Лучше бы она избавила его от своего недоумевающего взгляда, смешанного с плохо скрытым страхом и паникой не самого воодушевляющего предчувствия. "Перекрасить волосы? Самой? Здесь?" – непонимание происходящего, плюс эффект неожиданности при появлении и просьбы мужа закоротили ее мыслительные процессы по всем каналам. Другая на ее месте скорей бы спросила "Зачем?" Ей всегда каким-то образом удавалось доводить любую ситуацию до точки откровенного идиотизма. С ней было проще общаться через посредников, а не становиться личным свидетелем всех ее раздражающих ужимок: изумленного личика, округлившегося пухлого ротика, огромных хлопающих глазок великовозрастной скромницы, прикрывающейся краем покрывала до самого подбородка. Если бы она при этом поменьше говорила и делала подобных жестов, вполне возможно, что могла бы и избежать большей части надвигающихся последствий. Хотя... не думаю!
"Если не знаешь, как это делается, попроси помощи у кого-нибудь из прислуги! Реджи, я тебя умоляю, кончай тупить! Перекрась свои гребаные волосы и все! Вечерних туалетов с бриллиантами не нужно, как и вашей излюбленной трехслойной грунтовки лица, и особенно, не поливай себя духами!.."
"Мокрый песок?" - ну наконец-то! Любопытство взяло верх над тупостью. Подцепила дрожащими пальчиками коробку и даже догадалась прочесть название оттенка вслух. Поздравляю, зачет сдан на отлично! "Ты хочешь, чтобы я перекрасилась... в блондинку?" - "А я что-то до этого сказал не достаточно вразумительное? Или мне надо произнести это на нескольких языках, или проорать тебе на ухо для стопроцентной доходчивости?.. Да, бл**ь, я хочу, чтобы ты перекрасила свои волосы в этот оттенок!.. Твою мать, Реджи, еще минута этого чистейшего идиотизма, и я сам потащу тебя в ванную. Только, боюсь, тебе абсолютно не понравятся мои услуги в качестве твоего персонального стилиста! Е**ть тебя в рот, Реджи, просто сделай это! И не заставляй меня ждать до ночи!"
Мои пальцы уже интуитивно сжимались в кулаки, под непреодолимой тягой сделать это с ней прямо тогда, в ее спальне, на ее же удобной кроватке и, ей богу, я был готов это совешить, но... Впервые, за столько времени вместо спонтанных вспышек чистого безумия надо мной взял верх (пусть и притупленный алкоголем) расчетливый педант с замашками дотошного практика-костоправа. Сомневаюсь, что все мои действия с выползшими неизвестно из каких щелей сумасшедшими фантазиями можно было назвать сверх разумными поступками и адекватным поведением. Но сказать, что я вытворял их в состоянии глубокого аффекта с полным помутнением рассудка, откровенно солгать. Я прекрасно видел, понимал и полностью принимал каждый свой шаг и слово. И если бы меня опять вернули в то же время, в тот же день, в то же психическое состояние, боюсь, я бы повторил его с точностью до самого последнего жеста... Или сверх того – с более продуманными и дополненными модификациями, с тщательно просчитанными наперед действиями, фразами... извращенным поведением...
"Ты явно не торопилась." - не скажу, что ждать пришлось до ночи, но мои пьяные нервы были натянуты почти до возможных пределов. Но я и не ожидал от этой дуры рьяных ответных порывов с беспрекословным подчинением, как от раболепного и выслужливого рекрута – для этого ей никогда не хватало ни ума, ни полного осмысления своего истинного положения. Что тогда, так и сейчас Реджи зависала в каком-то своем обособленном представлении о нашем браке (буквально вывернутым наизнанку), не имеющим ничего общего с его отрезвляющей жестокой действительностью. Она была готова стерпеть и снести все... и при этом ни хрена не делала для того, чтобы хоть как-то облегчить свое плачевное положение в сознании Дэниэла Мэндэлла-младшего в роли самой жалкой, отвратной и презираемой им женщины. Она была не просто жертвой обстоятельств, а самой тупой, преданной и ни к чему не приспособленной овцой!
