Ручейки ледяной воды продолжали стекать под волосы, на шею, футболка намокла моментально, до самой поясницы. Часть воды, сбежавшей по обивке лежака, уже впитывалась в трикотаж спортивок на ягодицах.
"Сел на край! Живо! И не заставляй меня ждать!" – он слишком резко расслабил цепь. Я не успел сообразить, что случилось и почему падаю снова вниз...
Бл**ь, Лекс! Ты что творишь?!..
Пульс зашкаливает до трехсот ударов в минуту. Я чувствую его сумасшедшие тамтамы везде – в легких, в участившемся дыхании, в выбивающей ненормальной дрожи во всем теле... Хуже того, я никак не могу сообразить, почему меня накрыло этой тряской – из-за холодной воды, которая все еще обволакивала мою кожу скользящей липкой пленкой, впитывающей в себя холод окружающего воздуха, или из-за реакции рефлекторной паники, срезавшей в один удар мощного взрыва часть вырванного из сна сознания?
Мне не хватает хотя бы секунды, чтобы понять до конца, что же, вашу мать, происходит! Почему и какого хрена я моментально подскакиваю, беспрекословно выполняя четкий приказ Алекса? Мне страшно? Или что это за нах такое?.. Или я отчаянно цепляюсь за что-то еще? (Ты же рядом... да? Ты же меня сейчас не оставишь?)
Рейнольдз отстегивает карабин длинной цепи, дав мне несколько секунд на передышку или чтоб успеть сообразить, где я, что происходит и что не так с моим лучшим другом? Почему он ТАК себя ведет? А, главное, почему я слушаюсь и напрягаюсь каждую пройденную секунду с каждым движением его тела, рук и пальцев, отдающихся в моем теле через звон цепей и щелчки замков в карабинах.
Я не могу заставить себя поднять глаза и посмотреть в его бесчувственное сосредоточенное лицо. Я и без того прекрасно знаю, что там увижу, и что это что-то мне не выдаст контрамарки желаемого облегчения. Просто тупо смотрю вперед в немом ожидании на черную рубашку Алекса, совершенно не различая фактуры ткани и самого фасона. Просто... черная рубашка и все!
Ручейки воды продолжают стекать по лицу из волос, затекая в рот по раскрытым губам, но я не решаюсь шевельнуть хотя бы языком. Холод с ощущением влаги обостряют "сухой" привкус, напоминая об одной из самых важных потребностях организма – я хочу пить!..
Плавное движение черной тени в сторону. Время снова сжимается до микросекунд последнего отсчета, обостряя каждое чувство восприятия с осознанием в разы – в десятки раз! Я вижу Алекса! Очень четко и ясно, самой живой и осязаемой здесь фигурой. И это был не просто шаг в сторону, а привязка моего взгляда к его телу – к его движениям... к его ментальному каналу – мощного и подавляющего биополя, настолько контрастного и материального, что не понять и не пропустить его через себя даже недобровольно ты просто не в состоянии.
Едва заметное движение правой руки – белой ладони под абсолютно черной манжетой рукава. Не знаю почему, но мои глаза тянутся за ней, будто чувствую или слышу четкий мысленный приказ Лекса за несколько мгновений до его визуального отображения в своей голове. Два сомкнутых пальца – указательный и средний... коротким направляющим жестом в пол... Два шага в сторону, освобождая точку указанного места.
Мышцы натягиваются, врезаются с тугой проволокой нервных струн в кости и кожу, пропуская импульсный ток условного рефлекса по мускулам до того, как мозг успеет обработать команду в режиме критического мышления. Я уже сползаю с края топчана на полусогнутых, не понимая, что делаю и зачем. Я просто это делаю – на сжатые колени... глазами в пол... слишком поспешно, не успев сгруппироваться. Острый прострел по самым уязвимым болевым точкам, выжигающей вспышкой в пятки и до самого паха. Только успеваю приоткрыть шире рот, чтобы втянуть воздух и успеть погасить конвульсивную отдачу в голосовых связках через стон...
