Зачем запоминать пути, переходы и ирреалистичные порталы места, в котором мне не позволялось передвигаться из-за моего недостойного статуса? Я же здесь никто? Вещь, не имеющая прав даже думать, не то что издавать звуки без разрешения и ведома своего щедрого Хозяина. И если бы ты заставил меня пройти весь этот путь на четвереньках, разве я смогла бы этому воспротивиться? Да и кто сказал, что однажды ты не прикажешь мне этого сделать? Может сейчас ты просто щадил мою психику?
Целая вечность или всего лишь несколько секунд? Наверное, это были самые лучшие секунды этого вечера, и если бы я только могла остановить это проклятое время вместе с тобой… Но разве такое возможно? Особенно когда чувствительную сетчатку задевают края широкого светлого проема очередного перехода в очередное никуда.
Если бы меня сейчас спросили, какого цвета были стены коридоров, по которым мы шли, и чем они были облицованы: шпалерами, деревянными панелями или мраморной плиткой, боюсь, я не знала бы, что ответь. Я даже не была уверена, что мы пришли к той же комнате, в которой ты меня в позапрошлую пятницу впервые обработал на том… жутком гинекологическом кресле. Я не видела тех дверей, что ты открывал в тот раз — сейчас перед нами была широкая дверная коробка с внутренними пазами для раздвижных дверей-купе. И мы попросту вошли в ее раскрытый настежь проем, при чем проделав всего несколько шагов. Вернее, это сделала я, следуя за тобой по пятам, соблюдая точно вымеренную дистанцию за твоей спиной. Я остановилась или, скорее, запнулась на месте, как только ты сам сбавил скорость до нуля и обернулся ко мне лицом.
Недавнее желание рассмотреть новую комнату твоей холостяцкой квартиры, нещадно смялось вспышкой выбивающей до основания острой паники. Снова быть подрезанной твоим бесчувственным взглядом и безупречной маской языческого бессмертного божества, которые при любом освещении и в любой ситуации, казалось, лишь усиливались своей четкой контрастностью безупречных линий и лепного живого рельефа совершенного лица. И они ни в какую не хотели меняться, оставаясь чертами моего Дэнни… Fuck.
Невесомое движение твоих рук в довесок к режущим клинкам твоих беспощадных глаз. Едва понимаю, что происходит, и что ты делаешь, даже когда все это чувствую, вбирая всей поверхностью эпидермиса своего сомлевшего от непонятного мне холода тела. А ты просто отстегиваешь от моего ошейника карабин, чтобы уже через секунду отступить на полшага назад и медленным, чуть ли не вялым жестом свободной правой руки ткнуть в пол указательным пальцем. И снова меня прошибает-пронизывает насквозь то ли длинными спицами твоих ментальных игл, то ли стальными прутьями моей внутренней клетки, которую ты весьма лениво, день за днем, никуда не торопясь, возводил в моем бьющемся до крови шокированном рассудке и в куда более податливом теле.
Теперь я знаю, что означает этот жест. И тем страшнее осознавать то, что ты делаешь, что происходит, и как я сама реагирую на все это, наблюдая за твоими неспешными расслабленными движениями стопроцентного хозяина положения и стоящей перед ним вещи в лице Эллис Льюис. Зрительный контакт длится недолго. Ты разрываешь его своим очередным действием щедрого господина, отворачиваясь и возвращаясь к проему входа огромной комнаты, чтобы закрыть за нами раздвижные створки глухих деревянных панелей.
— Эллис, держи осанку, расправь плечи, не сутулься и не опускай головы, пока я сам не прикажу это сделать. И можешь смотреть пока в пол.
Ты отдаешь свои приказы тональностью голоса, с которой привык разговаривать со всеми. И в эти секунды мне действительно страшно до нестерпимой боли, резко стянувшей голосовые связки с трахеей сухой петлей ментолового удушья. Она только что задавила во мне рвущийся на волю крик, кратковременную атаку обезумевшей паники. И это не просто страх с истеричным желанием скончаться тут же и незамедлительно. Наверное, это и был источник моего вымораживающего внутреннего холода, мои оживающие кошмары, запускающие твои нейропаралитики в мой костный мозг через позвоночник.
