Да, это определенно была ирония, потому что он снова посмотрел на журнальный столик... пусть совершенно другой, но его взгляд опять (как и несколько лет назад) притянул большой четкий снимок на титульной полосе какого-то еженедельного выпуска бульварной газетенки с цветной фотопечатью. И снова это была Алисия Людвидж, и снова она держалась за ручку с парнем, на этот раз широкоплечим высоким блондином в обычных джинсах и темной футболке. Любительский кадр, пойманные с поличным фотообъективом случайного папарацци на одной из улиц южной столицы Карлбриджа (не иначе). У обоих на лицах большие солнцезащитные очки, оба смотрят в одну сторону при переходе проезжей части дороги. Ничего интимного и вызывающего в этом снимке нет (если не считать момента, как они держаться за ручки). Таких в глобальной сети можно отыскать сотни, если не тысячи!
Возможно он бы и не отреагировал на него, попросту отвернулся и прошел дальше. Но рука потянулась сама, на автомате, как только вызывающий крупный шрифт белой надписи на темном фоне фотокадра зацепил глаз с хваткой памятью, тут же врезаясь в мозг раскаленным оттиском кичливого "вопля": "Брайан Степлтон и Алисия Людвидж помолвлены? Одна из самых крепких на сегодняшний день звездных неженатых пар, кажется, решилась сдаться на милость своему любовному покровителю и закрепить проверенные трехлетним сроком совместные отношения обручальными кольцами и клятвами брачной верности в законном союзе. И хотя оба счастливчика еще не объявили официально о своей помоловке и точной дате предстоящего свадебного торжества, слухи об этой новости были полностью подтверждены одной из сторон, лично..."
Нет, в этот раз пол с окружающими стенами не дрогнули, не поплыли расползающимися пятнами в неизвестном направлении... Он дочитал статью до конца, и его рука удерживая навесу увесистый, сложенный вдвое толстый "валик" газеты-журнала ни разу не дернулась, не задрожала, не попыталась сжать пальцы царапающей хваткой. Ну, разве что, читать пришлось дольше обычного... вернее, вчитываться в содержимое.
Бросив "Весник Леонбурга" сдержанным почти вялым жестом обратно но столик, он еще какое-то время стоял застывшей вытянутой тенью над низкой столешницей, но на вряд ли смотрел на то, куда был обращен его абсолютно пустой апатичный взгляд.
Ирония судьбы? Отрезвляющая пощечина милостивых богов или их щедрый дар? Не этого ли ты ждал все эти дни? Тот самый знак... та самая веская причина, толчок в спину... щелчок пальцев, выбивающий искру... Долгожданный повод или судьбоносный момент – нажать на красную кнопку?..
Сегодня? А почему бы и нет?! Сколько можно тянуть и выжидать? Десять лет... Десять гребаных лет!..
Хватит, Эллис, порезвилась и хватит! И за попытку с фотографиями, так уж и быть, дам тебе отступные на раздумье... вернее, несколько дней, чтобы очухаться, прийти в себя и оценить масштабы своего нынешнего положения. Может даже подбросить что-то схожее с мнимой надеждой на право повозмущаться, подергаться и потрепыхаться. А что, это будет довольно интересно – понаблюдать со стороны, как ты мечешься в наивных поисках-попытках любой лазейки или возможности вырваться из этой западни.
Нет, он не собирался ей все выкладывать по-хорошему, но ей придется выслушать все, до самого последнего слова. И она это проглотит, примет, если надо, пропечатает на изнанке собственной кожи жирным курсивом его авторского подчерка, чтобы оно уже врезалось в ее память, пропечаталось в извилинах раскаленным клеймом намертво, навсегда, на весь сознательный остаток жизни...
Нет, он не спешил, времени было еще хоть отбавляй, но это не значило, что он теперь даст его столько ей.
