Боже так прочувствовать в себе твой член и после этого не кончить? Не ослепнуть, не затрястись и не забиться под тобой в сладостных конвульсиях, задыхаясь, умирая, едва не теряя сознание и не желая, чтобы эти сокрушительные волны блаженной истомы никогда не заканчивались, а лишь сменялись частотой и силой своих кроющих ударов.
Я не знаю, когда они стихли, и затихли ли вообще, может просто сошли в одну общую вибрирующую линию, беззвучно скулящую эхограмму моей ненасытной порочной одержимости. И ты удерживал её, еще одну из моих красных нитей, но на этот раз "резной" фактурой своего члена, его толчками, скольжениями, жёстким ритмом, когда задвигался во мне, когда начал трахать грубо, бесцеремонно, почти по животному, но с тем изяществом, на которое был способен только такой изощренный палач и тонкий эстет-садист, как ты. И я продолжала тонуть в этих нескончаемых волнах, лишь усиливающихся или обостряющихся, когда ты менял темп, глубину и мощность проникновений, не сводя с моего лица цепкого всевидящего взгляда, считывая и вбирая своими сенсорными клинками каждое эмоциональное и психофизическое изменение моего сознания и тела.
И я не переставала чувствовать их, тебя, не терять ни на одну долю секунды ни одной из твоих манипуляций, действий и слов, не понимая, как такое вообще возможно, постоянно быть на пределе, не понимая разницы между разрывными ударами очередного (а может и не прекращавшегося ни на секунду) оргазма или вбивающимися в меня быстрыми глубокими толчками пениса. Господи, если бы я так не текла, не заливала твой фаллос и даже мошонку своими обильными вагинальными выделениями, ты бы точно меня разорвал. Мне итак было больно, пусть и невыносимо сладко больно и я знала, что завтра эта боль будет преследовать меня с самого пробуждения, но впервые я стонала не от растирающих и не разрывающих меня изнутри жестких и грубых толчков твоего большого каменного члена. Она была теперь неотъемлемой частью этого ненормального совокупления, этого упоительного нескончаемого экстаза, и я хотела её чувствовать не меньше, чем каждый из твоих практически насилующих меня ударов.
И я действительно умирала именно под тобой, под твоими беспощадными и такими сладчайшими для меня действиями, едва осознавая, что никому другому я бы не позволила делать с собой такое. Держать меня за горло, прижимая затылком к изголовью спинки кресла или сжимать со всей силы одну из грудок, а то и бить по растертым и распухшим соскам сильными шлепками ладони или практически царапать, впиваясь в бедра или в бока у талии очень сильными пальцами, едва не разрывая ими мою воспаленную кожу. Опять бить, но в моменты неожиданных остановок, когда ты резко выходил из меня, лишал этой болезненно-сладкой наполненности, мучил и изводил своей долбаной садисткой пыткой, заменяя её на сильные и очень звонкие удары рукой по моей промежности, по распухшему клитору, половым губам и даже входу во влагалище. И я кричала не от боли, хотя она и врезалась в мой мозг и во все нервные клетки вдоль позвоночника вплоть до кончиков пальцев и ногтей на ногах, едва не парализуя и не лишая сознания. Меня накрывало или очередной волной нового оргазма или нестерпимой вспышкой не спадающего ни на один децибел эрогенного перевозбуждения.
