То как ты меня в себя принимаешь, как дрожишь подо мной, буквально умираешь с каждым моим проникновением вглубь тебя, желая еще большего, с жадностью выискивая подтверждения, что это не сон… Нет, моя девочка, это реальность, наша с тобой обособленная реальность — самая настоящая, исключительная и живая. И ты действительно моя — вся, без остатка, до самой последней капли крови, со всеми помыслами, недостатками и скрытыми пороками. Только в моих руках ты становишься собой, МОЕЙ. И теперь я буду вскрывать тебя и дальше, метить каждый уголок твоего бл*дского тела только своей авторской росписью, погружать в это обоюдное безумие изо дня в день, пока однажды ты не проснешься и не поймешь, что уже не можешь не жить и не дышать без этого, БЕЗ МЕНЯ. Я твой кислород, я твоя кровь, я твоя жизнь и я твоя смерть.
Наконец-то сделать это, по прошествии стольких лет, увидеть в твоих глазах насколько ты хотела этого сама, как сходишь с ума с каждым моим толчком и ударом, как мечтаешь слиться со мной по настоящему, кожей, нервами, венами… сердцами… Поздно, Эллис, слишком поздно. Сейчас ты не под моим сердцем, а именно под членом. Твое место там, где я тебе и указал, хочешь ты того или нет, но тебе придется это принять, как и смириться со своим новым положением. Ты сама его выбрала и даже закрепила за собой право на него, как бы прискорбно это не звучало. У тебя был шанс, и возможно далеко не один, но ты не воспользовалась им НИ РАЗУ. Твой рациональный и высокоморальный разум даже не задела подобная вероятность. Ты предпочла бегать и прятаться… Что ж… Можешь попытаться сделать это и сейчас, и даже не выходя за порог этой квартиры, но мы оба прекрасно знаем, насколько это бессмысленно. От себя не спрячешься, Эллис, и тем более в моих руках, кончая на моем члене раз за разом. Просто прими это и признай… и кто знает, может вскоре ты действительно осознаешь всю возможную разницу, разве что будет уже слишком поздно. Это нельзя будет остановить, как и твое окончательное заражение. Даже если ты и догадаешься о настоящем стоп-слове, на вряд ли ты его уже сможешь произнести, так как оно не будет иметь никакого значения и силы… оно больше тебе не понадобится, ни в этой жизни, ни в какой-либо другой. Ты итак будешь принадлежать только мне и сознанием, и всеми чувствами, и конечно же телом. Ты уже к этому готова, ты уже раскрываешься и тянешься к ней… ко мне. Ты готова с этим слиться, раствориться в этом, стать ее неотъемлемой частью…
Да… Ты чувствуешь ее, потому что я чувствую ее через тебя. Как она в тебе распускается, течет по твоим венам, наполняет каждый уголок твоего дрожащего подо мной тела, растекаясь в коже мириадами выжигающих искр и поглощаясь твоими недосягаемыми для других глубинами с каждым мощным толчком моего члена, с каждым надрывным ударом наших сердец… Наша Вселенная, которую ты так старательно хотела убить десять лет назад. Только в этот раз это будут не только захватывающие полеты в ее неповторимый эпицентр и на недосягаемые окраины бесчисленных галактик, теперь они будут оставлять свои обжигающие следы настоящими болезненными метками на твоей коже и сердечной мышце. Она не просто будет в тебе жить, она будет напоминать тебе с очередной пройденной секундой-минутой-часом-месяцем, ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛА. Что ты сделала с нами.