Уже сидя на задних сиденьях служебного лимузина и сверяя время по наручным часам, он неторопливо скользил большим пальцем по сенсорному экрану айфона, прогоняя список телефонных номеров с именами важных абонентов. Остановившись на "Эвелин Гувер", он тут же сделал вызов.
Безучастный взгляд скользнул в тонированное окно дверцы по правое плечо. В дорожную пробку они на вряд ли попадут, так что ехать осталось совсем недолго...
- Эвелин, свяжитесь, пожалуйста, с мисс Алисией Людвидж и поставьте ее в известность о назначенной мной с ней встрече, на два часа ровно в кофейне "Митчелл", на 68-ой и Гейбл-кросс-Авеню. И чтобы без опозданий и задержек!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Грань, предел, последняя черта... Когда ты начинаешь чувствовать и понимать, что это она и есть, что однажды, переступив ее по инерции необдуманно, возврата назад уже не будет, что тот ад, который поджидал тебя на той стороне, в конечном счете заполнит тебя окончательно... без права на спасение... без шанса на самую ничтожную каплю жалкой надежды. И ты сам едва замечаешь, как в нужный момент срабатывает инстинкт самосохранения, что что-то тебя останавливает, буквально вот-вот, за три секунды до точки невозврата. Нет, боль, страх, одержимость – всё остается как и прежде, они никуда не исчезают, возможно даже усиливаются, обостряются в несколько раз... на какое-то мгновение отрезвляя тебя... раскрывая на всю ширь глаза...
И вот тогда запускается тот самый Армагеддон, которого ты так боялся все это время! Но только на этот раз ты впускаешь его в себя добровольно... осознанно... ведь другого выхода попросту не существует. Или жить в этом до конца своих дней, позволяя ему убивать себя каждой пройденной секундой, вытягивающей через нестерпимую боль глоток за глотком остатки твоей никчемной жизни... или пропустить все девять кругов ада не только сквозь воспаленное сознание, но и само тело, чтобы в конечном счете разрезать эти слитые параллели между реальностью и эпицентром всех оголенных эмоций. Понять, увидеть, зафиксировать скрытые возможности самоконтроля, способные блокировать даже самые ненормальные чувства с зашкаливающей паникой. Совершать то, с чем ты никогда не мог совладать на протяжении последних четырех с лишним лет.
Когда я понял, что достиг своего возможного предела? Наверное в тот самый момент, когда стоял на самом его краю и заглядывал вниз, в бесконечность бездонной пустоты, обдувающей своим смрадным дыханием токсичных испарений прямо из этой черной пропасти-пасти... Когда собственная боль достигла таких невероятных масштабов, что удерживать ее в себе на коротком поводке было просто нереально, на это уже не оставалось никаких сил... Она уже истерла твои ладони до мяса, до кости, вызывая лишь одно непреодолимое желание – разжать к чертовой матери пальцы, иначе... еще пара мгновений, и она вырвет их со всеми фалангами.
Да, именно тот день стал для меня исходной точкой отчета к моему новому становлению. Когда пережитая боль со страхами неожиданно и резко мутировала в оживший кошмар дичайших и вывернутых наизнанку фантазий. Когда желание перекрыть ее чем-то более ненормальным и извращенным побило все пережитые ранее рекорды изощренного воображения.
"Я хочу, чтобы ты перекрасила волосы! Сегодня же... вернее, прямо сейчас!" - да, я был в тот день пьян, как обычно, разве что не в стельку, мне же надо было соображать, о чем говорить и что делать. Попросить кого-то из прислуги с самого утра купить краску для волос (какой марки? Да по х*ю!), заявиться часом позже в комнату Реджи без стука и предварительно оговоренной аудиенции (о, наша королева-мать еще в постельке, в позе убитой горем святой великомученицы?), бросить прямо на одеяло коробку с набором для покраски волос в домашних условиях и ткнуть на нее указательным пальцем: "Пожалуйста... я буду крайне тебе признателен, если ты не заставишь меня долго ждать!"
