— Выспалась? — у меня окончательно перехватывает дыхание тугим жгутом непредвиденной асфиксии, и остановка сердца с притоком запредельных доз адреналина угрожают ближайшим разрывом сердечной мышцы в клочья, а ты… как ни в чем не бывало пересекаешь все расстояние от открытой настежь двери спальни к изголовью кровати. Неспешная размеренная походка статного аристократа в безупречном костюме индивидуального пошива — мокрый асфальт с антрацитовым отливом? Ты всегда ходишь только в строгих двойках или тройках не зависимо от времени суток и места нахождения? Или здесь и сейчас для тебя это не часть обычного выходного утра/дня? Это продолжение вчерашнего вечера, да? Того, ради чего ты меня сюда… "заманил"? Одна из тысячи частей-актов твоей тематической сессии длиною, глубиною и несоизмеримыми масштабами реанимированной твоими руками кроваво-огненной вселенной?
Я опять совершенно и ни черта не успеваю. Слишком мало времени после пробуждения, слишком мало собственного восприятия и понимания происходящим, ничтожно мало осмысленных чувств и взвешенных воспоминаний. Ты заставляешь меня реагировать на чистых и голых инстинктах, не позволив проанализировать и понять, что же я к тебе должна испытывать после произошедшего, не дав определиться с моими эмоциями и желаниями к тебе с помощью пережитых моментов последних событий. Ты отобрал у меня даже это — право на выбор моего отношения к тебе и ко всему, что ты со мной делал.
— Ты слишком напряжена… — какое тонкое замечание, господин Мэндэлл-младший. Такие вещи должны быть для вас более чем очевидны.
А чего ты еще ждал, глядя на меня сверху вниз со своей безупречной маской-ликом бессмертного божества, сканируя мое лицо и широко распахнутые глазки острейшими лезвиями своего бесчувственного взгляда и… протягивая руку к моему подбородку? Что у меня перехватит дыхание совершенно от иного предчувствия? Что тепло твоих сильных, мягких и неожиданно нежных пальцев заставит мое тело трепетать порывом раболепного восхищения, а не ударит по рецепторам кожи и костным нервам шокирующим разрядом вымораживающего страха и… невыносимой резью болезненного возбуждения?
Ты приподнял мне голову легким нажимом указательного пальца под подбородком, а я непроизвольно сжала бедра, выдавая себя раньше, чем смогу это понять в ближайшие секунды. Сильный удар, если не глубокий ожег, прошелся нестерпимой вспышкой по поверхности половых губ, воспаленным складкам вульвы и буквально вогнал свои раскаленные клинки в стенки растертого влагалища. Я неосознанно поморщилась, проклиная себя мысленно на чем свет стоит за собственный идиотизм… за убивающую слабость и немощь, которая усиливалась и практически сдирала с меня кожу, стоило тебе появиться рядом, посмотреть в меня, коснуться тела и свежих рубцов на моем сердце, сделанных твоим скальпелем твоими пальцами и сшитых без анестезии твоими нитями. Просто взглянуть в твое бесчувственное лицо и понять, что я больше не сплю, что это на самом деле ты, и ты здесь не для того, чтобы извиняться за вчерашнее и давать мне клятвенных обещаний, что такого больше никогда не повториться… что это был первый и последний раз.
— Так прямо сильно больно? — боже, я вообще не могу понять, почему ты об этом спрашиваешь, если прекрасно все видишь сам. Для чего? На твоем лице и в отмороженных глазах ни единого следа сочувствия или сожаления. На нем абсолютно ни черта не отражается. Ты просто констатируешь факт и… любуешься делом собственных рук, метками и росписью, оставленными твоими пальцами и даже зубами. С видом невозмутимого патологоанатома разжимаешь второй рукой мои кулачки на покрывале, отбирая его край и откидывая плотную ткань в сторону. Только лишь успеваю снова вздрогнуть (или скорее дернуться) и неосознанно, еще сильнее сжать бедра.
Я бы возможно так же прикрылась и руками, если бы не держалась за твои заблокированные глаза и бездушную маску твоего сверх невозмутимого лица, чувствуя скольжение твоего поверхностного взгляда буквально физически и именно там, где ты оставил вчера на моем теле самые вызывающие следы своего неоспоримого воздаяния. Ты бы не позволил мне это сделать, и я не сделала это как раз на интуитивном рефлексе, едва осознавая это, мгновенно цепенея от страха и дикого желания зажмуриться. Я не хочу опускать голову и тоже смотреть на себя, мне с лихвой хватает того, что отражается на твоей глазной сетчатке. Ничего. Там ничего нет. А если и есть, то оно не может быть настолько страшным и пугающим, каким рисует мое безграничное воображение. Ты бы не стал так смотреть, если бы там действительно было все очень плохо. Ведь не стал бы, правда?
— Если так больно, зачем сжимаешь бедра? Думаю, строить сейчас из себя застенчивую школьницу не совсем уместно. Расслабь ноги и перестань так напрягаться, как и делать что либо подобное в будущем. — твоя рука скользнула поверх моей дрожащей коленки и только благодаря легкому нажиму твоих пальцев я наконец-то осознала, насколько сильно была перенапряжена в эти секунды. — Эллис, ты меня поняла? Никогда, впредь не зажимайся и не вздумай демонстрировать нечто схожее, как намеренно так и не специально, выказывая этим свое недоверие или беспричинный испуг. В твой статус подобные действия не входят. И расцениваются, как за непозволительное проявление неуважения к своему Мастеру.
Ты это… серьезно? Тогда почему я не смеюсь в ответ? Почему неизменное выражение твоего лица убедительным дополнением к твоим словам заставляет меня незамедлительно подчиниться — ослабить ноги и позволить тебе их раздвинуть в стороны скользящим нажимом твоих пальцев по внутренней стороне бедра? И похоже мне так ни хрена и не удается расслабиться. Коленки продолжают дрожать, даже трястись, как будто тактильное прикосновение твоей руки пропускает по коже и нервным окончаниям высоковольтный разряд шокирующих ощущений, вынуждая мышечные волокна сокращаться при каждом испытанном ответном порыве собственного тела. Их осязание настолько обострилось и усилилось, что противится их воздействию сейчас было бы столь же нелепо, как противостоять воле твоей поглощающей тьмы в момент сильнейшего оргазма. Они просто растекались по моей коже, задевая самые чувствительные участки, проникая неожиданными приливами в скрытые зоны интимных мышц, выбивая обжигающим ритмом сумасшедшей пульсации болезненного возбуждения в самый неожиданный момент. Я едва не застонала, хотя все же резко дернулась, стоило твоим пальцам лишь слегка коснуться моих половых губ, словно задев оголенные нервы вскрытой раны. И я не знаю от чего мне так безумно сильно захотелось втянуть воздух сквозь стиснутые зубы — от вспышки неожиданной боли или… последовавшей за ней горячей волны оглушающей истомы.
Ты ведь не мог этого не заметить, то как я непроизвольно сжала мышцы вагины в интуитивной попытке закрыться, но так и не сомкнув обратно бедер вместе. А ты так смотрел, с таким видом, словно и вправду проводил обычный медосмотр.
— Эллис, у тебя явно завышенное чувство мнимой боли. Меньше, чем через два дня на тебе и пятнышка не останется от следов стека. Отеков нет, аллергической реакции тоже… — ты вдруг поднял свой примораживающий взгляд к моим глазам и меня буквально припечатало его лезвиями к спинке кровати. — Так что так дрожать и бояться определенно не чего и не из-за чего.
И что это было? Шутка? Тогда почему мне не смешно?
