Я очень редко или почти никогда не позволял себе погружаться дальше, чем за изображение всех этих фотографий. Мне было достаточно смотреть на твое уменьшенное личико вскользь глянцевой поверхности и невидимой дымки застывших образов давно умершего прошлого. Воскрешать эти мгновения, вспоминать то, что когда-то делало меня до сумасшествия счастливым?.. Сейчас?! Это равносильно тому, как протыкать свой мозг острейшими раскаленными спицами в каждый определенный участок в поочередной последовательности, пока не парализует все функциональные точки во всем теле.
Я не могу позволить себе такую роскошь! Я запретил себе это делать давным-давно, как и подолгу вдыхать твои токсичные эфиры самого ядовитого и смертельного для меня наркотика. Если я задержусь хотя бы на одной странице, застыну оцепеневшим взглядом в одной точке, на твоих глазах...
Может тогда я это и сделал? Слишком расслабился от мысли, что Алекса нет в Рейнхолле и не будет до самого вечера? Загляделся на одну из твоих фотографий? Слишком часто дышал и постоянно задерживал дыхание? Не удержал на собственных глазах резанувшую пленку соленой влаги?
Почти месяц, а я не перестал тебя чувствовать ни на грамм меньше (если не больше и не острее... глубже). Не удивлюсь, если я уже дошел до своего предела, еб**лся в конец и бесповоротно... И, бл**ь, лучше убейте сразу, если совру, сказав, что мне не в кайф жить с этой ненормальной болью, жить с тобой – главным источником моей смерти и жизни.
Тест-драйф провалился с треском? Ты снова победила и на этот раз окончательно?.. А разве я с тобой боролся все эти дни (годы!)?..
Закрывать книгу и подниматься с матраца лежака почти после двух часов тайного фетиш-любования, пропустив за это время через ослабленные мышцы и нервы тысячевольтный разряд изматывающей лихорадки, прогоняя по венам и поверхности кожи желанный фантомный циклический ток твоих проникающих касаний? Не удивительно, что у меня тогда закружилась голова (при чем не в первый раз от подобного "чтения"). Вставать на ноги и выпрямляться, чтобы не пошатнуться и не схватиться рукой за ближайшую стенку – это оказалось самой непосильной задачей. Хотелось плюнуть и доковылять до книжной полки, как получится. Я не на кинопробах, вашу маму! Главное, суметь устоять, не потерять сознания и не устроить переполоха среди бдительной прислуги. Хотя, ей богу, уже хотелось дойти и до этого. Сколько можно притворяться? Не удивлюсь, если Алекс давным-давно вычислил все мои показательные выступления, просто ему нужны были прямые подтверждения от моего лечащего врача.
Да, Дэнни, ты определенно доигрался!
А что он мог мне сделать? Только выгнать из своего дома? И если бы действительно об этом подумывал, уже давно бы это сделал и без каких-либо душещипательных прелюдий...
Вернуть книгу на полку, доковылять обратно до топчана... попробовать поспать несколько минут перед тем как принесут обед? Сколько еще до вечера? Сколько у меня оставалось времени побыть с тобой наедине? Кто бы мог поверить, что Дэниэл Мэндэлл-младший когда-нибудь влюбится в свое собственное безумие? Полюбить то, что тебя убивало изо дня в день на трезвый рассудок?.. Алекс реально взбесится, если узнает всю правду... И мне на самом деле сложно представить, что он мог бы тогда сделать?..
Я не отсчитывал минут, после того, как вернулся на лежак. Я действительно собирался вздремнуть или попытаться заснуть, хотя казалось сил не оставалось даже на то, чтобы отключиться. А вот чего я не ожидал на тот момент так это звука поворачивающегося в дверном замке ключа. Обед принесли на час раньше?
На всякий случай пришлось привстать и спустить ноги на пол. Но лучше бы я продолжал лежать на спине, так как через пару секунд меня шибануло через затылок и насквозь по позвоночнику таким выбивающим шоковым залпом, что пришлось буквально вцепиться трясущимися ладонями в край матраца, дабы удержаться и не свалиться в одну из сторон качнувшейся комнаты.