Бл**ь!.. Она ливанула сразу в голову, накрывая прохладной ладонью глаза, ласковым, успокаивающим шепотом в вакуумной пустоте забитого слуха...
Господи... Нет!.. Что ты делаешь? Не сейчас! Умоляю! Только не сейчас!..
Резкий рывок за цепь вверх, поднимая не только руки, но и голову. Кажется, я уже больше ничего не слышу кроме бешеной аритмии собственного сердца, в сотрясающих толчках первобытной пляски по всему телу и оглушающее шипение в ушах с ее... нежным шепотом убаюкивающей колыбельной.
"Раньше все было просто, да, Дэнни? Надебоширил, наворотил кучу дерьма, а там после тебя хоть потоп? Пусть разгребаются твои родители?" - он не торопится, хотя и не тянет время, словно знает, в какой момент что-то сделать: усилить акцент, тональность, подчеркнуть контрастность – чуть быстрее или, наоборот, притормозить, задержаться, натянуть на твоей шее стальную леску невидимой гарроты... Провести холодным лезвием заточенного под бритву медиатора по горячим струнам раскаленных нервов.
Повороты ключа в замках карабинов – отрезвляющим продолжением к его словам, звуковым и осязаемым сопровождением. И я продолжаю цепляться взглядом за его рубашку, на этот раз у груди, под воротничком... физически ощущая прессующее давление обмораживающих насквозь глаз не только на мокром лице... Он реально дробит мне череп или пытается просочиться тончайшими сверлами в "спаянные" швы черепной кости. И чем сильнее нажим с усилившимся визгом хирургической дрели, тем острее желание дернуться и закрыться руками... отбиться... заорать... Ты для этого облил меня водой? Чтобы сверла накалившись не задымили?
"Чувство безнаказанности слишком упоительно, да, Дэнни? Так привычно и комфортно не отвечать за свои поступки, списывая все на кого-то другого. Не надо особо заморачиваться и грузиться по этому поводу, а, главное, никакой ответственности за содеянное!.. Снимай футболку! Живо!.."
Даже после команды Алекса до меня не сразу дошло, что теперь можно свободно двигать руками и головой – он снял оба отрезка цепей. Тело слишком долго пробыло до этого в одном положении, как и затекшие руки, которым было теперь проще удерживать равновесие на весу , чем проделать полноценное движение вниз. Дрожь с выбивающей слабостью хлынули по локтевым суставам до самых предплечий, сковывающей ломотой неожиданной крепатуры. Меня обдало жаром по спине и затылку, как до этого окатом ледяной воды.
"Дэн, не заставляй меня повторять дважды! Ты прекрасно знаешь правила!.." – сознание с боковым зрением панически цепляются за скользящую тень в черной рубашке и черных брюках, как за единственную опору двух несовместимых для здравого рассудка источника – смертельной опасности и страховочного (если не спасительного) троса. Я слишком хорошо знаю Алекса, и то что он никогда не перейдет (в отличие от меня) допустимые грани, даже если выбранные им методы буквально разорвут мое тело на ошметки. Но я понятия не имел, какие пределы допустимых возможностей были у меня... Насколько я сам был готов погрузиться во все это... до какой предельной глубины? Где должны были разорваться мои собственные страховочные тросы – ТВОИ тросы твоей нескончаемой боли?
У меня нет времени, нет разрешения, нужной концентрации сфокусированного сознания и послушного для этого тела. Я не могу или не успеваю проследить до конца за Алексом, куда и зачем он отходит. Только получить несколько кусочков общей мозаики из определенных пазлов визуальной и звуковой картинки, чтобы собрать ее во едино и запустить программу информационного анализа. Но и он все равно не даст четких ответов на вопросы, которые я и не пытался задавать – ни в слух, ни мысленно.
