— Я думал ты гораздо умнее и сообразительнее, но, как видно, я несколько переоценил твои врожденные таланты, как и умение отличать разумное от импульсивного. Я даже не знаю с чего начинать, да и стоит ли это делать вообще? Может достаточно напомнить кто ты и что ты? И что обсуждения моей семьи, жены и тем более сына в список допустимых для тебя тем не входил и никогда не войдет в помине. А самое главное, никогда не забывать, помнить и желательно постоянно, где находится твое место, как и делать все возможное, чтобы не переступать за черту, отведенного тебе положения, и уж тем более не совать свой любопытный носик за двери моего дома. Поэтому предупреждаю сразу, это был первый и последний раз, когда ты при мне решилась заговорить о моей семье в подобном тоне.
— А обсуждения моего семейного статуса и людей, входящих в мою личную жизнь — это в порядке вещей? Или их положение тоже определено тобою против их на то согласия?
— Эллис, ты и без моих детальных разъяснений обязана была понимать, что все, кто является частью твоей личной жизни должны были автоматом попасть под эту раздачу. Хочешь ты того или нет, но именно от тебя, всех твоих последующих действий и принятых тобою решений зависит будущее самых близких тебе людей. Я никому не собираюсь портить ни жизни, ни рабочей карьеры, ни самого существования, но если благодаря твоим стараниям и благим намереньям кто-то попытается перейти мне дорогу, извини, но с кем-то церемониться, как и выяснять публичные отношения я не собираюсь. Поэтому в твоих же интересах сделать все возможное и невозможное, чтобы будущее твоих родных не задело рикошетом, если тебя вдруг неожиданно потянет на великие подвиги. Делай что хочешь, говори, что сочтешь нужным, но чтобы Брайана Степлтона больше не было ни в твоих телефонных номерах, ни в списках друзей в соц. сетях, ни уж тем более в нежданных визитах в Леонбург на пороге моего дома. И сделай мне великое одолжение, избавь меня от возможности проверять и спрашивать о том, выполнила ли ты мое распоряжение или нет. Потому что если в ближайшие недели выяснится, что ты так ничего и не предприняла для этого, мой разговор со Степлтоном, как и меры его устранения, тебе явно придутся не по душе. Надеюсь, я высказался в достаточно доходчивой форме и дополнительных объяснений не требуется?
Хотелось ли тебе в те секунды умереть или, наоборот, ты так упрямо сжималась изнутри, почти до дрожи, потому что изо всех оставшихся сил старалась себя сдержать, чтобы не дай бог не сорваться с места и прямо через этот гребаный столик не наброситься на него с диким визгом и трясущимися кулачками. Или зашкаливающие страхи, пробивающие ледяными иглами по свежим рубцам на твоей сердечной мышце, сшивая и затягивая их рваные края зигзагообразной строчкой белой лески, сковывали не только твое дыхание и сердце? Просто сидеть, слушать и… внимать? Если бы все было так просто.
— Эллис. Ты хорошо поняла, что я только что тебе сказал?
Ему все-таки удается найти место, куда еще не успели добраться его клинки с жидкой смолой, затопляющего твое тлеющее сознание вязкого мрака. Ты все-таки вздрагиваешь, как от резкого звука-удара всех лезвий одновременно. Гулкое шипение отравленной его ядом крови в висках, в надрывных толчках сердца, красной полупрозрачной повязкой на глаза… Тебе так не хочется, ты уже готова сдаться этим манящим приливам сгущающегося мрака… обступающего и затягивающего твой слабеющий рассудок в свою ожившую бездну щадящего забвения. Разжать наконец-то пальцы и сорваться в эту тьму?.. в его тьму…
Но он вырывает твое сознание из сладкой патоки собственной тени самым безжалостным и нещадным рывком. Опять… глаза в глаза, пульс к пульсу, клинки в горло, в сердце и во все сухожилия… ледяным окатом жидкого азота по позвоночнику и в сомлевшую кожу…
Даже не мечтай. Только я решаю, когда и что тебе чувствовать, хотеть и делать…
— Эллис. Ты меня слышишь?
— Да, — как же тебе хотелось это выкрикнуть, буквально выплюнуть в его глаза. Но тебе не хватило сил даже прошептать.
— Ты все поняла, что должна будешь сделать?
Слишком резко он вырвал ее в свою реальность, в свой воздух, который наполнял легкие, насыщал кровь и сжигал нейроны слишком сильными токсичными эфирами, от которых еще больше кружилась голова, мутнело в глазах и подступало к горлу горькой тошнотой.
Неужели он не понимал, что делал и не видел, что с ней творится? И неужели так будет теперь всегда? От самого высокого и сладчайшего полета-наслаждения, к самому стремительному и болезненному падению-срыву вниз, о камни… нет, на его клинки…
— Поняла…
Скажи, что это все. Что это единственное зачем ты сюда ее вызвал. Что у этого безумия больше не намечается продолжения… хотя бы на сегодня.
— Тогда в остальным, думаю, проблем быть не должно.
Господи, ты действительно ощутила и реально физически, всем телом, перетянутыми нервами и свежими ранами, как он расслабился и буквально разжал глубокую хватку своих пальцев на твоем сердце…
Как ты сама после этого не скатилась с края сидения кресла и не рухнула на пол?..
— Осталось только напомнить, что за эти оставшиеся до пятницы дни, ты должна приготовиться к выезду из гостиницы. Ну, и самый последний и немаловажный пункт по вопросам данной встречи… — он не просто расслабляется, даже не стесняется этого демонстрировать в изощренной шутке и последующем жесте. Снова отмеряет паузу неспешным движением руки с бокалом и более глубоким глотком коньяка.
А тебе все кажется, что эта волна чистого опьянения раскачивает тебя, а не его… вот только сладкой и упоительной ее едва ли назовешь.
— На счет самой пятницы. Вернее ее вечера и твоего персонального в нем участия. Не беспокойся, на этот раз никаких клубов и походов по публичным местам. Все более менее по-домашнему и почти по скромному. Разве что тебе нужно будет прийти по определенному адресу в определенном дрескоде. Но, думаю, с последним проблем быть не должно. Чулки, туфли на высоком каблуке и лифчик без чашечек — все черного цвета. Без трусиков. Хотя пояс для чулок не возбраняется. И, естественно, верхняя часть одежды — белый плащ. Можно легкое демисезонное пальто, но никаких курток, парок, дождевиков и шуб. Однотонного БЕЛОГО цвета. Ты все поняла? Записывать не надо? Эллис.
— ДА. Все предельно ясно. Понятней не бывает.
— Элл…
Только тебя продолжает штормить до тошнотворного головокружения, как будто все только-только начиналось, а не заканчивалось с этой встречей… Ты даже не задумываешься над тем, что слышишь и как отвечаешь. Какая разница, что будет в пятницу с тобой, если тебе надо уже сейчас найти где-то сил, чтобы дожить до сегодняшней ночи.
— Простите… — почему он просто тебя не отпустит, хотя бы твой взгляд? Или отведет свои глаза в сторону, вытащит из горла и сердца несколько клинков… хрен с ним, пусть не все, но хоть самые болезненные и нестерпимые.
— И, кстати… На счет бразильской эпиляции. Сделай ее уже наконец до этой пятницы. Неужели тебе самой не хочется ощутить разницу между запущенной стрижкой и абсолютной чистотой, как и забыть о большинстве неудобств на несколько ближайших недель?..