- Алекс?.. - я даже не понял, что это был мой хриплый голос, выдавивший удивленный "вопрос".
Он не смотрел в мою сторону, вернее, скользнул невидящим взглядом поверх, как по бездушному предмету мебели, быстро спускаясь по ступеням и разворачиваясь в пару широких шагов к навесной полке. Похоже, нам обоим понадобилось одинаковое количество секунд, чтобы определить, кто и что тут делал или искал. До меня дошло, возможно еще медленнее, поскольку Лекс успел вычислить искомый им предмет и поддеть его пальцами куда раньше и быстрее, чем я успел догадаться, что это было и... какого черта Рейнольдз был здесь в Рейнхолле, а не там, куда собирался за пару часов до этого.
Да, Дэнни, тебя развели, как пятилетнюю девочку!
- ТАК ты значит пытаешься выкарабкаться из этого дерьма? – он не смотрел на меня всего несколько секунд, пока перелистывал страницы Шекспировских пьес и вытягивал из них заложенные фотографии, и пока я за все это время пытался прорваться сознанием и телом сквозь плотный вакуум невидимой прессующей стены. Кровь залила пульсирующим давлением виски, глаза, долбанула по коленкам и рукам. Я едва не упал лицом в пол, когда подскочил на этой убойной волне практически на подсознательном рефлексе. Неосознанный рывок, с пережавшим изнутри глотку звериным рыком, с необъяснимым порывом чистейшего безумия вцепиться трясущимися руками в пальцы Алекса (а может и не только в пальцы и не только руками). Казалось она рванула во мне десятизарядным напалмом, спалив, как минимум, десятую часть уцелевших нейронов. Я реально, едва соображал и понимал, что делаю. Все, что меня тогда выбивало и заставляло двигаться – это желание отобрать фотографии... Забрать из чужих пальцев ЕЁ! ТЕБЯ!!!
Бл**ь... они мои! Она моя!!! Нет! Даже думать не смей!..
- Твою мать, Дэн!.. Четыре гребаные недели! – он развернул их в сторону моего приближающегося лица, едва не смяв глянцевую фотобумагу в сжатых пальцах кулака. – Все эти дни ты еб*л мозг как себе, так и мне! И ради чего?.. – его голос срывается на сиплый хрип одновременно с моим рывком за его рукой.
Я ни хрена не вижу. Ни его лица, ни того, что он делает. Да я и сам почти не соображаю, что делаю и о чем думаю (и думаю ли вообще о чем-нибудь!). Кажется, что его почерневший взгляд и потемневшее от скрытой ярости лицо прорисовались на моей сетчатке пульсирующим ожогом додуманной картинкой, а не реальным внешним образом. Я промахнулся, пытаясь перехватить его руку, да и на вряд ли он собирался мне их отдавать.
- Нет... не трогай! – я не чувствую и еще меньше понимаю, что хриплю в ответ, когда на самом деле хочу сорваться в крик и проорать прямо в глаза друга.
ОНА МОЯ!!!
Ты что творишь, твою мать?! Это же все... все что у меня от неё осталось!
Не делай этого! Ты же, еб**ь в жопу, не понимаешь!.. Понятия не имеешь, что это такое... и никогда не поймешь!
Он итак слишком долго притворялся твоей домашней болонкой, даже в какой-то момент уверовал в этот абсурд. Не совершай ошибки, не режь по живому и сухожилиям! Я все равно уже не чувствую боли, адреналин кроет защитной анестезией, рвет сердце и мышцы от непосильного напряжения перед последним смертельным прыжком. Он слаб, он вымотан, забит и унижен своей беспомощностью хуже слепого скулящего щенка, но он не позволит отобрать у себя то, что было частью его веры в невозможное, что заменяло ему все эти дни кислород и запускало его ссохшееся сердце каждое гребаное утро... Этот зверь еще не сдох и только благодаря ей! Если ты лишишь его и этой последней капли иллюзорной надежды...
