"Это я типа должен уже бояться?" - "Не обязательно! Но ты должен на это посмотреть, так сказать, не только увидеть воочию, но и познакомиться лично, вблизи. Кто знает, а вдруг что-то почувствуешь или даже осознаешь? Откровения обычно посещают нас в самые неожиданные моменты, не без определенного стимула, конечно же!"
Тысячеватный оскал довольного сытого хищника и ощутимое пожатие широкой ладошки на плече (в ней спокойно утонет любая женская головка) воспринимаются и сознанием и телом пока еще как за должное. Лекс в хорошем настроении, а при обычных обстоятельствах это значило – не жди ничего хорошего. Он выше меня дюйма на три, шире в кости и плечах. Свернуть мне шею, алкоголику, растерявшему за четыре года беспробудных пьянок весь физический тонус и наработанный когда-то мышечный корсет – дело двух секунд. Не исключено, что я и сопротивляться даже не стану. За эти последние годы я многое чего успел наворотить, все еще оставаясь безнаказанным.
Тогда почему до сих пор не волнуюсь и не переживаю? Наоборот... так и тянет, и буквально непреодолимо, спуститься в свой персональный вип-номер и поскорее покончить с ознакомительным вводным инструктажем. Вместо этого приходится следовать молча и безропотно за гостеприимным хозяином Рейнхолла, ибо в этом плане никакие возражения с отказами не принимаются и не воспринимаются. Мой интерес с неподдельным любопытством в глубоком анабиозе. Мне даже не хочется делать каких-то ставок с возможными предположениями. Едва замечаю и запоминаю пролеты и галереи длинных коридоров, по которым мы неспешно "скользим", подобно двум почти слившимся сумеречным теням.
Такие помещения и здания не должны простаивать в безлюдном безмолвии, иначе они размажут твой рассудок по стенам мертвого монументального величия. Это либо живой и яркий дворец для увеселительных празднеств богемной аристократии, либо спящий склеп со скрытыми вековыми воспоминаниями очень мертвого прошлого. А то что сокрыто – не всегда приятно глазу или неподготовленному вниманию. И видимо, эти стены получат еще одно тёмное воспоминание.
"Тебе же не надо напоминать, какая на Дома ложится высокая ответственность при принятии чьей-то жизни в его полное и безоговорочное подчинение? Ведь не каждый Верх может до конца осознавать всего риска возложенной на него обязанности. В Практиках часто наблюдается последовательная тенденция менять свою полярность, и дело не в том, что сабмиссив якобы слабее (на этот счет я бы со многими поспорил), а в том, что проще и "спокойнее" вложить свою судьбу в чужие руки, чем взять такую непосильную задачу на себя. Не важно, какие цели ты преследуешь и чего в этом плане хочешь только ты – всё это уходит на второй план, как только ты берёшь чью-то жизнь под свою опеку. И это уже перестаёт быть игрой как таковой. Да, очень многие Доминанты меняют свою ориентацию, что не так уж и удивительно. И куда реже, когда происходит обратная перенастройка (мы сейчас говорим не о Свитчах, поскольку мы обсуждаем Тему, а не её побочные придатки). И вот на этом хочется сделать особый акцент.»
Я не успел запомнить или хотя бы приблизительно отсчитать сколько мы прошли дверей и поворотов, не имея никакого представления, что за ними могло находится (здесь в любом случае нужен ни день и не два, чтобы пройтись по всем этажам и незапертым комнатам). Мы просто свернули в уже открытые высокие белые двери из тяжёлого лакированного дерева, совершая всего один шаг-переход из одной достаточно привычной реальности в абсолютно иную, не столь неожиданную, но весьма шокирующую для спящего разума.
«Только тот, кто знает и не понаслышке, что такое боль в чистом виде, как она воспринимается, почему и насколько глубоко в те или иные моменты – как никто другой понимает и осознает всю силу возлагающейся на него власти!»
Мы приостанавливаемся, или это делаю только я? Рейнольдз проходит дальше, вперёд меня, пряча на ходу ладони в карманы брюк и продолжая свой познавательный монолог всё тем же непринуждённым тоном заскучавшего философа.
«Так что в этом плане тебе открывается одна из бесценнейших возможностей – пройти своё боевое крещение именно с нижней планки. Не познав боли в её изначальном ключе, ты не имеешь права давать её другим. Отмерять боль – самая сложная и исключительная привилегия, которая и делает тебя Топом, а не маниакально депрессивным психопатом-садистом!»
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Кнута удар, вспоровший линию судьбы
Как два обрывка боли - жизни нить...
Два мира гибнут в пламени борьбы
С тобой!.. И без тебя!.. Кого винить?
Пульс дрожью в гибком лезвии кнута
По пальцам боль стекает липкой жижей
И где проходит та последняя черта?!
С тобой!.. И без тебя!.. Уже не вижу!
В цепях, забившись, ледяных оков
С губ криком эхо прошлого сорвется
Всю боль потерь, вместив, ненужных слов.
С тобой!.. И без тебя!.. Ритм сердца рвется…
©Вейланси
Не знаю, как ему это удается – удерживать моё внимание и слух практически на высшей отметке, но все его слова продолжают загружаться в мою базу памяти в четкой последовательности, едва не продублированными файлами, пока мой шокированный взгляд медленно скользит-считывает визуальный ряд окружающих предметов. Огромный зал-галерея с длинным рядом высоких узких окон с моторизованной системой штор-жалюзи, чередующихся со стеклянными тумбами-стеллажами, отзеркаленных схожей симметричной колонной "музейных" шкафов у противоположной стены. Несколько таких высоких боксов с внутренней подсветкой мягкого желтого света заняло почти половину всей залы в идеальной "шахматной" расстановке.
"Это что?.. Твоя игровая комната? Здесь?!" – сказать, что мой спящий интерес был вытянут за шкирку из глубокого транса за считанные мгновения – скромно приукрасить действительность. Меньше всего я ожидал, что мое пресыщенное внимание с глубоко закопанными эмоциями неожиданно подорвутся на подобной мине в подобном месте.
"Я конечно догадывался о некоторых твоих вкусах и увлечениях, но чтобы все было настолько... серьезно!.. Да еще и буквально на публичный показ!"
"Вообще-то, тут все стилизованно под коллекционные экспонаты. Никому и в голову не придет, что определенная часть из этих вещей – мой рабочий материал..." – Алекс идет еще дальше, почти до середины залы, к одной из центральных тумб, в то время как мои глаза с сознанием рассеиваются по близстоящим стеклянным шкафам, вернее, по расставленным на их освещенных полках предметам. Сердечный ритм превышает норму пульса хронического алкоголика и гипертоника вместе взятых. Непредвиденный запуск заблокированного режима естественного физиологического функционирования – соприкосновение обострившихся эмоций с физическими гранями обессиленного тела. Ток дрожи по рукам, в легкие и в кожу совсем иной силы и иного источника, разве что резкий выброс охлаждающей испарины кажется все еще болезненным.
Неужели мне на самом деле настолько это интересно, что даже разум на какое-то мгновение забывается, будто хочет ухватиться за любую возможность переключиться, отвлечься, нащупать способ сбросить с себя этот неподъемный вес непосильного груза?..
