Дыши, Эллис, дыши (или лучше «Беги, Эллис, беги!»). А лучше подними голову и посмотри по сторонам. Отвлекись. Ну же, это же твоя излюбленная фишка, разглядывать предметы, вещи и проставлять знаки собственного качества видавшего виды фотохудожника. – Я не могу! Это же… его дом! Дом его жены. Я даже не сомневаюсь, что это именно она убила кучу личного времени, потратив несколько недель на подготовку этого места к грандиознейшему приёму именитых гостей. – Но не хочешь же ты сказать, что это она собственноручно тягала все эти вазоны с цветами, устанавливала мини-сцену для оркестра и расставляла по периметру залы круглые столы со шведскими и барными стойками?
Чёрт, ну почему мне сейчас совсем не до смеха (и до восхищения тоже). Я едва замечаю общую цветовую палитру окружающего интерьера в мягких серо-голубых оттенках, скорей это делает и фиксирует мой зрительный нерв, а не здравствующий разум. Приглушённое освещение, контрастный тёмный паркет под тон тёмно-синих портьер и чёрных глазниц высоких оконных и дверных рам за прозрачной тюлью голубых гардин. Сознание как будто не успевает обрабатывать полученную визуальную информацию, хотя и откладывает в памяти чёткими картинками определённых фрагментов. Почти не замечаю тех, кто пребывает в статическом состоянии неподвижного умиротворённого спокойствия, зато моментально выхватываю из толпы движущиеся «цели» - официантов с подносами, парочку специально приглашённых фотографов, небольшое количество танцующих пар у сцены с оркестром. Даже сами темы из популярных песен середины прошлого столетия вроде Фрэнка Синатры или Эллы Фицжеральд практически не задевают поверхность коры головного мозга. Зато взгляд постоянно тянется за границу больших окон, за раздражающей глазную сетчатку глубокой чернотой ночи. Контрастный портал затягивающего мрака, заглядывающего внутрь этой комнаты поверх чёткой границы белой освещённой террасы длинной угловой лоджии. И похоже меня туда непреодолимо тянет… Мне надо увидеть сблизи, что это всего лишь игра света и тени, что Леонбург никуда не исчезал, а мы не в замкнутом пространстве твоего параллельного измерения. Что я ещё могу отсюда уйти и вернуться в другую часть города… в не менее оторванный от реальности гостиничный номер-люкс…
- Ну, наконец-то! Алисия, разве можно так опаздывать на приём в собственную честь?
Дэниэл Мэндэлл-старший?.. Вот уж во истину когда не знаешь, с кем тебе не хочется вообще встречаться.
- А разве это не благотворительный вечер в честь первого места среди конкурентов рекламного рынка?
- Частично да. Но все эти призовые места, престижные премии и награды просто-напросто блекнут на фоне самого грандиознейшего события этого года! Ваш приход в Глобал-Вижн уже побил все рекорды за всю историю существования нашей компании, Алисия. И меня буквально распирает изнутри от нетерпения похвастаться этим перед всем миром!
О, да он, как видно, совсем не шутит, даже ощутимо возбудился от этой идеи. Схватил меня за правую руку уже знакомым изящным жестом радушного хозяина и продолжает держаться за ее на протяжении всего монолога, как тогда, в конференц-зале Глобал-Вижн. Нас окружает группа внимательных свидетелей, среди которых нет (и слава богу!) Мэндэлла-младшего и хоть кого-то, кто мог вызвать во мне бешеный приступ аритмии. Но это нисколько не ослабляет легкого спазма асфиксии с ненормальным желанием поскорее вырвать свою ладонь из сухих рук назойливого старика. Глаз царапает фактурной картинкой болезненного дежавю его белый блейзер, белый галстук-бабочка... как и само окружение большого количества людей, стильных костюмов, фраков, вечерних платьев от европейских кутюрье... черные окна залы...
