— Эллис, успокойся. Такое ощущение, что ты куда-то опаздываешь. Дыши глубоко, диафрагмой и не торопись. Ты должна думать, как показать себя, а не искать себе временное прикрытие в окружающих предметах и нелепых действиях. Посмотри на меня…
Нет, прошу, не надо. Мне достаточно и твоих убедительных фраз с эффектом безотказного возвращения в твою реальность. Дай мне еще пару минут. Не подходи. Не протягивай свои нежные сильные пальцы к моему лицу, не заставляй их легким чувственным нажимом на подбородок поднимать голову вверх, смотреть на тебя со столь близкого расстояния, вглубь твоей головокружительной бездны. Пропускать в сердце ее проклятые клинки с каждым твоим последующим словом.
— Выпрями спину, расслабь плечи и успокойся. Твоей жизни никто не угрожает. И никто-ничего не собирается тут делать с тобой что-то сверх аморального и противоестественного. Все что от тебя требуется: внимательно слушать, о чем тебе говорят, что просят сделать и выполнять все приказы без пререканий, показательной негативной реакции и проявления личной инициативы. И самое главное… — совсем короткая пауза, чтобы окончательно влиться в мои глаза вечной мерзлотой тотального захвата над немощным рассудком и безвольным телом, запустить бешеную аритмию сердца дополнительной инъекцией эксклюзивного нейротоксина. — Я никогда тебя не ударю за пределами сессионной комнаты. Не повышу намеренно голоса, не спровоцирую на банальный "семейный" скандал или публичное выяснение отношений — и этого я так же требую и от тебя. Соответствовать своему нынешнему положению и не забывать о нем ни на секунду, даже во сне.
Кажется моя голова потяжелела с остальными частями тела, как только твои пальцы отпустили мой подбородок. Или мне это просто показалось? Я не могла черпать из тебя подобный приток сил, мгновенно теряя его, едва ты оборвал самый незначительный физический (и возможно психический тоже) контакт. Это нереально. Ты же душишь меня подобными моментами, наполняешь смертельными дозами вымораживающего страха и убийственной безысходностью, лишаешь сил думать, желать и даже существовать.
Тогда откуда это скулящая немощь с выбивающей дикой слабостью в суставах и дрожащих конечностях, стоит тебе разжать пальцы, отступить неожиданно назад и в сторону… отвернуться и на несколько невыносимо долгих мгновений разорвать наши взгляды и что-то еще…
И я абсолютно не хочу тебя сейчас слушать. Лучше разбуди. Вырви из этого вязкого кошмара своими руками. Только ты способен это сделать и особенно в эти чертовы секунды.
— И еще один из самых немаловажных пунктов Протокола. — на несколько секунд поворачиваешь лицо к столику трельяжа, чтобы подхватить с его резной деревянной столешницы оставленные на ней тобой до этого платиновые запонки. — Поскольку теперь тебе придется почти все время носить анальную пробку, да и некоторые иные обстоятельства с физическим воздействием на твое сознание и тело будут стимулировать твои интимные желания и эрогенные зоны… сексуальное возбуждение станет чуть ли не одним из твоих постоянных состояний.
Я не знаю, улавливаю ли я смысл твоих новых глубокомысленных изречений, или все тот же бездушный тон совершенно чужого для меня голоса заставляет меня тянуться за твоими движениями, а не за сутью произносимых тобою слов. Но мне определенно хочется сбежать раньше, чем ты закончишь читать одну из своих очередных и крайне проникновенных лекций. Вот только не знаю как. Наблюдать, как ты с ленивой грацией поочередно и не торопливо разворачиваешь по своим рельефным изгибам мускулистых рук закатанные рукава дорогущей сорочки, перехватывая петли плотных манжет застежками еще более дорогих запонок? Не думаю, что это один из наилучших спасительных вариантов. Но разве у меня есть выбор? Не говоря уже о том факте, что ты ничего и никогда не делаешь просто так.
Господи, я же понятия не имею, что ты еще приготовил для меня в ближайшие минуты своего показательного выступления. Еще один сумасшедший виток смертельной петли в моем и без того головокружительном падении? А ты уверен, что я выдержу? Не слишком ли ты переоцениваешь мои возможности?