Но самыми запредельными пытками были долгие секунды, а то и минуты твоих безапелляционных вторжений в меня твоим насилующим членом. И это были самые желанные и упоительные для меня моменты. Я ожидала их с периодической остановкой сердца, когда ты со всей силы и практически неожиданно вбивался им в мою киску, иногда с громким, звучным и таким будоражащим ударом мошонки о мои ягодицы. В такие мгновения мне и вправду казалось, будто ты со всей силы погружал в меня настоящий заточенный клинок и меня сразу же выгибало на нем, толкало на него импульсивно вперед, как будто я хотела вобрать его ещё глубже и дальше, буквально до самого горла! Хотя мне и казалось, что его последующие мощные толчки отражались прямо в моих гландах, в каждом сокращении сердечной мышцы. И я спускала, кончала или просто извивалась от невыносимых трений по сжимающимся стенкам влагалища на твоём растягивающем меня изнутри пенисе, снова задыхаясь и выгибаясь под тобой, под ним, срывая голос от криков, срываясь снова и снова в эти головокружительные витки пульсирующей спирали – бесконечной чёрной дыры. И казалось, у этого безумия не было пределов, у тебя не было для меня той самой заветной точки – пика желанного апогея, долгожданного освобождения разума и тела. Ты держал меня мёртвой хваткой, стимулируя собой и членом мою ненасытную похоть с неугасаемым вожделением, затягивая все новые и крепкие узлы своей воли на своих стежках в глубине моей истерзанной тобою сущности. И я уже ничего больше не хотела! Только тебя! Чувствовать и умирать только тобой, в тебе и из-за тебя: в каждом твоем ударе, укусе, безжалостном слове, вбивающимся в меня членом. Боже правый! Я хотела и сходила с ума даже в эти моменты, когда ты был во мне и имел меня так глубоко и осязаемо, как никогда за всю мою прожитую жизнь! Мне было мало даже этого! Ничтожно и невыносимо мало! Я всё ещё тебя хотела! О, господи!
Может от того, что я не желала терять тебя, этой сильнейшей физической и психосоматической связи с тобой, я так и не смогла принять того факта, что это должно было рано или поздно закончиться, оборваться... прерваться и именно твоей рукой? Поэтому мне и захотелось, навечно остаться в эпицентре твоей черной дыры, в глубине твоих бездонных глаз, накрывших мои своим заволакивающим чёрным взглядом подобно вязкой топи смертельного омута в тот самый момент?.. Да! Когда я поняла и прочувствовала, впитала всеми микронами своего воспаленного влагалища эту выжигающую, сладкую и даже болезненную волну, заполнившую меня с каждым твоим забивающим ударом... последним из твоих сильнейших ударов. Это был тот самый предел, те самые микросекунды, когда ты переполнил меня до краев, затопил всю мою пустоту буквально и физически, вливаясь в её глубины мощными тягучими струями своего эякуляционного семени. Я кончила одновременно с тобой и возможно сильнее, чем за все предыдущие разы до этого, буквально поглощая всеми своими нервами и пульсирующими в голове нейронами каждую судорогу головки и всего твоего члена, перенимая и проецируя каждый выброс спермы на свое ответное сокращение вагины, считывая последующий надрывный удар твоего сердца волокнами и свежими рубцами своего.
И я не кричала, нет... хотя и была на грани обморока, а возможно частично и сорвалась в его глухие и бесплотные глубины... хотя тоже нет! Я сорвалась именно в твои глаза, нависшие снова в эти мгновения надо мной... сорвалась в твою кроваво-огненную вселенную, наполненную багряными сполохами и золотой пылью миллиардов звездных систем и галактик, и это был самый бешеный полет в моей жизни, самый смертельный и невозможный по прошествии стольких лет! В твоих руках, в твоих глазах... в твоей сущности, окутавшей и слившейся с моей тугими сетями тончайшей и самой неразрывной паутины. Если бы я и желала по-настоящему умереть и чтобы сразу, то только в этот самый момент, только с тобой! В нашей воскресшей вселенной и ТОЛЬКО В ТЕБЕ!
* * *
Почему ты мне не позволил это сделать, почему не оставил там? Почему сразу не убил, когда я была готова к этому и хотела принять её только из твоих рук! Зачем вырвал обратно в эту гребаную реальность... в твою безжалостную и жесткую действительность, где ты уже давным-давно определил для меня мое место – у твоих ног... в самом конце коридора, самого безлюдного и пустынного уголка в твоем чёрно-красном Зазеркалье. И почему я не сопротивлялась?
