Включить музыкальный центр она все-таки не рискнула. Хватит и тех исключительных моментов ее внезапного здесь появления, которые пришлось волей-неволей пережить ее благоверному муженьку. Перегибать палку в таких ситуациях лучше не стоит, пусть она и имела на это полное право.
— Я, так понимаю, твой внезапный сюда приход и всю эту эффектную демонстрацию твоих сценических талантов, нужно расценивать не буквально? За всей этой импозантной бравадой скрывается посланник недоброй воли, а также личный ангел-хранитель и "адвокат" недееспособного Кира Стрельникова?
Не то, чтобы ей так уж сильно не терпелось переговорить с мужем и остаться с ним для этого наедине. Но когда его немного затянувшееся совещание наконец-то закончилось долгожданным уходом лишних свидетелей — тех самых обладателей ненужных глаз-ушей — какая-то доля внутреннего напряжения все-таки ощутимо спала. Правда, ненадолго. Стоило только Стрельникову-старшему вернуться к своему рабочему столу и, не глядя в сторону супруги (поскольку все его внимание было поглощено содержанием вынесенных на повестку данного дня дела-вопроса, а также внесенных в него поправок), обратиться к ней намеренно повышенным голосом, прежнее волнение было тут же снесено ко всем собачьим чертям более стрессовым ударом неконтролируемых страхов и эмоций.
Поэтому пришлось не просто брать себя в руки, пересиливая внутреннюю панику с разбушевавшимся в поджилках тремором, а буквально наступать себе на горло. Отставить недопитый бокал на журнальный столик, осторожно или медленно (кому как удобнее), чтобы, не дай бог, не пошатнуться и не выдать своего истинного состояния, подняться на ноги, выпрямить королевскую осанку, после чего пройтись до стола мужа и… Только тогда, терпеливо выждав, когда же он соизволит обернуться к ней своим отмороженным лицом со слегка вопрошающим взглядом, ударить его со всей дури по идеально выбритой щеке. Нет, не кулаком, хотя и безумно хотелось. Но сейчас она пребывала в слишком взвинченном состоянии, которое совершенно не способствовало жесткому контролю физических сил и точному исполнению боксерского удара с технической стороны. Проще было влепить именно пощечину. Звонкую, увесистую и от всей души.
Она бы приложилась к его второй щеке и второй своей ладошкой, но, скорей всего, могла и промазать, поскольку адреналином в этом момент выстрелило по глазам неслабо, а вся основанная концентрация собранных ею до этого сил ушла как раз в первый удар. Дальше тело просто парализовало (а то и в прямом смысле этого слово пронзило насквозь) вполне естественной слабостью и усилившейся во стократ нервной тряской. Ладони сами по себе сжались в кулаки, но она прижала их к бедрам, насильно сдерживая себя, чтобы не сорваться окончательно и не испортить все идиотским выбросом истеричного психоза.
— Как ты мог?.. Господи… Как ты вообще додумался до такого? — она с трудом узнала собственный голос, но все же узнала, поскольку прилагала немалые усилия, чтобы не сорваться в крик и свести предательскую в нем дрожь до минимума.
Хотя контролировать себя в такие моменты еще сложнее, чем сдерживаться от дикого желания отступить назад или вовсе постыдно сбежать отсюда сверкая пятками. Но в этот раз собственные страхи на ответную реакцию великого Инквизитора казались какими-то детскими глупостями. Она не имела сейчас на них никакого морального права, ибо на кону стояла жизнь единственного сына. А кто, как не мать обязана защищать самое дорогое и бесценное для любой матери?
— Ты совсем спятил или чувство абсолютной власти со вседозволенностью лишили тебя самых последних остатков здравого разума и человечности? Поднять руку на собственного сына. Едва не сделать из него наркомана и калеку… Господи… До чего ты еще готов и собираешься дойти?.. А, главное, РАДИ ЧЕГО?
Да и она сама, если так подумать, хороша. На что она рассчитывала, когда шла сюда? Не слишком ли поздно бить в колокола, когда город уже давным-давно спалили? Спасать уже, по сути, нечего. Причем окружающим им руинам, страшно вспомнить, сколько уже лет или даже десятилетий. Они и жили на этом кладбище скорее по инерции, вспоминая о его существовании только в такие вот моменты. О давно умершем между ними, о том, что не подлежит ни восстановлению, ни обновлению. Боже правый, даже сама природа обходила их стороной, так и не затянув по прошествии столького времени старые раны анестезирующим забвением, как это делает с реальными мертвыми городами, покрывая разрушенные стены и безлюдные улицы буйной растительностью и дикими цветами.
— Ты действительно думаешь, что я буду тебе что-то отвечать или как-то оправдываться перед ТОБОЙ за все, что делаю и собираюсь делать? А не много ли ты о себе возомнила, женщина?
Наверное, самое страшное ни в содержании его слов и ни в жестоком к ней отношении. Казалось, он и заговорил с ней абсолютно невозмутимым тоном только потому, что в коем-то веке соизволил к ней снизойти, то ли от скуки ради, то ли не пойми из-за чего еще. Но вот его обращенный на нее взгляд, выражение лица и вечная мерзлота в навечно заблокированных от нее глазах говорили, как всегда, о куда большем. О том, что он давно от нее закрыт, давно возвел между ними неприступную стену, и ему совершенно наплевать, что она чувствует и всегда чувствовала по этому поводу. Она была для него за все прошедшие двадцать лет, есть и будет только чужой. Никем. Пустым местом. Той, кто всего лишь носит звание матери его единственного сына и не более того.
— Не смей говорить со мной в подобном тоне. Я этого не заслужила, чтобы ты там не думал себе по этому поводу и какие не рисовал в своем больном воображении извращенные фантазии. Даже они на фоне всех твоих чудовищных деяний банально меркнут и выглядят смехотворными глупостями. И если ты думаешь, что тебе за каждый твой безбожный поступок ничем не прилетит и каким-то чудом минует стороной заслуженная ответка, и не надейся. Потому что, если ты не остановишься, клянусь богом. Весь вылитый тобою в прошлом, как и в будущем, праведный гнев вернется тебе с троицей. Я об этом позабочусь, уж будь уверен.
— Серьезно? Оказывается, у тебя где-то и уже давно припрятана на меня кощеева смерть с целым бункером разоблачающего компромата. Как мило и романтично. Я чуть было не уверовал и даже самую малость почти испугался. Надо отметить, твои сценические данные столько лет пропадали зазря, что невольно начинаешь об этом искренне сожалеть. Мир потерял в тебе никем непризнанную актрису.
— Я, так понимаю, тебе понравилось получать по своей физиономии заслуженные затрещины, поскольку ты не можешь не опуститься до излюбленных тобой оскорблений, как и не воспользоваться любым удобным случаем, чтобы в очередной раз смешать меня с грязью.
Поэтому она и ненавидела все их встречи, стараясь избегать подобных столкновений при иных ситуациях, включая всю их повседневную жизнь. Особенно если рядом не было кого-то, перед кем у Глеба не хватит духа заводить свою излюбленную шарманку. Но сегодня было то самое исключение из правил, где она была готова не только все это сносить и терпеть. Сегодня она намеревалась ступить на эту тропу войны по собственному на то наитию, не отступая с поставленной цели ни на полушаг, ни на треть, ни на четверть. Слишком многое находилось теперь на кону. И если она не вмешается прямо сейчас, кто знает, какими еще жертвами закончится весь этот кошмар для них всех.
