Вышло, Эллис, давно вышло!
Он практически не осознает, не следит за телом, как поднимается с кровати, как неспешно движется в сторону окон, сворачивая по диагонали налево, в открытый проем большой ванной комнатой, примыкающей к еще большей гардеробной. Еще один поворот налево, сразу от входа, тут же скрещиваясь взглядами собственных глаз в зеркальных дверцах длинного навесного шкафчика.
Бежевая раковина итальянского фаянса, врезанная в натуральный темно-бордовый мрамор столешницы туалетной тумбочки – два контрастных цвета повторяющихся во всем декоре комнаты. Нежный беж и глубокий почти черный темно-рубиновый – оттенок запекшейся крови, с легким, почти ненавязчивым фактурным рисунком тонкой ломанной "паутины". Реджи терпеть не может эту ванную, особенно второй, самый темный и вызывающий цвет в керамической кладке и в остальных декоративных элементах общего интерьера. Хотя, чему тут удивляться? Он сам выбирал и цвета, и весь дизайн, пусть и на пьяную голову, и здесь же он помог своей жене обрести одну из ее последних фобий. Правда, он нисколько не сомневается, что Эллис тут бы понравилось... будто он подсознательно (а может далеко и НЕ подсознательно) обустраивал часть своей жизни под ее утонченные "темные" вкусы, даже если в его планы не входило приводить ее сюда когда-либо вообще.
Из окна за спиной уже достаточно отсвечивало тусклой платиной пасмурного утреннего неба, так что свет можно не включать. Ему даже нравилось, когда немного сумеречно и бордовый керамогранит усиливает эффект поглощения слабого света в свои глянцевые порталы затягивающей безысходности. И сейчас он может смотреть в собственное отражение, скорее напоминающее трехмерный силуэт с затененными чертами четкого рельефа лица и тела. И чем ближе, тем контрастней, но это уже не важно.
Пальцы медленно оплетают борт раковины, принимая часть веса тела на себя, в ладони, через вытянутые руки по прочерченным от напряжения мускулам, кости и венам. Выражение лица спокойное, практически бесчувственное, только брови немного сведены к переносице; по центру лба и под правым глазом вздуты венозные жилки (да, давление определенно подскочило), и в самих глазах ярко выраженный нездоровый блеск... Зрачки расширены до предела, практически не реагируют на свет. Слишком глубоко собственное сознание... слишком далеко он заглянул в собственные глаза, туда, где заставлял видеть себя Дэниэлом Мэндэллом-младшим – сильным, собранным и, да!.. амбициозным, алчным, поверхностным, ненасытным... Все те качества, которые так презирает Эллис Льюис.
Что ж поделаешь, милая моя, ведь я такой и есть – богат, капризен, избалован, не в меру пресыщен дарами и роскошью недостижимой для таких, как ты, эксклюзивной жизни... Искушенный небожитель с генетическим лейбом экстра-люкс в наследственной ДНК. И тебе придется реально постараться, буквально вывернуться на изнанку, чтобы дать мне то, чего у тебя никогда не было в твоей прошлой обыденной жизни, прожитой без меня. И это куда больше, чем ты давала мне десять лет назад, намного больше! Мои аппетиты со вкусами-пристрастиями давным-давно трансформировались и приобрели абсолютно иные формы, размеры и оттенки. И, да, я не тот человек, которого ты когда-то знала (или думала, что знала), и едва ли тот, кто тебе понравится при более близком и тесном знакомстве. Но я тебе гарантирую, рано или поздно (хотя скорее все-таки рано), но тебе придется принять данную неизбежность, как за свершившийся факт. Ты примешь меня именно таким и только таким – абсолютно, всего, полностью, беспрекословно, без права личного голоса и возражений! И однажды... так же глядя в отражение другого зеркала, ты четко осознаешь (буквально физически), что это и есть твой предел, непреодолимая грань, последняя черта с крайней точкой невозврата. Что прежней Эллис Льюис уже не будет... НИ-КОГ-ДА!.. что отныне она себе не принадлежит... Вся ее жизнь, тело, мысли, чувства, желания, сердце, дыхание – все это теперь находится в моих руках!
