Список на экране исчезает под яркими переливами визуальных видеообразов, анимированных картинок и нарезок из необычных, почти сюрреалистичных видеороликов (местами эротического содержания).
— Подойди… Эллис, — не вздрогнуть от твоего нового приказа не удается, хотя я и ждала этого как никогда за все эти дни и последние минуты.
Я бы очень хотела сойти с места грациозной уверенной походкой, как та же Дэниз Эпплгейт, но похоже для этого надо иметь совсем иное состояние сознания и тела, а не умирать от закоротившей смены подкожного жара и озноба через каждый аритмичный удар сердечной мышцы. Хорошо, что хоть не споткнулась. Но тебе определенно не до моих жалких попыток продержаться и не сорваться раньше времени, до того, как ты запустишь вступительную часть своей гениальной черно-белой симфонии.
И ты все еще не смотришь на меня (пока). Откладываешь пульт, подхватываешь открытую темно-изумрудную бутылку и начищенный до блеска полупрозрачного хрусталя черный бокал.
Сердце делает очередное головокружительное пике, на какой-то доле секунды замирая болезненным спазмом между стыком ребер и грозясь больше вообще никогда не запуститься.
Да что со мной такое? Почему я так болезненно реагирую на любое из твоих движений, даже самые безобидные, будто выискиваю в очередном действии или манипуляции скрытый контекст с завуалированным тайным знаком. Вот и сейчас, наливаешь спокойным манерным жестом на стенку слегка наклоненного фужера темно-гранатовый напиток элитного красного вина, а я при этом едва не задыхаюсь от нового приступа панического удушья. Можно подумать, ты собираешься сделать с ним и со мной что-то безумно дикое и невообразимое. Что? Использовать бокал (или саму бутылку) не по его прямому назначению?
— Чатеау Ретрус 2005-го… выдержка, конечно, небольшая, всего десять лет… — протягиваешь фужер в мою сторону и я почти пропускаю тот момент, когда следует поднять руки и забрать бокал до того, как ты коснешься его краем моей нижней губы. — Зато признанное лучшим за последние сто лет. Обычно их закупают заранее предполагаемой зрелости, хотя цена от этого нисколько не падает (если не наоборот). Да и тридцать тысяч бутылок в год как-то должны себя окупать.
Интуитивно приподнимаю подбородок, безропотно и молча принимая твою изящную манипуляцию и несколько капель сухого красного вина на свой язык. Голова закружилась еще до момента растворения первых терпких порций алкоголя на вкусовых рецепторах и в крови. Как я еще не поперхнулась и не прослезилась, не говоря уже о том факте, что я не любитель сухих вин? Но ты с такой точностью отмерил первую дозу и угол наклона бокала, что даже мне самой и особенно сейчас в моем нестабильном состоянии едва ли бы удалось отпить столько же и при этом не облиться.
— Или предпочитаешь что-нибудь менее изысканное, что-то из клубных коктейлей вроде Маргариты, Космополитена или… Сайдкара? Не стесняйся, заказывай, время еще есть…
А вот это была определенная издевка, особенно с увеличившимся наклоном бокала и более емкими порциями вина, побежавшего в мой рот под принудительным давлением твоих пальцев. Пришлось отклонить голову еще больше и допить твое гребаное Чатеау Ретрус до самого дна, иначе выбор был небольшим — захлебнуться или залить подбородок, шею (и дальше по списку) его остатками. Хорошо, что его было не больше пятидесяти грамм, да и уровень крепости не превышал стандарта классических сухих вин. Задохнуться и поперхнуться, тем более из твоих рук, мне не грозило, даже под убивающим прессом твоего бесчувственного взгляда и скрытого смысла последних фраз.
Вот теперь я испугалась по настоящему. И на вряд ли ты сейчас ждешь, что я отвечу и уж тем более захочу что-то заказать. Ну, может быть дозу сильнейшего транквилизатора? Боюсь, мне и этой бутылки будет сейчас не достаточно.
— Нет… спасибо… — я еще умудрилась что-то пролепетать?
— Насколько помню, тебе было очень трудно угодить, особенно с твоей стойкой неприязнью к недоступным для массового потребителя брендам и элитным вещам лухуру сегмента. А сейчас?.. — наконец-то убираешь этот чертов бокал от греха подальше и… большим пальцем правой руки проводишь по моей нижней губке и уголкам рта, снимая едва ощутимые капельки неспешным чувственным скольжением, опять перехватывая мне дыхание с бешеным ритмом сердца тугими жгутами подавления методичного палача.
Бл**ь, да когда же ты прекратишь делать это? Давить, прессовать, душить и одновременно добивать своим невозмутимым спокойствием с невыносимыми ласками чуткого и сверхзаботливого Хозяина.
— Ничего не ощущаешь? Ни особой разницы, ни необычного послевкусия… ни чего-то совершенно нового, неожиданного и отличительного от всего, что тебе уже приходилось когда-то пробовать… до этого?
Если бы ты еще при этом не говорил с двойным умыслом в каждой взвешенной и десять раз перевешанной фразе и с выражением скучающего пофигиста.
Да, ты прав, тысячу раз. Я ничего и никого не пробовала и не ощущала так, как тебя, ни до первой встречи с тобой, ни все последующие годы… и уж тем более ни сейчас. Тебе это хочется услышать? Услышать из моих уст мое полное признание в столь очевидной истине?
— Повернись спиной, — естественно это не те вопросы, на которые ты ждешь ответов. И не думаю, что если что-то скажу или попытаюсь объяснить, то это сразу же изменит весь твой план действий. Ты уже давно все решил, просчитал, определил и запустил эту жуткую машину в действие. Ведь я не твой противник и никогда не буду восприниматься тобой таковым. Я твоя новая игрушка, одна из слабейших фигур на твоем игровом поле, личная вещь, кукла, которую ты будешь расчесывать, одевать и раздевать, когда тебе приспичит самому в дни обострившейся скуки, не важно когда, где и как долго.
Повернуться? Если бы мне это сказал кто-то другой и в другом месте…
Но в этом вся разница. Это приказываешь ты, в одной из вип-комнат клуба твоего друга Тематика. И то что в ней отсутствуют какие-либо атрибуты этой гребаной субкультуры не делает тебя абсолютно не причастным к ее Теме. И да, твою мать, я тебя боюсь и куда сильнее, чем мне самой это хотелось признавать, потому что это ТЫ. И чем глубже я погружалась в твою кровавую тьму твоего Черного Зазеркалья, тем острее разрастался ужас перед неизбежностью и затягивала изнутри (в горле, в легких, на сердце) свои кожаные ремни боль абсолютного отчаянья. Я не могла тебе противостоять, не потому что не могла и была связана по рукам и ногам твоей изощренной игрой и жесткими правилами непримиримого мстителя, а потому что не хотела этого сама…
Да, повернуться спиной к тебе это совсем не вопрос. Куда сложнее совладать с собой, со своими страхами и волнениями, с осознанием и ощущениями твоего присутствия, усиливающегося воздействия твоей близости и тебя самого на мой разум, тело и чувства. Чем дальше раскручивало свои петли это обоюдное безумие, тем острее я воспринимала происходящее и все, что ты делал-говорил… острее и глубже ощущала тебя.
— Может ты и права… зачем все эти излишества, вещи и предметы, которые не купишь в супермаркете и не закажешь по кредитке в интернете. Это же не в твоем стиле, и даже не в стиле Алисии Людвидж, — чувствовать тебя за спиной, впитывать твой звучный бархатный баритон натянутыми струнами оголенных нервов и рецепторами кожи, сознания, эмоций…