Да, моя девочка. Теперь это твоя жизнь… теперь ты будешь жить не нашей мертвой любовью, а оставшейся от нее агонией… ее болью. Дышать ею, существовать ею… быть ею…
* * *
…В квартире действительно никого не было, кроме вас двоих, хотя он и мог в любую секунду вызвать целый штат заранее и специально подобранных для данного места высококвалифицированных слуг. И на вряд ли Эллис сумела бы догадаться, что тут находится кто-то еще. Но сейчас, как и в определенные дни, особые вечера и ночи вы должны оставаться здесь только вдвоем. Ему самому надо это ощущать в полную меру… чтобы абсолютно ничье возможное присутствие (пусть и незримое) не могло задеть их полного уединения. Это только их территория, границы их изолированной жизни, куда не смеет ни ступить, ни проникнуть никто из посторонних. Запретная зона, отрезанного от внешнего мира и реальности их личного пространства… их обоюдной кроваво-черной вселенной… Звуконепроницаемые стены, окна, потолки и полы создавали дополнительный психосоматический эффект к осознанию столь упоительной и блаженной мысли, что они на самом деле здесь только вдвоем. Что окружающее дерево, плитка и строительный камень поглощали в себя и навечно каждый срывающийся звук и шаг, подобно акустической ловушке, обрезав все пути и выходы в их внешнюю жизнь невидимыми порталами ненасытной тьмы. Она словно оплела данное место своим черным коконом или неприступными пределами непроницаемого купола, проложив трехмерную грань-черту для тех, кто не имел права ее переступать без его личного на то ведома и разрешения. И она создавала эту исключительную тишину только для вас двоих, втягивая своими всепоглощающими порами все, что здесь происходило… возвращая десятикратной инъекцией в его сердце черный эликсир сладчайшего дурмана, вливаясь в кожу и легкие будоражащей вибрацией отражающегося эха, заполняя и царапая нервные окончания ментоловой изморосью в каждом позвоночном диске…
Нести тебя на своих руках через пролеты этих черных порталов, по коридорам и галереям вашей общей тьмы впервые за столько лет… Чувствовать, как даже сквозь глубокий транс ты неосознанно сжимаешь свои пальчики, интуитивно цепляясь за материю пиджака и едва понимая, что ты скользишь по ее бездушной броне поверх живого тепла и кожи, зашитого под ней тела… Как тянешься обессиленным движением головы прижаться щекой к его груди, к размеренному стуку самого сильного в этом гребаном мире сердца, изрубцованного окаменевшей болью прошлого и жестким самоконтролем настоящего.
И даже сейчас благодаря своему бессознательному состоянию ты продолжаешь бороться, нарушать его правила и искать любые возможности сделать все по своему. И конечно, он не может тебе это сейчас ставить в упрек, как и записывать на счет будущих наказаний. Это единственное твое состояние и совершаемые тобою в нем действия, которые он будет тебе прощать.
Маленькая, хрупкая, беспомощная белая птичка в ладонях черного птицелова… Единственное светлое пятно в окружении темных стен бесконечного тоннеля длинного коридора — обнаженное тело сломленной добычи в руках опытного охотника, самого опасного хищника и зверя на Земле.
Да, Эллис, ты боялась не напрасно все эти дни, как и здраво понимала, насколько это неизбежно… и нет… это не конец… это только начало. Первый день, первый вечер, первая ночь из сотни предстоящих, из тысячи приближающихся часов, минут… секунд. И ты запомнишь их все, прочувствуешь глубинами сопротивляющегося сознания, обнаженными нервами дрожащего тела и трепыхающегося сердечка, совсем как сейчас и едва осознавая, что происходит. И он будет сытиться каждым твоим ответным порывом, импульсом, реакцией, стоном и слезой, вбирая их через рецепторы собственной кожи… рубцами собственной сердечной мышцы. Это и будет его извечным персональным наркотиком, его эликсиром черного бессмертия… Его единственной самой драгоценной жертвой на алтарь вашей обоюдной тьмы…
Еще там, в сессионном зале, освободив тебя от ремней станка-кресла, когда ты окончательно сорвалась и телом, и сознанием в свой кратковременный побег из реальности и собственных страхов, ему пришлось потратить несколько минут для полного завершения сессии. Он знал и чувствовал, что ты была совсем рядом, как и мог в любую секунду вернуть тебя обратно. Но тогда это было не принципиально, если не наоборот. Он сам хотел, чтобы ты оставалась в этом состоянии трансовой невесомости до момента своего естественного физического пробуждения, как и насладиться в полную меру пережитыми и все еще переживаемыми ощущениями последних часов. Заглянуть вглубь твоих широко раскрытых глазок, которые не были для него заблокированы даже в подобные мгновения твоего отсутствия в этом измерении; увидеть в них куда больше, чем ты могла показать в состоянии сознательного осмысления и трезвой памяти, проникая куда глубже, чем тебе хотелось бы его впустить в себя даже физически.
