Нет в комнате не было ни холодно, ни прохладно. Полы и стены определенно были подключены к внутренней системе климат-контроля (не исключено что даже к дополнительной системе безопасности), только меня непреодолимо тянуло поднять руки и обхватить ладонями плечи, как и переключить свое внимание на что-то другое, каким-то чудом соскочить с прошивающей насквозь психосоматической волны твоего голоса. Инстинктивное желание прикрыться, спрятать тело от нервного озноба, вцепиться пальцами, вогнать ногти под кожу, возможно даже в следы оставленных на ней тобою синяков. Не знаю, но просто тупо и неподвижно сидеть, слушать одно и принимать от твоих рук совсем иные ласки…
Ты реально веришь во все, что сейчас передо мной озвучивал? Откуда подобная уверенность? Или смысл в силе твоей треклятой власти и настоящих "секс-игрушках"? Ты мог в любую секунду приставить мне реальный нож к горлу, сунуть под нос иск в суд и зачитать эти же самые слова более доходчивым разъяснением. Хотя, кто сказал, что расчесывать мне мокрые волосы — не менее изощренный способ убедить меня в силе твоих угроз? Они же действовали и не менее эффектно, чем вгоняемые под ногти иглы. И я верила… Каждому из этих слов, и тем более тебе, тональности твоему голосу, тому, что ты не шутишь. Мало того. Я чувствовала и куда больше, чем хотела. Я ощущала насколько ты сам верил всему, что говорил, и насколько сильно ты жаждал воплотить любую из запланированных тобою наперед сотни возможных угроз.
Боже, сколько же ты на самом деле ждал этого момента? Сколько рисовал и прокручивал в своем воспаленном воображении… и на скольких тренировался до меня в реале?
— Начнем с первого, думаю, достаточно понятного пункта — твоего дресс-кода в данном месте. А точнее, его полного отсутствия. Здесь ты обязана всегда и при любых обстоятельствах ходить полностью голой или только лишь в тех элементах тематической "одежды", которую я выберу для тебя сам на время той или иной практической сессии (не исключено, что буду одевать тебя в большинстве случаев лично). Спать, есть, возможно "гулять" — всегда и постоянно нагой. И тем более встречать меня. Выбирать одежду для выхода из квартиры будешь тоже только с моего одобрения, но… Одеваться и раздеваться ни здесь и ни в одной из этих комнат. Только в главном фойе, когда уходишь и когда входишь в эту квартиру. С последним мы разберемся более детально чуть позже, а сейчас… Второе, и самое важное, что ты обязана делать, постоянно выполнять и никогда об этом не забывать — носить материальный символ принадлежности своего хозяина. И в данном месте им будет являться специальный ошейник.
Так вот зачем ты с такой тщательностью расчесывал мне волосы, идеально собрав их за моей спиной одной сплошной "волной", так заботливо и аккуратно зачесав все пряди за ушки. Я не успела полностью принять и осмыслить информацию о своей первой обязанности — статусе абсолютно и всегда голой рабыни, как твои ласковые пальцы уже выписывали по моей шее будоражащие узоры совсем иных предстоящих сенсорных ощущений. Ты собирал возможные выбившиеся нити волос мне за спину перед тем как отступить в сторону: вначале к столику трельяжа (чтобы отложить расческу), а после к стеклянным полкам хромированной тележки.
Наверное я и не смогла до этого разглядеть, что находилось на ее столешницах, поскольку на первой полке стояло несколько термических блюд с глухими серебряными крышками, графин со свежим соком и кофейник. Может я сразу наивно решила, что ты привез мне завтрак? И что скрывалось на втором нижнем уровне мне даже не пришло в голову просто глянуть.
Зато сейчас я наблюдала за твоими степенными и невозмутимыми движениями так, словно слово "ошейник" имело совсем иное значение в своем истинном контексте. А может я надеялась, что ты так шутишь? Какой к черту ошейник? Ты не мог говорить об этом настолько серьезно.
Сердце накручивало спринтерские обороты, намереваясь прорваться сквозь щемящую блокаду ребер, пока перед моими глазами мелькали жуткие картинки-файлы из просмотренных мною в интернете видов и форм всевозможных тематических ошейников: кожаных, металлических, с навесными замками, с шипами, заклепками, кольцами… с пристегнутыми поводками или тяжелыми цепями… Еще совсем недавно их образы вызывали в моем теле неадекватную реакцию необъяснимого происхождения — ментоловый озноб по коже с царапающими кристаллами сладкого обморожения на уровне солнечного сплетения. А может это просыпалась забытая на долгое десятилетие черная дыра? И сейчас она не просто активировалась, а буквально взбесилась, вместе с сердцем и всеми перетянутыми в единый болезненный жгут нервными узлами. Высасывала из меня остатки сил… Выбивала четкими аритмичными ударами нещадных кипящих волн по суставам, крыла с головой удушливым саваном ликующей неизбежности.
— Вообще-то, данный предмет и право на его ношение нужно заслужить. Это не просто один из множества тематических атрибутов и уж конечно не элемент шейного украшения. — возможно я и не видела, как ты взял его с нижней полки, с какой неспешностью и ленивой грацией человека, совершавшего подобные действия далеко не в первый раз в своей жизни, но я почувствовала в твоем голосе, в степенном грации твоих просчитанных жестов, насколько серьезно ты воспринимал весь момент происходящего. И ты действительно держал эту вещь в своих расслабленных знающих пальцах обеих рук, как нечто ценное и куда значимое, чем мое недавнее ожерелье из полудрагоценных камней и жемчуга.
Незамысловатая черная полоска из дубленой кожи, при чем матовая, не лакированная, шириной не меньше четырех дюймов (десять сантиметров), довольно толстая (скорей двухслойная) и возможно настолько тугая, что обычными ножницами ее точно не разрежешь. Несколько стальных колец по центру (три не меньше) с едва различимыми "декоративными" элементами из прошитых полос, черных заклепок и… двух соединительных частей какого-то особенного встроенного замка-фиксатора на обоих концах полосы…
Да, это был ошейник. Самый что ни на есть настоящий ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ошейник. И я нисколько не удивлюсь, если ты его сделал специально на заказ, как и выбил на нем свое имя. И теперь ты разворачивался с ним ко мне лицом от тележки, чтобы снова вернуться на прежнее место за моей спиной с весьма определенной целью и намереньем. Вот только на этот раз твое приближение в два неспешных размеренных шага отдавалось в моем теле мощными толчками свихнувшегося сердца.
Я понимала, что лучше отвести глаза в сторону, отвернуться, не держаться за эту гребаную полосу оцепеневшим взглядом. Но это было сильнее меня, подобно неосознанному подкожному рефлексу, обезумевшему желанию… самой прикоснуться к ней пальцами, взять в собственные ладони, прощупать, рассмотреть сблизи с недетским любопытством и жадностью вдоль и поперек. Страх, нездоровое любопытство, твои руки, державшие данный предмет едва не с показательной апатией, твое неумолимое приближение — один из самых убойных коктейлей, который когда-либо прошибал мне мозг буквально на вылет, угрожая приложить меня лицом к полу за считанные секунды. И я не понимала, что со мной. Почему меня не ведет в сторону, не отталкивает иным защитным рефлексом — отшатнуться, отскочить, вжаться спиной в диван или в ближайший угол? Я же прекрасно понимаю и осознаю, для чего ты его несешь ко мне. Тогда откуда это состояние полной парализации с глубокой контузией? Я должна была устроить настоящую истерику, не иначе, сделать все возможное и нереальное, чтобы ты не закончил то, что намеревался проделать со мной в ближайшие пару минут.
