Временами реальность прорывается в твою плавающую память размытыми обрывками чьих-то голосов, фраз, расслоенными картинками определённых образов с окружающим сумеречным пространством, словно упрямо сопротивляется подступающему забвению… долгожданному забвенью долгожданного провала в черноту… твою черноту.
Хочу ли я сопротивляться или же всё ещё наивно полагаю, что мне удалось сбежать… оторваться… Что меня больше не задевают сенсорные кривые эхограммы белого шума, бесплотных, но достаточно ощутимых пальцев… Я почти спокойна. Кажется, мои губы вздрагивают в самодовольной пьяной ухмылочке. Я ещё разберусь с тобой, ты не переживай! Мы обязательно это всё обсудим. Это был первый и последний раз, когда ты пытался меня напугать по-настоящему!.. И не надейся… Не важно, пьяная я или трезвая, у меня тоже на редкость отличная память.
Вот только не помню, когда Сэм довезли до её кондоминиума, через сколько минут? И называла ли она Джордану свой адрес до этого.
- Будь хорошей девочкой и не вздумай больше дерзить своему шофёру. Не забудь позвонить мне, как только доберёшься до гостиницы… Я тебя люблю!
Не, ну мы же о чём-то с ней говорили пока ехали вдвоём? Чтобы Сэм молчала и ни о чём не расспрашивала меня за столь долгий час?..
Целует меня прямо в губы, ласково поправляя воротник полупальто на шее и над грудью, перед тем как окончательно испариться в сумеречной дымке зыбкого тоннеля кроличьей норы. Рыжий кролик в бежевом плаще убежал без меня? Это неправильная версия истории! Я не должна была оставаться одна… или не одна…
Когда мы подъезжали к «Остиуму», каким-то непостижимым образом мне удаётся всплыть из постоянных провалов ирреального восприятия действительности, вырваться из засасывающей помпы абсурдных видений, прерывающихся звуков музыки, голосов и… плотной звенящей пустоты. Не знаю, что меня в конечном счёте разбудило, привело в чувства на 60 процентов – то ли авангардная какофония реальных «галлюцинаций», то ли непомерное количество принятого внутрь спиртного с незаметным укачиванием движущегося авто… Головокружение усилилось в разы вместе с приступом тошноты.
Нет, нет, только не сейчас! Я не хочу! Не хочу терять этих офигительных ощущений из-за этой грёбаной накатившей слабости. Так не честно!
Ледяной, да, именно ледяной воздух, обжигающий сухим обмораживающим трением и по гортани, лёгким и открытым участкам кожи… Не успеваю определиться в пространстве, вдохнуть полной грудью (сильно больно), понять, что происходит и почему со мной. Режущая плёнка слёз застит глаза, пока глотаю слишком насыщенные порции холодного воздуха и при этом удерживаясь за руку Джордана Крамера. Он не мог не помочь мне вылезти из машины, и теперь оценивал моё состояние намётанным глазомером трёхмерного рентген-сканера.
- Вы же не собираетесь провожать меня до самых дверей номера? – выдёргиваю руку, возможно не слишком изящно и эффектно, как хотелось бы, но ему хватит и этого. Пусть не думает, что я забыла или собираюсь забыть его сегодняшнюю выходку (его или… его хозяина, не важно!).
- Если вы в состоянии дойти сами или не попросите меня об это лично.
- Конечно в состоянии! И с чего мне вас просить лично?.. Вы меня за этот день уже предостаточно успели… расстроить, так и не дав ни одного вразумительного объяснения…
- Это моя работа, мэм, никакой личной инициативы.
- Вам приказали отслеживать все мои передвижения по городу? Кто? Мэндэлл-младший?
- Я слежу за вашей безопасностью, мисс Людвидж, не больше ни меньше. Леонбург – очень большой город, а ночной Леонбург ко всему прочему ещё и весьма опасный город. Вы должны были поставить меня в известность о том, что собираетесь куда-то ехать на ночь глядя с целью напиться там до нестабильного состояния.
- Вообще-то, это мой законный выходной и…
- А мерседес, который вы взяли этим вечером, собственность компании «Глобал-Вижн». Да и вы, мисс Людвидж, далеко не подсобный рабочий. Нравится вам или нет, но я получаю свою законную зарплату, за то, что доставляю вас в целости и сохранности в нужные места, в нужное время. И если я вижу, что вы не способны справится с самыми элементарными правилами вождения автомобиля, а именно, не садится за руль в нетрезвом виде, извините, но какие-либо обсуждения по данному вопросу я считаю крайне излишним.
