— Расслабь мышцы и не сжимайся, и не смей кончать, пока я не прикажу, — твою ж…
Я чуть не кончила только от одной твоей угрозы, четко произнесенной прямо в мой раскрытый от шока, сбитого дыхания и возбуждения ротик. И я едва не кончила, когда после этих слов ты протолкнул/погрузил свои пальцы на всю их длину в мое почти доведенное до точки крайнего предела воспаленное влагалище.
— Эллис, я что сказал. Не сжимай мышцы.
Бл**ь, можно подумать, я делаю это осознанно и специально. Да я вообще не чувствую, что твориться внутри моих сокращающихся вагинальных стенок, кроме одних твоих пальцев, их длинных, твердых фаланг, неспешно скользящих в очень влажных глубинах моей очень горячей киски. И возможно, я не кончила только потому, что твои глаза мне не давали этого, погружаясь взглядом в мои, в унисон с твоими пальцами до болезненного удушья в моем горле и сердце. Твои руки были даже там, куда невозможно было добраться физически, оплетая вместе с лезвиями твоих золотых клинков мою сердечную мышцу, поры легких, перетянутые нити инфицированных твоим ненасытным вирусом нервы… И они так же, то усиливали свой жим, то резко расслабляли захват, то лаская, то царапая до острых вспышек сладкой боли самые уязвимые и чувствительные точки.
И я не в силах была отвести собственного взгляда или просто закрыть глаз, тем более ты не давал подобных приказов, вынуждая умирать, стонать, молебно всхлипывать и скулить, сходить с ума и отчаянно цепляться за твои ноги.
Это была не просто пытка, ты реально насиловал мой рассудок, пока твои пальцы массировали в моем влагалище точку Г, погружались-выходили, имитируя толчки члена, но в более щадящем варианте. Выскальзывали из меня полностью, чтобы накрыть вульву, сжать всю поверхность ее холмика всей ладонью и тут же неожиданно ударить звонким шлепком, до щемящей рези во всех складочках и в клиторе, то ли пытаясь сбить мое возбуждение, то ли наоборот, желая усилить его в десятки раз под разливами острой упоительной боли, довести до такой эрогенной глубины, о наличии которой я раньше в себе и не подозревала.
Я уже не просто задыхалась, безрезультатно гасила ненормальную дрожь во всем теле и делала все невозможное, чтобы не выгнуться и не вонзить собственные ногти в твои ноги. Я уже кричала, ни хрена не соображая, а только чувствуя то, что ты со мной вытворял, буквально добравшись туда и вые**в меня всю, где это можно и не можно. Или это я уже не соображала, окончательно двинувшись умом, или это был все-таки ты, превратив невыносимо долгие, затянувшиеся чуть ли не до часа минуты в чистое безумие твоего садистского наслаждения. Я действительно не знала, сколько это продолжалось и каким чудом я умудрилась ни разу не кончить за все это время, но чем дальше продолжалось это сумасшествие, тем сильнее мне хотелось скончаться и взмолиться о пощаде.
Даже не смотря на то, что ты менял объект стимуляции, легче мне от этого не становилось: был ли это клитор или его гиперчувствительная вершина, пульсирующая вена по центру схождения половых губ или упругое колечко-входа во влагалище, или само влагалище — твои пальцы одинаково и виртуозно выжимали по всем моим напряженным эрогенным точкам мощные приливы и вспышки невыносимого вожделения, удерживая всего в двух-трех микронах от долгожданной разрядки циркулирующего в моей коже и крови (уже бог знает сколько долгих минут) сильнейшего оргазма. Если я и не кончила своей киской, то мой мозг и все тело успели прорваться через эту черту запредельной агонии раз десять, снова и снова, пока твои пальцы и ладонь выбивали новые порции и разряды блаженной эйфории, пока твои глаза считывали сумасшедшую пульсацию моих зрачков, а я задыхалась и тонула в тебе и твоих пытках там, где уже практически нереально было выжить. Едва осознавая, что происходит, и почему еще дышу, слышу бешеное биение своего сердца, проткнутое насквозь со всех сторон твоими пальцами и раскаленными клинками твоих черных бездушных глаз. И едва окончательно не трогаясь рассудком, когда явственно ощущаю, как по моей промежности стекает еще несколько капель моих порочных соков и… медленно, растягиваясь вязкой струйкой в прохладном воздухе комнаты срывается на глянцевую плитку пола.
