Безошибочно, на условном рефлексе, сворачивая в нужном направлении, не думая о последних метрах и шагах. Здесь он ненавидел считать, здесь ему хватало и зашкаливающего кардио-счётчика собственного пульса.
Самоконтроль? О, да! Сжимая дрожащие пальцы в кулаки, он почти его удерживал… почти… На самом краю… у грани… балансируя между и между…
Последний поворот, и взгляд тут же натыкается на знакомые лица (не считая несколько безликих теней, блуждающих в самом конце коридора). Реджи оборачивается в его сторону практически сразу при его появлении, и как всегда он ничего хорошего в ней не видит. Опять бледная, как смерть, с огромными на пол лица перепуганными глазищами – тёмные круги под глазами, припухшие от слёз веки, нос и губы, мятый носовой платок в зажатом у груди кулачке… Ничего нового, всё та же шаблонная картинка с изображением матери-мученицы, разве что отвращение при её виде усиливается всё больше и глубже.
Он и не собирался разглядывать её до потери пульса. Достаточно и одного поверхностного скольжения рассеянным взглядом по её ещё дышащей телесной оболочке. Въевшийся в нервную систему условный рефлекс толкает его сразу в сторону доктора Патерсена – крепкого мужчину лет пятидесяти с обширной лысиной и в светло-бирюзовой «робе» операционной спецформы. Пристроившуюся рядом помощницу дока (возможно, это она звонила ему с телефона своего босса) не замечает и не запоминает буквально в упор.
- Морган… - бл**ь, почему всякий раз, когда он приходит сюда, то теряет половину сил с жизненными способностями – думать, соображать, говорить… - Это ведь не то… Бога ради… обнадёжь меня хотя бы раз!
- Дэн! – док протягивает к нему руку почти одновременно с Реджи. Выработанный профессиональный рефлекс при самых тяжелых случаях, когда надо успокоить и поддержать ближайших родственников пациента, пожать локоть или утешительно похлопать по плечу-спине.
Обычно он никогда не обращал на это внимания, поскольку оно абсолютно на него не действовало, никак и ни при каких иных обстоятельствах. Но стоило Реджине повиснуть на нем, или схватиться, как за спасательный круг, за его дрожащий кулак... Его всегда начинало выбивать (впрочем, как и сейчас или ОСОБЕННО сейчас) выворачивающим наизнанку приступом физического отвращения. Все равно, что дотронуться до слизистой поверхности ядовитой медузы, чьи щупальца выпускают в тебя острейшей инъекцией парализующего яда прямо по нервной системе и в сердце. Он сбрасывал все ее попытки – всегда, постоянно, не зависимо от ситуации, времени и места, иногда успевая их предотвратить или как-то обойти. И каждый раз она не прекращала их делать, словно долбила одну и ту же точку в стене, самую неприступную и неподдающуюся. И все эти разы его подмывало наорать ей прямо в лицо, докричаться до ее убогого мышления, вдолбить в ее голову раскаленным болевым рефлексом, чтобы она наконец-то прекратила страдать этой дурью!
- Боюсь, анализы не утешительны. Все повторяется в той же последовательности, как и при двух предыдущих трансплантациях. И на этот раз иммунологическая реакция протекала чуть ли не в три раза быстрее. Кризис достиг такой острейшей отметки, что едва не отказала и своя... вторая почка. Мы вытащили его практически на последних секундах.
Странно, но в этот раз пол под его ногами не дрогнул, хотя Реджи, похоже, вся внутренне сжалась, намереваясь выдать свежую порцию полуобморочной истерики...
Даже не думай, твою мать!..
- Как он... сам все это... перенес?
- Держался как всегда, молодцом! Он настоящий боец. Все переживал за вас. – док пытается изобразить восхищенную улыбку... слишком уж рефлекторную, чтобы быть полностью искренней. – Переживал, что вы опять расстроитесь. Он у вас очень сильный мальчик, Дэн. Такой силе воли и духа можно только позавидовать.
- Значит... опять отторжение?.. Но ведь... все шло хорошо... я еще никогда раньше не видел, чтобы он так быстро шел на поправку! – самая опасная тема... Боишься прикоснуться, но делаешь это снова и снова с упрямством безмозглого зомби, как будто осознанно или специально прижимаешься обнаженной раной к оголенным проводам, прекрасно понимая насколько это безрассудно и смертельно, но все равно... продолжаешь это делать... на автопилоте. И она уже рубит тебя изнутри, пузырится в твоих венах сворачивающейся кровью, выжигающей ртутью и лопающимися волдырями... блокируя трахею, скручивая легкие судорожным сжатием в один тугой болезненный жгут. Нет, это всего лишь прелюдия, и ты готов ее слушать в себе, пропускать через себя хоть до бесконечности, потому что дальше... а вот дальше будет не просто больно... Дальше был уже Ад!
- В подобных случаях стопроцентной уверенности не бывает! Риск всегда присутствует, при любых, самых благоприятных обстоятельствах, даже в сотых долях процента. И боюсь, что в этот раз Центр Учета Донорских Трансплантатов будет вынужден выдвинуть вам официальный отказ на новую очередь. После потери трех здоровых донорских почек... теперь вас могут убрать из всех списков.
- О, боже! – Реджина не смогла сдержать своего гребаного восклика, резанувшего царапающей вибрацией по всем натянутым нервным узлам куда сильней, чем слова Петерсена.
В такие моменты приходится рассчитывать только лишь на собственное благоразумие и сдержанность, коих с очередным подобным столкновением становилось все меньше и тоньше... словно камень стачиваемый водой до самого основания.
Не сорваться, устоять, выдержать, когда глаза застит кровавой пеленой подступившего безумия... когда зверь уже рвет изнутри твою глотку хриплым рычанием... Когда пальцы самопроизвольно сжимаются в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, но ты ни хрена не чувствуешь... Физическая боль ничто и всегда была для него ничем, особенно сейчас!..
- Морган, не смей даже заикаться об этом! – он услышал собственный голос сиплый, пониженный, но достаточно крепкий и ровный, тщательно взвешивая и проговаривая каждое слово. – Я вложил в это крыло и в ваш исследовательский мед.центр больше тридцати миллионов евро за последние пять лет! За эти деньги можно было три раза слетать до Марса и обратно! И не надо мне тут сейчас рассказывать задушевные истории про нерушимые правила вашего долбанного Центра Донорских Трансплантатов! Если кому-то из этих паразитов режет глаз то, как я борюсь за жизнь своего сына, придется их откровенно разочаровать... меня их гонева не еб*т! Ты же сам, шесть лет назад, на этом самом месте чуть ли не клятвенно заверял меня, что случай с моим мальчиком безвыходен, что ему максимум осталось два года – не больше! А теперь ответь... Почему он до сих пор жив, не смотря на все ваши изначальные прогнозы?
- Человеческая природа и свойства организма изучены не до конца, Дэн! И, действительно, в истории медикаментозного лечения случались самые непредсказуемые последствия ремиссий при самых тупиковых и безвыходных диагнозах. В этом случае могу сказать, что медицина и по сей день остается слепым и частично глухим целителем, изучающим причины, следствия и воздействия буквально наощуп и в слепую, не смотря на крутейшую исследовательскую аппаратуру и имеющиеся возможности. Но вы и без меня прекрасно знаете, что деньги – это ничто по сравнению с жизнью и смертью. За них не купишь лишний день или право на надежду. И здесь я могу лишь дать только то, что в моих силах. И пока у меня есть хоть какие-то возможности с правом слова, я буду бороться за жизнь вашего сына до последнего... вместе с вами!