Не знаю, смотрела бы я до сих пор и буквально в упор в его жаростойкую непробивную сталь непреклонного охлаждающего взгляда, не будь я настолько пьяной, как сейчас. Но все его заверения с разумными доводами-осуждениями касательно неприемлемого поведения Алисии Людвидж, просто-напросто разлетаются вдребезги, как самые сильные пятибальные цунами о неприступный гранит древнейшего утеса. Я слишком зла, и не все его слова достигают нужной цели с желаемым эффектом воздействия, скорей наоборот, остервенело бьют по красным индикаторам блокирующей реверсии, запуская сигнал-предупреждение о смертельной угрозе для чьей-то жизни.
Его счастье, что к этому моменту я успела протрезветь еще на несколько ощутимых процентов. Вполне достаточно для того, чтобы не наговорить лишнего, но и не спасовать в образе нашкодившей гимназистки, испуганно потупив глазки и сжавшись в стыдливый "комочек". И не надейся!
Поднимаю руку ладонью вверх, все еще не отводя взгляда первой, и с напускным терпением жду, когда же он соизволит отдать мне парковочный талончик на машину.
Черт тебя дери, Джордан Крамер! Какого тебя вообще принесло? Что тебе стрельнуло в голову, когда ты вдруг решил нарисоваться и так не вовремя влезть туда, где для таких как ты сегодня были закрыты-запечатаны-заблокированы все входы и доступы?
Мерседес – собственность компании, и я далеко не подсобный рабочий? А кто же тогда? Такая же собственность "Глобал-Вижн", как и эта машина? Ты мне об этом так мягко намекал?
Бл**ь! Fuck!.. Хорошенькое окончание дня... или скорее ночи.
Боже, Эллис, какая же ты все-таки наивная дура! Решила, что вот так вот, за здорово живешь и по одному лишь спонтанному желанию-капризу сможешь отделаться от этого... отделаться от НЕГО? Наивно полагала, что он запросто это позволит, особенно после стольких лет выжидания?..
Так... Стоп! Не думать, не думать... только не сейчас, не за несколько часов до рассвета, не в полупротрезвевшем состоянии, это весьма чревато. Мне надо еще поспать, хотя бы несколько часов. Забить на все! Ничего не включать, никуда не лезть, не проверять количества пропущенных звонков и сообщений... Не сейчас!
Просто подняться в номер, принять душ, протрезветь еще на несколько оставшихся в запасе процентов, стараясь не зацикливаться на сладком головокружении с далеко несладкими подкатами тошноты... не вслушиваясь во внутреннюю пляску притупившихся эмоций, мысленно и физически концентрируясь лишь на обжигающих ручейках очень горячей воды, сбегающей по телу второй прозрачной кожей-пленкой с окутывающим саваном удушливого пара. Пытаясь окончательно согреться, вытравить на хрен изнутри этот гребаный озноб... понять, осознать, что я здесь одна... совершенно одна в этом пустом... абсолютно пустом номере... и всегда была до этого одна. И ты не смотришь, не знаешь, не видишь, что я делаю! Ты не бог и, в крайнем случае, далеко не дьявол! Я не чувствую тебя... я не чувствую тебя в объятиях этой воды, в проникающей в мои легкие горячей ингаляции твоего мнимого дыхания, и мне... совершенно не хочется касаться себя там, где уже итак сладко зудит, пульсирует под скользящими змейками живой влаги. Я не стану этого делать и не мечтай! Я не буду возбуждаться в реальном времени, думая, вспоминая о тебе. Не дождешься! Не сейчас, ни сегодня, никогда! Каким бы сексуальным и шикарным ты не был – ни десять лет назад, ни в эти дни, я выдержу, выстою перед этим нездоровым соблазном любой ценой! Даже если ты буквально будешь стоять за моей спиной, обволакивать/стягивать реальным физическим теплом, живым телом, кожей, тугим рельефом жестких мышц, вздутых вен, и это... твои пальцы будут двигаться томным раздражающим скольжением по моим распухшим половым губам, неспешно раздвигая упругие дольки и проникая в самую сверхчувствительную эрогенную зону… задевая, надавливая, лаская каждый микрон воспаленных возбужденных точек на клиторе, складках вульвы, ноющем колечке входа во влагалище... Fuck!!!
