Не удивительно, что ты замерла перед распахнутой дверью, будто тебя на самом деле контузило и пригвоздило к месту. Ты не только забыла, как выглядит жизнь огромного мегаполиса, ты успела забыть, что когда-то жила там сама, по крайней мере умела и хотела жить.
Два дня, господи, всего два дня… а ты чувствуешь себя, как тот дикарь, которого привезли с заповедных островов в большую цивилизацию абсолютно чуждого для тебя мира странных людей.
— Эллис… — давление ладони на твоей спине усилилось, как и тепло поддерживающей-окутывающей тени, как и глубина проникновения звучного голоса Мэндэлла-младшего, почти коснувшегося твоего ушка губами. — Что случилось?
Он издевается? Поскольку на шутку его вопрос явно не тянул.
Но ты и сама не понимала, что случилось, в том-то и дело. Так не должно было быть.
Почему ты так испугалась? Почему так безумно сильно потянуло обратно к лифту, через весь пролет огромной галереи фойе, наверх? Да, наверх. Туда, где так упоительно тихо и где тебе не надо ни о чем думать, достаточно только выпить одну нужную таблетку и сразу все пройдет.
— Эллис, ты меня слышишь? Машина ждет.
Опять щелчок пальцев? Или нужный набор слов с нужным давлением голоса по твоим парализованным участкам сознания? И ты словно прозрела и обрела прежний слух. Все это время ты смотрела вперед, в точку напротив, прямым взглядом — смотрела, но ничего не видела. Как и с оглушающими звуками — слышала, но ничего не понимала, что это, откуда и почему. А сейчас… Мир обрел свои живые, фактурные очертания, проступая знакомыми образами и предметами из самого же себя, как проявленный фотокадр на фотобумаге (только в этот раз в формате 3Д). И ты поняла, что все эти бесконечно долгие секунды (пять? Десять? А может целый час?) твои глаза держались мертвой хваткой лишь за один конкретный объект — конечный барьер (тупик?) в конце темно-красного туннеля из коралловой ковровой дорожки и длинного навесного козырька непромокаемого тента цвета бордо. Черный лимузин с тонированными черными окнами, у задней дверцы пассажирского салона — Джордан Крамер почти по стойке смирно. Человек, который умудряется смотреть на тебя, чтобы ты не ощущала и даже не понимала, что он смотрит (и следит, и наблюдает, и делает соответствующие выводы).
— Эллис… идем, — нет, рука на твоей спине тебя не подтолкнула, голос над ухом не напрягся и не наполнился царапающей дробью холодного свинца, но ты действительно сошла с места, практически не осознавая и не ощущая этого. И ты будешь еще очень долго разгадывать данную загадку, на которую так и не сможешь найти ответа. Как у тебя это получилось? Как у НЕГО это получилось? Неужели его нити обладали такой силой, и когда он успел прошить тебя ими до самого основания? Когда из этих моментов ты себя потеряла? Перестала быть Эллис Льюис…
Боже как громко и шумно. Почему такой сильный шум? Неужели так было всегда, а ты попросту раньше не обращала на это внимания? Так и хочется поднять руки и накрыть ладошками уши, а заодно закрыть глаза, остановиться, плюхнуться прямо на эту дорожку (не важно, как и на что, на колени, на попу или прямо на спину) и отключить все остальное. Вроде не тошнит, съеденный завтрак не подступает к горлу удушливым комом, да и голова не кружится в диком вихревороте. Тогда откуда такое странное состояние, будто тебя оглушили, перерезали в теле все сухожилия и суставы и вбили ржавыми гвоздями во все кости?
Вроде смотришь, видишь и наблюдаешь, как Крамер открывает дверцу в пассажирский салон представительской машины, когда вас разделяет уже половина пройденного к автомобилю пути, но все равно не понимаешь для чего и зачем. Его вежливый приветственный кивок головой тоже не желает оседать в памяти, как и задевать других замороженных мыслительных процессов.
— Спасибо, Джордан. Дальше мы сами.
— Мисс Людвидж… сэр, — снова сдержанный и едва заметный кивок головы со взглядом, который не чувствуешь и не замечаешь практически в упор. А все что в тебя сейчас проникает и врезается в воспаленные нейроны слишком глубокими осязаемыми ощущениями и ответной реакцией — это голос над твоим затылком и руки… да, уже две руки, поддерживающие тебя перед проемом входа в черную кроличью нору.
На самом деле это оптический обман, Эллис. Это только с виду кажется, что это автомобиль. Ты же знаешь, что тебя ждет внутри. Это еще один портал в его черно-красное Зазеркалье. Их здесь сотни, если не тысячи. Как ты могла с такой беспечностью отправиться в город, который принадлежит этому человеку? Он найдет тебя везде, а отсюда ты уже не сбежишь… отсюда нет выходов… только входы, как в эту кроличью нору.
— Садись на противоположный от двери боковой диван. Только не увлекайся, в угол забиваться не стоит.
Ты с трудом узнаешь салон того самого лимузина, в котором успела побывать раза три (или все-таки больше?) до сего момента. Почему так сложно теперь вспоминать то, что с тобой происходило в этом городе именно до того дня, как ты впервые оказалась перед дверьми этого шикарного кондоминиума не для постояльцев среднего сословья? Не говоря уже о том, что тебя по большому счету вообще не тянет что-то вспоминать.
В какой-то момент тебе и вправду кажется, что это не пассажирский салон и его затемненные стены и стекла — это не стены. Их нет — это очередной оптический обман. Здесь все обман… почти все. Внутренняя роскошь ультрасовременного интерьера из материалов и декора, которые хрен где закажешь в каком-нибудь каталоге ближайшего дизайнерского салона или строймагазина. Сиденья кожаных диванов и кресел настолько мягкие и удобные, что даже не чувствуешь, что сидишь на них, а не возлежишь в размякшей позе древнеримской одалиски. Именно. Забиться в угол здесь тебе не позволят, зато опять напомнят, где ты находишься и кто ты по своему истинному социальному статусу. Всего лишь шлюха, дорогостоящая игрушка и персональная вещь человека, который никогда не посмотрит на тебя, как на кого-то другого… Не посмотрит на тебя, как на Эллис Льюис, даже если и будет постоянно звать ее именем. И если он молча хлопнет ладонью по краю дивана, на котором ты сидишь, подзывая пересесть поближе, или укажет пальцами в пол у своих ног, ты это сделаешь, и встанешь перед ним на колени прямо здесь.
Но видимо, сейчас его подобные мысли не волнуют и не посещают. Наверное, это хорошо, хотя и не настолько, чтобы вызвать в тебе долгожданное облегчение (да и испытаешь ли ты его по настоящему теперь когда-либо вообще?). Ты наконец-то получила возможность опять его видеть, а не ощущать тупо за спиной, подобно кукле чревовещателя. Он сел где-то по среди заднего дивана, тем самым обозначив границы между собой и тобой, за которые ты никогда не посмеешь преступить без его на то воли и соответствующего приказа. И то что ты здесь, а не в своей машине, едешь на работу вместе со своим Господином — это уже автоматически зачисляется в копилку щедрых бонусов и поощрений от твоего заботливого Хозяина. Цени это, Эллис. Кипятком от счастья писать не обязательно, но и забывать о таких моментах не стоит.
Ты и не собиралась, вернее… такое забыть очень сложно, пусть даже твоя собственная память играет с тобой в эти минуты в очень жесткие игры — на грани истерики, панических страхов и одержимом желании все это прекратить.