— Поэтому предупреждаю сразу. Мастурбировать, доводить себя самостоятельно до оргазма, тайно или явно кончать без моего ведома и разрешения — отныне тебе запрещено. И не думай, что я не узнаю, если ты вдруг надумаешь обойти мой запрет и особенно за пределами этой квартиры. И я вполне серьезен, Эллис. Это не шутка. Так что постарайся отнестись ко всему, что я тебе тут сказал с полной ответственностью и трезвым пониманием всего, что здесь происходит и что должно произойти.
— А если я кончу во сне? — я реально не знаю, как этот вопрос успел родиться в моей голове или вспыхнуть в тлеющих нейронах головного мозга кратковременной молнией, самолично включить речевые функции онемевшего языка и в конечном счете вырваться из моих пережатых голосовых связок на волю. В любом случае это было подобно божественному чуду.
И я явно не ожидала твоей последующей реакции на него. Как ты сдержанно усмехнешься, наконец-то обратив свой королевский взор на свою зарвавшуюся рабыню с высоты своего недосягаемого статуса. И именно этот "потеплевший" снисходительный взгляд и почти живая улыбка (задевшая спящие и давно похороненные на задворках почти мертвой памяти визуальные файлы нашего навечно потерянного прошлого), заставили мое сердце качать убойный коктейль крови, адреналина и нескольких гранул эликсира жизни в совершенно ином, неожиданном даже для меня режиме. Пусть это была ложной вспышкой преждевременной надежды, но именно она не позволила мне оцарапать о твою титановую броню все пальцы и не сорваться раньше времени в разверзнувшиеся недра моего необратимого ближайшего будущего. Не знаю как, но я зацепилась именно за тебя, за то, что отразилось в глубине твоих заблокированных глаз. Вот только… на долго ли?
— Если перед этим я дам тебе в этом сне разрешение. Эллис, бога ради, не строй из себя малолетнюю дурочку. И постарайся впредь не задавать вопросов, на которые и сама прекрасно знаешь все ответы. Сейчас тебе еще многое может сойти с рук, но только не в будущем.
Это мое сердце ухнуло о ребра моей грудной клетки панической атакой взбесившейся алой канарейкой, или через мое тело прошелся подземный толчок в десять баллов, как только ты сошел со своего места и снова направился в мою сторону, на меня? Неужели теперь я буду постоянно ТАК на тебя реагировать? На каждую смысловую фразу, обращенный на меня взор… момент приближения твоей затягивающей тени? Так бояться тебя, до сумасшедшей аритмии и невольного сжатия всех мышц и нервов, и едва не вскрикивать то ли от кроющего страха, то ли от боли во всех одновременно раскрывшихся ранах… то ли от резкой вспышки возбуждения, ударившей высоковольтным разрядом от давления забытой на несколько секунд анальной пробки. И да, так тебя хотеть. Особенно сейчас, когда ты с таким профессиональным изяществом черного хирурга перекраивал мое сознание и тело под свои нестандартные потребности и садистские нужды.
— Старайся не забывать, под чьей рукой сейчас находится твоя жизнь и все твое будущее. И что это рука в равной степени может как наказывать, так и вознаграждать.
Нет, в твоих глазах больше не пульсирует золотой искры живого тепла, а может мне она просто привиделась. Как и твоя улыбка, от которой сердце разрывало по диагонали, но резало самой сладкой болью и не менее упоительной надеждой. И я уже не понимаю, что хуже. Бездумно обманываться или принимать очередную щедрую ласку от своего нежного заботливого палача. Смотреть, как ты накрываешь меня своей ненасытной тьмой, своей долгожданной защитной близостью, телом, затягивая в глубину твоих бездушных глаз, пока твои пальцы скользят по моей шее поверх ошейника. Уже ни черта не соображать, а только чувствовать. Интуитивно раскрываться навстречу твоим смертельным прикосновениям, в наивном ожидании чего-то большего. Чего? Что ты убьешь меня сразу и практически мгновенно? Или продлишь эту дикую агонию до скончания вечности, воскрешая каждый раз после очередной полной остановки моего сердца, наполняя мои вены высосанные тобою до самой последней капли твоей черной ядовитой кровью бессмертного Черного Бога.