"Я вызвала из салона мастера... У него был расписан весь день, так что он... слегка задержался с приездом!" - "Бл**ь, Реджи, ты реально думаешь, что меня е*ет, как и кто тебе красил волосы!" – я сидел в другом конце комнаты, в угловом кресле, допивая пока что еще первую на этот день бутылку марочного шотландского скотча, в сверх терпеливом выжидании появления своей дражайшей супруги. Интересно, если бы ей кто заранее сказал, предупредил, что и как с ней собираются сделать... она бы сбежала или все равно пришла? При чем так же само – нерешительно застыв перед дверьми моей спальни в зажатой позе скромной гимназистки, в абстрактном образе двух несовместимых для ее внешности ипостасях – шикарной блондинки с контрастной линией черных бровей, ресниц, глаз и какого-то хрена выкрашенного в темно-бордовый цвет большого пухлогубого рта и все той же Реджины Спаркс – женщины, девочки-жертвы, которую я ненавидел до рвотного рефлекса чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Уже не помню, что на ней тогда было надето (но точно не яркое и совершенно не вызывающее, едва задевающее память лоснящейся поверхностью глянцевого атласа). Зато хорошо запомнилось, практически врезалось/въелось в сознание то, какими шикарными на тот момент выглядели ее осветленные волосы, изменившие ее внешность просто до неузнаваемости. При чем оттенок был настолько приближен к натуральному, вызывая ложное (пугающе волнующее) ощущение, будто это был ее собственный природный цвет. Мало того, она их еще какого-то черта выпрямила и подровняла.
Предыдущее чувство сдержанной ярости из-за затянувшегося вынужденного ожидания, резко перекрывает захлестнувшей волной ослепляющего бешенства. Истекающий от наружных и внутренних рваных ран зверь напряжённо рычит, не в состоянии терпеть эту раздирающую невыносимую боль. Но она больше не высасывает из тебя силы, скорей наоборот, заставляет звереть всё сильнее, с каждым новым ударом, острой вспышкой-резью рвущихся волокон нервов, мышц и кожи.
«Ты заставила меня ждать…» - произносить ровным, спокойным голосом с чёткой расстановкой каждого слова было совсем не сложно, как и оставаться внешне апатичным, вялым, едва не засыпая от «скуки». Хотя обычно после такого количества алкоголя меня моментально выбивало, сносило крышу и срезало все тормоза со стоп-кранами. Но когда твои внутренности вместе с мозгами уже который день выкручивает тугим жгутом запредельной боли, ярости и раздражающего безумия, кажется, что тебя хрен теперь свалит даже смертельная доза чистого героина. Так что причин для обоснованного бешенства у меня теперь было предостаточно, включая самую главную – Реджину Спаркс!
«Ты же не ставил мне никаких сроков!» - боже правый, я тебя умоляю! Вот давай только без слёз. Ты же только-только вошла. «И поэтому ты считаешь, у тебя есть все основания вынуждать меня терпеть твою нерасторопность? Неужели я так часто о чём-то тебя прошу?» - «Нет, но…» - «Хватит! Будь добра, побереги мою нервную систему и избавь от возможности выслушивать твои скуления! Мне с лихвой хватило и всех этих часов выжидания! И долго ты намерена жаться к тем дверям, как та зашуганная целка на выпускном? Бл**ь, Реджина, это так сложно? Переступить ножками и пройтись по комнате?»
«Куда?..» - ещё совсем чуть-чуть и из её огромных щенячьих глазок брызнет фонтаном перепуганных слёз. Умница, милая. Последний наш интимный контакт как видно прошился в твоей памяти пожизненным условным рефлексом. Если муж пьян и приходит к тебе (зовёт в свою спальню) – ничего хорошего после этого не жди. Правильно боишься! А была бы чуть умнее, уже давно бы выскочила не только из этих дверей, но и из самой квартиры, вместо того, чтобы демонстрировать мне здесь свою показательную борьбу с внутренними страхами и инстинктом самосохранения и безропотно выполнять жёсткие приказы нетрезвого супруга. Я и не догадывался, насколько она жалкая и недалёкая. Неужели отвращение способно довести до настоящего приступа рвоты?