- Кстати, о моей вопиющей бестактности по этому поводу. Алисия, позвольте вас представить моим особо уважаемым гостям и в первую очередь моей любимой супруге Элионор Хэзер Мэндэлл. Нора, ты ведь тоже мечтала познакомиться мисс Людвидж лично.
Это что, шутка такая, или... а давайте мы ее за этот вечер дружненько так и от всей души доведем до ручки?
Не успеваю опомниться, обработать хотя бы четверть полученной контрольным ударом под дых информации, как мой взгляд уже соприкасается с поверхностью темного янтаря глаз немолодой женщины (лет шестидесяти, не больше) напротив.
- Приятно познакомиться, мисс Людвидж! – невесомый росчерк мягкой улыбки на выразительных (натуральных!) чеканных губах, в светло-карих глазах. Едва заметное движение-жест руки в мою сторону. Всего каких-то пару невесомых скольжений в воздухе, Мэндэлл отступает в сторону и передает меня, подобно эстафете, навстречу женщине, которая... Бл**ь, у меня реально остановилось не только сердце, кажется, я на хрен забыла, как пользоваться собственным телом или оно просто перестало меня слушаться. И ведь главное... как мне не паниковать, пожимая руку матери человека, который, возможно, никогда не рассказывал ей обо мне (а может, все-таки рассказывал?).
Fuck!!!
У нее слишком спокойный взгляд, даже мягкий, если не бархатный, в тон ее нежной улыбке (кажется, я узнаю этот лепной контур припухлых губ, особенно нижний). Тонкие аристократические черты бледного овального лица с углубленным рельефом щек, четкой линией-изгибом скул, подбородка (я даже более, чем уверена, что к ним еще ни разу не прикасался хотя бы лазерный корректор пластического хирурга).
Меня продолжает крыть и выбивать самыми идиотскими мыслями через взбесившийся конвульсивный стук аритмии, через соприкосновение наших ладоней, взглядов. Мы словно ненавязчиво изучаем друг друга (еще бы, такая возможность!), как те несостоявшиеся в гипотетическом прошлом соперницы.
- Мне тоже... безумно приятно, миссис Мэндэлл! – пытаюсь улыбаться в ответ схожей улыбкой блаженного счастливчика, пока в голове творится бог весть знает что в хаосе самых нелепых мыслей и образов. Я и вправду думаю сейчас о своих татуировках на запястьях рук, скрытых так удачно двумя браслетами на каждой?..
Мощный прилив ледяной испарины ошпаривает оцепеневшее тело под нежным бархатом моей новой второй "кожи", ибо... я сейчас как никогда ощущаю себя абсолютно голой под глубоким сканированием знакомого разреза глаз.
- Боже, Алисия, я вас прошу, только давайте без всех этих условностей. Меня даже мой внук не называет бабушкой. Для вас я всегда и просто Нора! Договорились?
Что-то в ее взгляде меня продолжает цеплять. Слишком спокойный, слишком... уравновешенный, буквально... отрепетированный. Ну конечно, им то всем было заранее известно, что они увидят меня здесь сегодня, а вот мне...
- Безусловно! - хоть убей, но называть тебя сейчас "Норой"... для этого мне надо выпить куда больше двух бокалов шампанского.
- А теперь позвольте представить вас моему старому другу, соратнику и не только по студенческой юности. Прошу любить и жаловать, Его честь, окружной судья графства Леонбург, Джонатан МакКалистер, а также его очаровательная супруга – миссис Дебора Розомунд Маккалистер... Ну, и конечно, наш всеми любимый и обожаемый сенатор от правого блока Виктор Пламер-третий. Миссис Пламер, насколько я помню, тоже страстно желала познакомиться с вами лично...
- О, стоило Мэри услышать, что Дэниэл заполучил в свою компанию самого модного фотографа Европы, и идея о семейной фотосессии Пламеров побила все предыдущие рекорды по последней реконструкции нашего родового поместья в Роквэлле.
