Пока мне пытаются донести смысл моего истинного исключительного призвания, рука непроизвольно тянется за рукоятью нижнего под кнутом коллекционного экспоната. Или это сработала реверсия – поскорее стряхнуть с сознания только что пережитое и услышанное, интуитивный рефлекс спрятаться глубоко под защитный панцирь, используя внешние вещи вместо блокирующего прикрытия? Или меня на самом деле непреодолимо притянула новая, но не менее (а может и более!) устрашающая "игрушка".
"Не знаю, Лекс, я всегда относился к таким вещам крайне предвзято. У меня духу не хватит ударить подобным женщину, даже Реджи, даже если она сама будет меня об этом умолять! Это же... просто не реально! Только подержать такое в руках – уже прошивает по сердцу стынущей аритмией... Я вообразить не в состоянии, как ТЫ этим кого-то..." – у меня не хватает смелости просто закончить предложение, потому что то, что сейчас давило на мои суставы с запястьем правой руки по своему определению не выглядело не игрушкой, не тематическим девайсом.
Плетка-кошка? Милое название для смертельного орудия, способного превратить твое тело в одно сплошное кровавое месиво. Крепкая, удобная рукоятка с девятью косичками-хвостами длиной в два фута и по три кошачьих морских узла (с семью шлагами, не меньше) на каждой.
To scratch the cat? – расчесать кошку или «облегчить страдание»?
Безупречное качество исполнения, идеальная фактурная прорисовка в каждой детали и длина до самого пола при свободно опущенной вниз руки прогоняло будоражащей отдачей по всему телу лишь одним захватывающим ощущением – мощной инъекцией жидкого азота внутривенно с резким выбросом липкой испарины поверх всей кожи.
«О, это уже чистая классика!» - в этот раз Алекс не спешит отбирать у меня одну из своих исключительных «игрушек». – «Можно сказать, девайс для особо избранных. В своё время наказание с её помощью исчисляли дюжинами ударов, сейчас же редко кто способен выдержать хотя бы шесть… Но желающие, поверь, находятся.»
И что? Я должен поддержать его милую шутку со столь занимательным коротким экскурсом в историю ответной улыбкой? Не удивительно, почему я столько лет открещивался от этого безумия всеми конечностями. А то что я сейчас стоял в этом зале (почти кунцкамеры) в эти самые минуты, рассматривая все эти предметы в состоянии переменного настроения – разве это не главный ответ на все вопросы Алекса? Попытка сбежать от собственного сумасшествия с помощью не менее ненормального откровения? Но ведь я испытываю не только страх с недоверием...
Взгляд останавливается на соседней, почти последней в этом ряду тумбе с особой подборкой девайсов. Дальше начиналась зона иного коллекционного тематического добра, та самая "рабочая" или "игровая"...
"А это?.. И почему оно под электронным замком? Настоящий исторический экспонат?" – или что-то более ценное, но не по материалу и качеству исполнения?
Алекс все так же не возмутим, вернее, не теряет ни на миг ни хорошего настроения, ни бдительности. Сразу же определяет по направлению моего взгляда нужную в пространстве точку, тут же разворачиваясь к ней лицом и с апатичной грацией неспешных шагов сокращает расстояние в три-четыре фута. Открывает встроенный в бронированное стекло дверцы электронный замок, реагирующий только на тепло и оттиск определенного отпечатка большого пальца поверх сенсорного дисплея. Красный диод сменяется зеленым, разрешая доступ на "вход". Ироничная улыбка все-таки скользит по моим губам в дополнение к неверию, удивлению и легкому восхищению. Даже чуть качаю головой, наблюдая, как Рейнольдз снимает со специальной стеклянной подставки самый ценный в этой части охраняемой коллекции предмет. Широкий плотный ошейник из дубленой кожи черно-коричневого цвета. Быть может я мог бы еще понять, будь он усеян алмазами и рубинами, но он выглядел настолько "простым", буквально банальным. Единственные украшения – несколько стальных колец по всему обхвату идеальной стойки, чередующихся стальными заклепками из острых, но не особо длинных шипов. Почти классика жанра.
"Временами приходится заказывать и хранить на неопределенное будущее и такие вещи, ценность которых отмеряется совсем иными стандартами." – возвращается в поворот и два шага, протягивая мне предмет исключительной значимости так, будто это был не обычный жест дружеского общения, а куда большее и пугающе глубокое доверие. Руки неожиданно немеют, наливаясь странной тяжестью и желанием сжаться в кулаки. Я не хочу прикасаться к этому... нет, не к самому ошейнику. Мне кажется и я без того успел переступить черту, которую не имел никаких моральных прав переходить. Это чужая территория! Чужой фетиш, надежды и... чужая неизлечимая одержимость.
Но руки уже сами тянулись на ее сторону, как под воздействием сильнейшего гипноза. Я же мог отказаться, мне не десять лет. Я и без того прекрасно знаю, когда следует остановится и просто сказать нет... Бл**ь, но разве можно остановить наркомана, который ждёт своей дозы, как спасительного глотка чистого воздуха, упоительного благословения, не важно с чьей подачи. Просто на этот раз тебе предлагают ее в несвойственном тебе виде. Абсолютно новый, но не менее сильнодействующий наркотик.
Впервые, за столько времени я почувствовал что-то еще, кроме высасывающей пустоты и усыпляющей апатии. Более глубокий интерес, усилившийся ток крови с учащенным сердечным ритмом выбивающих ударов по уязвимым точкам на теле. Я даже задержал дыхание, когда прикоснулся пальцами к твердой коже этого символичного девайса – особого и знакового для обеих сторон.
Твою мать, Алекс!.. Ты как будто знал наперед, ЧТО я почувствую, и куда больше, чем просто приятную тяжесть с легким покалыванием в рецепторах чувствительных подушечек ладоней. Не только почувствую, втяну в легкие специфический островато-кислый запах обработанной кожи, но даже увижу и услышу тончайшую невидимую дымку, прорывающееся в запечатанный здравый рассудок томное наваждение... Это неправильно! Я никогда не хотел видеть и ощущать такого! Представлять... хотя бы допускать в и без того вывернутое наизнанку воображение подобные картины. Оно не могло быть моим желанием! Я никогда о таком не мечтал, мысли не допускал! Это не мое, не моя сущность... не часть меня!
"Твоему оптимизму можно только позавидовать. Да ты еще чокнутей меня! Неужели это... для той девчонки?.. Все еще не теряешь надежду?" – отчаянно прикрываю собственные нокаутированные эмоции с ощущениями не вполне уместными шутками в адрес человека, который, в отличие от меня, шел напролом к своей цели вот уже десять лет и не боялся этого не скрывать, не демонстрировать. И кто же здесь из нас двоих истинный одержимый безумец?
"Достаточно иметь и то, что является хотя бы частицей твоей заветной мечты. И это не просто стимул, это проецирование ведущей цели в реальность. То, что дает тебе не какую-то призрачную надежду, а практически стопроцентную уверенность. И это куда действенней, чем напиваться в умат каждый божий день и насиловать перед сном свою жену!" – он отбирает у меня ошейник, как тот учитель-мастер, который дал своему нетерпеливому ученику подержать настоящую самурайскую катану, прежде чем вернуться обратно к тренировкам на деревянных муляжах. И кажется я почувствовал что-то схожее со скулящим разочарованием. Пальцы непроизвольно сжались с легкой дрожью в кулаки, словно надеялись сохранить, втереть в кожу ладоней покалывающую пульсацию пережитых ощущений... ее призрачный образ с запахом и тяжестью этого ошейника на ее белоснежной шейке... Fuck!
