- А что делать с оставшимися розами?
И как я могла об этом забыть? Их же оказалось слишком много. Оставшаяся наименьшая часть все еще стояла непритронутой в нескольких вазонах, терпеливо ожидая своего звездного часа.
Безучастно пожимаю плечами, мол, меня абсолютно не волнует их дальнейшая судьба и участь... одновременно ощущая, как внутри до холодящей рези натягиваются и стонут струны волнительной тоски с нехорошим предчувствием.
- Не знаю... что хочешь! Можешь выбросить, но чтобы завтра их там не было. Они мне больше не нужны!
И сердце при каждом слетающем с моих ироничных губ слове сжималось все сильней, вырываясь в болезненных конвульсиях из-под стальной лески беспощадного страха. Я не могла!..
Fuck! Я не могла взять и спустить все на тормозах, признавая себя побежденной! Нет! Это моя территория, Дэнни, и только мне решать, впускать на нее тебя или держать в стороне на безопасном расстоянии! Мне это необходимо!.. мне все еще надо осознавать, что это я принимаю решения и делаю выбор за себя, сама... Делаю шаг навстречу тебе САМА, добровольно!..
Бытует общепринятое мнение, что многие психопаты заводят семьи и детей чисто из практического соображения – для социального прикрытия и алиби. Из-за атрофированных чувств любви и родительских инстинктов с привязанностью, они не испытывают к собственным детям и супругам вообще никаких эмоций, и способны в любой момент не только их бросить, но и причинить непоправимый вред, вплоть до убийства...
Несколько раз ему чудилось, что он уже и сам был слишком близок от этой пугающей грани, всего в ничего, в паре микронах, особенно в стадии запредельной неадекватности, в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. И осознавая это тогда, он не испытывал абсолютно никакого страха, наоборот, сам не понимал, что его останавливало и не позволяло проделать этот шаг до конца.
Когда держишь свою руку на чьем-то пульсе, отсчитывая его замедляющиеся удары, здраво понимая, что это ты контролируешь в этом человеке утекающие через твои пальцы остатки жизни, это равносильно тому, как соприкоснуться с темной стороной природы, стать проводником между жизнью и смертью.
Зла и добра как таковых по отдельности не существует, все зависит от того, как ты пользуешься мерой, данной тебе при рождении, как человеку разумному. Даже в боли есть своя чарующая сторона красоты и наслаждения, но когда она переходит свою допустимую меру – она начинает работать тебе во вред, как и все другое в этой жизни. Сложнее всего с чувствами, ибо их отмерить до нужной золотой середины в определенный момент просто нереально или, что хуже, когда они берут верх над твоим ослабевшим разумом... или когда ты сам позволяешь им это сделать...
Наверное, за последние дни он дал себе слишком много слабины, успокоился, разомлел, расслабился, решил, что теперь уж точно не имеет смысла куда-то спешить. Самая тяжелая часть дела позади, можно потянуть удовольствие, вдоволь насладиться имеющимся результатом, смакуя в воображении каждый свой последующий шаг и предстоящий план действий. Ведь она у него буквально под носом, в его руках и без его ведома никуда не денется и уж тем более не додумается сбежать. Да и с чего бы? Она так еще и не осознала, так до конца и не приняла того факта, что в эти самые секунды находится у него под колпаком. И в этой наивной непосредственности тоже есть свое исключительное очарование.
Жаль лишь сама жизнь упорно выкручивается в своем жестком непримиримом своеволии, не желая ложиться в четко выверенную твоей рукой колею, резко съезжая серпантиновым дрифтом на острый гравий обочины, разрывая в лохмотья сразу несколько шин и скатов. А в запаске у тебя всего одно колесо. Вот тут действительно надо суметь удержаться... до последнего...
Нет, оно началось не с прихода в кабинет главы компании Глобал-Вижн и не с извиняющейся Эвелин, притащившей кофе, пачку свежих газет, журналов и четкий план расписанного наперед графика по всем неотложным встречам, телефонным переговорам и запланированным на этот вторник совещаниям. И даже не с самого конверта без подписи и адресатов, услужливо подсунутого ее почти никогда не дрожавшей рукой.
- Вы просили ставить вас в известность о любой попытке мисс Людвидж касательно ее желаний вам что-то передать или встретиться лично.
Он практически не обратил внимания на то, каким образом его пальто и шарф перекочевали в руки Гувер, совершив что-то вроде бартерного обмена.
- Что это? – конверт был довольно пухлым и увесистым и, кажется, он успел догадаться, что в нем.
- Мисс Людвидж просила передать вам его из рук в руки, не уточняя, что это, но... персонально для вас. Если вы не доверяете содержимому пакета, я могу, конечно...
- Спасибо, Эвелин! – уложив конверт удобней в ладонь, он сделал несколько шагов в сторону массивного рабочего стола, разворачиваясь на ходу всем корпусом, и не подавая никакого вида, что его могло заинтересовать содержание посылки.
Несколько неспешных последних шагов, вялый жест кисти правой руки, бросающей конверт на безупречно чистую поверхность глянцевой столешницы из полупрозрачного синего оргстекла (в тон стеклянных полок, барной стойки и прочей окружающей ультрасовременной мебели индивидуального дизайна). Ленивое движение пальцев левой ладони, расстегивающих три пуговицы однобортного антрацитового пиджака, перед тем, как опуститься в темно-синее (почти черное) кожаное офисное кресло с высокой спинкой и несколькими режимами трансформера.
- Вы свободны... Постарайтесь в ближайшие полчаса меня ни с кем не соединять.
Нет, он не притронулся к кофе и, как обычно, не полез в стопку газет с журналами, хотя после вчерашних выпусков собирался сделать это едва не по приходу. И конечно он не смотрел в сторону младшего секретаря, как обычно изображая вид, что его сейчас больше всего интересует интерфейс включенного им только что монитора рабочего компьютера. Правда, он ни хрена на нем не видел, вернее, попросту не понимал, что творилось на экране, даже когда запустил парочку отложенных со вчерашнего вечера документа. Он даже не мог вспомнить, что это были за документы.
И когда за Эвелин закрылись двери, и он мог не притворяясь расслабленно откинуться на спинку кресла, он все еще не мог сфокусировать свое внимание на том, что его сейчас больше всего волновало и раздражало слизистую взыгравшегося не на шутку любопытства. Сдержать участившееся глубокое дыхание и выровнять четкий размеренный ритм сердцебиения – дело нескольких секунд, но как, черт возьми, удержать их, не думая о том, что за последние дни превращало тебя в одержимого безумца?.. То, что за один щелчок пальцев заставляло его забывать буквально обо всем, кроме одного неконтролируемого ненормального желания. И вот теперь частичка этого... откровенного соблазна, пара гранул чистейшего "героина" лежала прямо перед ним. А ведь он даже не пробовал его на вкус в полной мере и по настоящему, только втянул запах, впустил его эфир под кожу, под язык, растворяя в крови, прямым транзитом в воспалённые нейроны мозга.
Как быстро, моментально, мгновенно… как неожиданно резко ты вошла в мою кровь… или ты оттуда никогда и не выходила?..
