все разумные доводы с остатками едва живой надежды.
Надежды? Неужели я еще на что-то надеялась? На что конкретно? На благоприятный исход? На чудо, которым здесь и не пахло, как и не давало не единого просвета хоть на какой-то ничтожный выход-спасение из сложившейся ситуации. Я даже по началу не имела никакого понятия, куда меня вообще везли, а, главное, для какой цели. Даже когда увидела знакомую набережную и возвышающийся над знакомым районом шпиль сталинской высотки, долгожданного облегчения так и не испытала. Да и с какого вдруг перепугу мне должно было полегчать? На память я пока еще не жаловалась, хотя едва ли сессионную комнату для садистских утех ее хозяина возжелают использовать для чего-то другого, более жестокого. Сомнительно, чтобы Глеб Стрельников вдруг решил запачкать реальной кровью стены и пол почти семейной, да еще и любимой им квартиры. А вот на счет всего остального… Тут что-либо прогнозировать не рискну даже я.
— Выйти из машины сама сможешь? — он наконец-то, за такой внушительный отрезок времени обоюдного молчания, подал свой невозмутимый голос, как только припарковал автомобиль за сквером парадной зоны, почти в том же самом месте, что и в наш первый сюда приезд.
Я чуть было не дернулась от неожиданности, едва не подскочив на своем кресле и интуитивно, что дури, вцепившись в подлокотник дверцы еще сильнее задрожавшей рукой. Так недолго и заикой остаться. Но, похоже, все это на то и было рассчитано — довести меня до критической точки обоснованной паники и зашкаливающей паранойи.
И я буквально кожей ощутила скользнувший по мне поверхностным мазком взгляд Глеба, пока он заглушал мотор и походу решил визуально проверить уровень моего эмоционального состояния.
Честно признаться, за всю нашу поездку я, скорее, была готова умереть, чем посмотреть в его сторону и уж тем более заговорить первой. Пусть меня при этом и ломало от полного неведенья касательно состояния Кира, а от дичайшего желания разрыдаться в голос не помогало абсолютно ничего, кроме как того же долбанного страха. Кто бы мог поверить, что страх способен отморозить те самые рефлексы, главным стимулятором коих он по своей сути и являлся.
— К-конечно… — это максимум, что получилось из себя выдавить и то с большой натяжкой. Где-то половину слова я сглотнула, а другая ее часть прозвучала неразборчивым междометием практически пропавшего голоса.
— Тогда на выход и к дому.
Как оптимистично. Спасибо хотя бы за то, что без грубостей. Только кого я этим обманываю? Начни Глеб ковыряться в моих мозгах прямо по дороге, как долго бы я продержалась под прессингом его убойного таланта докапываться до запредельных глубин чужой психики без какого-либо на то напряга? После подобной психотерапии я бы точно не смогла самостоятельно вылезти из машины и даже относительно осознанно оглядеться по сторонам. А так не только вылезла, но и подметила отсутствие конвоировавшего нас от больницы черного внедорожника. Видимо, где-то по пути он от нас "отстал", свернув куда-то в известном лишь его водителю направлении. Остается только наивно надеяться, что эта парочка внушительных мордоворотов в костюмах от Бриони не вернулись обратно в больницу.
Мало мне затяжных встрясок в режиме реального времени под въедливым надзором Глеба Стрельникова, так теперь еще трясись от последних впечатлений после почти близкого знакомства с его водителем Дмитрием. И то, что это было далеко не единственным за сегодня ударом по моей расшатанной психике, я догадывалась и без дополнительных инструкций. Меня банально мариновали и держали в нервном напряжении на возможном для меня пределе лишь с одной целью — чтобы я даже и думать не думала расслабляться или наивно надеяться на благоприятный исход нынешних событий.