Наверное мое сознание или разум уже умерли… Я не знаю, кто это был сейчас, и чувствовала я вообще хоть что-то, кроме тебя и твоих смертельных ласк. Это было откровенное сумасшествие, ждать твоего приказа, ждать долгожданного движения твоих плотно сомкнутых губ всего в нескольких миллиметрах от моих. Умирать опять и опять, практически плакать (может по моим вискам и успело за это время сбежать несколько капель соленой влаги, вот только не помню, когда и сколько) и… ждать… бл**ь… ждать твоего долгожданного рывка в волосах, острой волны в растертых тобою складках вульвы и мышцах влагалища, шоковой потери ощущения твоих пальцев и… горячего летального выстрела твоего хриплого голоса по моим глазам.
— Бл**ь, Эллис… ну же, кончай…
Не знаю, как это получилось, без мучительных толчков и давления твоих фаланг, я же не чувствовала их физического воздействия. Или мне больше этого не требовалось, достаточно было и их фантомного скольжения, обжигающей инъекции во все скрытые глубины гиперэрогенных каналов. Или меня накрыло двойной волной твоего синхронного движения, почти рывка, ударило выбивающим разрядом прикосновения и гладкого трения твоего прохладного члена и его очень горячей головки о ложбинку моих грудей. Накрыло, затопило, оглушило и ослепило с одновременным взрывом самого сильнейшего (да, Эллис, размечталась) оргазма, ошпарившего невыносимой резью воспаленный мочеточник и дальше — по клитору, судорожной волной-отдачей во влагалище, до самой шейки матки. Мне и вправду показалось, что я чуть не уписалась (совершенно не помня о том факте, что в момент сильнейшего возбуждения это физиологически невозможно), интуитивно сжимая бедра и проваливаясь окончательно в эту зыбкую воронку черной пульсирующей дыры всем расщепленным на атомы, протоны и нейтроны телом и сознанием. Не понимая или не осознавая, кричу ли или беззвучно вою, зато еще глубже погружаюсь в ее разрывающиеся спирали, когда чувствую на коже груди, шеи и открытой части лица густые капли выстреливающей из головки твоего члена горячей спермы.
Она не ослабляла своих кольцевых судорог даже когда ты прекратил заливать мое декольте своим порочным семенем. Когда снова притянул мою голову к своему лицу, к глазам, заглядывая почти невидящим черным взглядом в мои собственные ослепшие зрачки. Когда пальцами правой руки размазывал по моим щекам и губам вязкие струйки своего ароматного нектара. И когда погрузил их фаланги в мой рот, скользнув своим вызывающим порочным вкусом по моему языку… я продолжала стонать и… кончать… сгорать в эпицентре ее кроваво-огненной вспышки-взрыва, сливаясь всеми молекулами этого сумасшедшего откровения с тобой, с твоим затягивающим телом и поглощающей сущностью… с твоей абсолютной тьмой, сменившей в негативе нашего обоюдного слияния свою черноту на ослепительно белый…
…Густые, сочные капли гранатового черного… на холодном снеге распускающимися алыми бутонами свежей крови… Спасительная красная линия, моя страховочная нить? Тогда почему она тянется от твоих пальцев? Да и ты не спешишь вытягивать меня за нее из бездонных глубин своего вязкого мрака, черного липкого шоколада, стекающего по моему телу второй жидкой кожей. Я и сама не хочу всплывать, будто знаю, что не смогу захлебнуться, даже если она заполнит все мои легкие. Я просто буду дышать ею, дышать твоим дыханием… И она продолжала резать меня изнутри непрекращающимися вспышками окончательного воскрешения, своего тотального возрождения… И впервые мне не было больно, впервые я хотела остаться в ней навсегда… в нашей Вселенной чистой боли и безвозвратного прошлого… распускающейся в наших венах и солнечных сплетениях невесомыми сетями липкой паутины, заполняя легкие токсичными парами сладко-горького галлюциногена с ароматом полыни…