Все, что тебя будет наполнять необратимым смыслом твоего существования, вызывая неизлечимую зависимость с хронической одержимостью – всем этим стану я! Возможно, ты меня за это даже возненавидишь, но... это равносильно тому как ненавидеть воздух и воду, которые поддерживают в тебе жизнь изо дня в день.
Долги надо возвращать, Эллис, и не важно через сколько лет! Я все равно заберу то, что принадлежит и всегда принадлежало лишь мне одному, до самой последней микрогранулы. Я вытяну все это из тебя, вырву, высосу из каждого вздоха, сердечного удара, крика боли/наслаждения, мольбы, из каждой капли слезы и порочной похоти... опустошу, иссушу до основания, пока у тебя не останется сил, когда ты реально не сможешь подняться с колен, а вернее, сама не захочешь с них вставать, ползая на них буквально у моих ног, выпрашивая-вымаливая дать то, что больше никто и ничто не сможет дать ТЕБЕ... То, без чего ты не сможешь попросту дальше жить... жить без меня, без моей воли!
Да, я опустошу и наполню тебя лишь одним собой, своим дыханием, своей кровью, своими желаниями... своей болью, жаждой, ненасытностью, ядом и огнем нашей кроваво-огненной вселенной. Выжгу алыми узорами по коже и под кожей ее звездную карту, где каждая планета, туманность и звезда носят мое имя в твоих устах. Ты будешь читать ее мне вслух, Эллис, каждый день, каждую ночь, наяву и во сне... шепотом, стоном, криком, безмолвным шевелением распухших губок. Отныне это станет твоей персональной религией, смыслом твоего бытия. И, нет, я не предупреждаю и не ставлю (пока что!) в известность... и уж тем более не даю тебе шанса на спасение и побег... И это не игра, где кто-то кого-то обязан рано или поздно победить. Ты не игрок и уж конечно не противник... ТЫ...МОЯ...ВЕЩЬ!
Это все-таки хреново... дико хреново просыпаться с двойного бодуна под прессом убойных мыслей, атакующих твое и без того шаткое сознание лишь в одном определенном секторе памяти. И если бы только одни мысли, и даже пускай с четкими образами конкретных воспоминаний, но не сами ощущения с ненавистным привкусом ускользающих запахов горькой полыни... острых токсинов осязаемого давления в фактурных отпечатках-прикосновениях по всему телу...
Каким-то чудом мне удалось заснуть и во второй раз (возможно, вчерашний недосып с внушительной дозой алкогольного опьянения взяли верх над вымотанным организмом, но только не над разумом!). И мне вроде что-то даже снилось, столь же обрывочное и абсурдное, как и всегда, разве что без участия Мэндэлла-младшего. Но это ни хрена не помогло.
Последние пару часов бредового полузабвения не выбили из сознания остатков предыдущего сна с обострившимися ощущениями. А самое обидное... я никогда не страдала ярко выраженным похмельным синдромом, и мне как обычно не светило проваляться весь остаток дня в кровати, умирая от мучительных головных болей с приступами выворачивающей тошноты. В эту часть человеческих слабостей и добровольных мучений мне так ни разу и не удавалось сбежать, как и от самой действительности. Но это не значило, что я не смогу сделать этого как-то по другому. И что буду пытаться делать это снова и снова, пока в один прекрасный день это не произойдёт. Пока ты окончательно не выйдешь из меня… и на этот раз навсегда!
Да, но вот только ты как-то удобно вдруг забыла (или упорно делаешь вид, что не хочешь вспоминать) о самом незначительном факте данного дня. Сегодня, милая моя, воскресенье, и тебе осталось меньше двенадцати часов до возможного столкновения со своим преследуемым страхом лицом к лицу, на его же территории. Или ты надеешься каким-то чудом избежать этой поездки? Ты же вчера даже не подумала поискать и просмотреть сайты интернет-магазинов фирменной одежды местных бутиков.