Я стою практически полностью голая в нескольких шагах от дверей незнакомой мне новой комнаты, неосознанно поджимая на ногах замерзшие пальчики поверх зеркального паркета из темно-охристого дуба, в страхе опустить глаза к своему размытому отражению, в страхе тебя ослушаться, потерять столь глубокое ощущение всех твоих осязаемых движений за моей спиной, переминающееся скольжение твоей фактурной черной тени… в страхе когда-нибудь забыть и уж тем более никогда больше не услышать в твоем голосе когда-то столь родное согревающее тепло, нежность и канувшие в небытие нотки взволнованной бархатной "хрипотцы" десятилетней давности. Или я окончательно спятила или сейчас мне больше не о чем вспоминать и думать?
Но ты все равно не дашь мне спрятаться и уж тем более сбежать мыслями куда-то еще, и особенно сейчас, в твоей отрезвляющей реальности, рядом с тобой, внутри твоей психофизической клетки. Любое твое движение, звук, шаг, считываются моими рецепторами не только через босые ступни и вибрацию окружающего воздуха, кажется, они наполняют меня только от осознания, что это не я их чувствую настолько остро и глубоко, это все делаешь ты. Топишь — инфицируешь мою сущность и тело в своем безумии, в твоих оживших ненасытных желаниях, перекраивая до основания по своему виденью и определенному тобою подобию. И снова я чувствую твой вирус, его болезненную атаку в физических ожогах под ошейником и кожаной сбруей, его пульсирующее слияние с моими клетками, стоит тебе только сделать новый шаг, пройти мимо, задевая плотным вакуумом своей тьмы моей оголенной плоти и обнаженного сознания.
Как я могу смотреть в пол, когда перед моими глазами застыла одна из психоделических обителей твоего черно-красного Эдема? Когда ты сам пересекаешь четверть всей площади огромной комнаты привычным для тебя размеренным шагом единственного тут хозяина и полноправного владельца. Останавливаешься неподалеку от стеклянной стены внутренней "веранды", "разрезанной" по центру черным мрамором высокого прямоугольного резервуара довольно длинного и узкого (скорее декоративного) бассейна; чуть нагибаешься и откладываешь ленивым жестом сложенный поводок на низкий круглый столик рядом с подлокотником черного кожаного кресла.
Подкожная дрожь усиливается, выбивая холодную испарину в момент резкого головокружения и подступившей к горлу легкой тошноты. Я не понимаю, что меня больше всего шокирует и настолько глубоко подрезает из спасительного равновесия — размеры комнат твоей квартиры, их эксклюзивный шикарный интерьер или их истинное предназначение? Любой предмет мебели и декоративная деталь в окружающем оформлении говорят не сколько о социальном статусе их владельца и о его внушительном банковском счете, а скорее о том, как и для какой цели он выбирал (тщательно подбирал или даже заказывал) каждую из этих вещей. И возможно пугает не само решение слишком роскошной меблировки, которую едва где увидишь даже на тех же страницах "Салона" и тем более "Уютного дома", а что каждое из всех этих помещений выполняло здесь свою определенную задачу и роль, и все они были связаны с твоими запросами, требованиями и четкими планами на ближайшее будущее. На мое ближайшее будущее в этих стенах… и в этой комнате.
Не могу понять, что это — гостиная, комната отдыха или библиотека, а может все сразу? И почему ты привел меня именно сюда, а не в предыдущую сессионную галерею? Здесь же нет ни одного намека на твои нестандартные увлечения твоей нестандартной Темой, если не считать самой атмосферы помещения и слишком дорогущей мебели: того же черного бассейна, разделявшего комнату пополам почти от центра и уходящего за ее пределы на застекленную террасу широкой лоджии; очередного камина из черного гранита в человеческий рост в противоположной от входа стене, тоже своего рода являвшегося разделительной границей между двумя зонами второй половины залы — длинного секционного мягкого уголка из комплекта кожаных диванов-кресел-топчанов классического стиля честер с одной стороны (у стеклянных створок лоджии) и внушительной барной стойки из зеркал и золотисто-янтарного мрамора с другой. Вдоль стен первой части гостиной (той самой, где сейчас стояла я) — массивные стеллажи и горки из глянцевого эбонита с полками не только под книги. Справа и всего в нескольких футах от моего плеча, прямо под высоким потолком — огромный плазменный экран домашнего кинотеатра с небольшим разворотом в сторону диванов и кресел противоположного угла залы.
