Он замолкает, наблюдая, как ты вместо ответа, почти не глядя, протягиваешь руку к стоящему перед тобой бокалу коньяка и, все так же не глядя, опрокидываешь все содержимое стакана в свой ротик. Демонстрационная попытка сбежать с помощью его же любимых властных примочек, не успев при этом распробовать вкус возможно очень элитного и запредельно дорого коньяка? Показать, насколько тебе все это параллельно, потому что тебя интересует не его утонченная палитра неповторимого вкуса, аромата и энного количества лет выдержки, а обычное желание залить свой мозг долгожданным опьянением.
Но, как видно, он тоже не особо зациклен на подобных лирических отступлениях. Легкая улыбка задевает уголки губ, глаза перекрывает сумеречной дымкой заблокированных мыслей и чувств. И тебя вдруг непреодолимо тянет набросится на него с совсем иной целью… Нет, не вонзить в эти всевидящие глаза ногти и расцарапать большую часть этого безупречного лица-маски красными вызывающими полосами своих острых коготков… Накрыть его губы своими, самой и впервые за все это время. Прикусить их забытый на вкус и ощущения изгиб до крови, растереть языком и целовать до тех пор, пока не потеряешь сознания…
— Осторожней, Эллис. Пить такие вещи на пустой желудок — весьма опасно…
* * *
Да… бл**ь… она топит сразу… мгновенно. Гипермощной, сверхярчайшей и наиострейшей вспышкой возрождающего взрыва, чистейшего и исцеляющего кровавого огня, распускаясь по каменным мышцам, твердым шрамам и огрубевшим швам горячими волнами алых протуберанцев, насыщая все клетки твоего тела своей первозданной энергией неуязвимого Абсолюта. Равноценно тому, как погрузить свои пальцы и ладони в источник божественного бессмертия, а на деле… всего лишь ощутить/пропустить через кожу, нервные окончания и ток горячей крови опьяняющие гранулы твоей жизни, моя девочка, твоего порывистого дыхания, бешеную пульсацию твоего трепыхающегося сердечка. В который уже раз… снова и снова… с каждым новым глотком чувствуя, как эта жажда становится все более ненасытной и нестерпимой. Как этот вкус с тончайшими токсичными эфирами наполняет тебя до краев, топит, выедает, сжигает на хрен едва не до самого основания мозг с остатками трезвого сознания; вскипает чистым ядом в венах, раскручивается огненной спиралью по позвоночнику, в легких и сердце; разрывает несдержанным рычанием горло, ослепляющим разрядом болевого шока по глазам и тугому узлу перетянутых нервов.
Да, ты слышишь, чувствуешь его сдержанную вибрацию хриплого грудного рыка во всех своих перенапряженных мускулах всего тела, сладчайшей растяжкой наркотической ломки по всем костям. Как же тебе хотелось разжать пальцы, щелкнуть замком карабина, выпустить его, заполнить его диким бешенством пьянеющий разум и всю физическую оболочку ожившей тьмы.
Нет, моя девочка, ты ни черта не понимаешь. Ты и представить себе не в состоянии насколько далеко ты зашла и насколько ты приблизилась к краю запредельной опасности. Смотреть глаза в глаза, вбирать порами кожи его горячее дыхание, пропускать его иглы с красными нитями в глубинах своего цепенеющего разума и млеющего сердца и едва понимать, что все это происходит в реальности, в живую, без доз обезболивающих анестетиков. Что вся его показная хваленная сдержанность всего лишь нелепый фарс, а вот твои страхи к нему вполне даже обоснованы.
Думаешь, почему он дает тебе столько дней на передышку и восстановление сил? Чтобы высосать тебя всю под чистую при следующей встрече? Частично может и так, хотя в большей мере для твоей же физической безопасности.
Даже сейчас он прекрасно понимал и чувствовал насколько было мало для него и этих трех дней, поскольку сдерживать себя после субботней ночи было не на порядок легче, чем в то же предутреннее воскресенье. Тогда он почти устал, хотя и чувствовал, что не настолько сильно, чтобы не повторить нового (если не большего) безумия, особенно когда раздевал тебя в номере гостиницы и укладывал в постель. Держать в руках твое абсолютно нагое тело, доверчивое и льнущее к его теплу, к нежным касаниям и бархатным ладоням, ощущать их кожей твою ответную дрожь или болезненное сжатие, когда он задевал самые чувствительные и воспаленные участки. Видеть впервые за столько лет насколько ты была беспомощна, откровенна и уязвима в его пальцах. Осознавать это в полную меру и… едва не дуреть от приливов активировавшегося бешенства в крови, в затуманенном твоим наркотиком сознании. Как ты его хотела и только его. Даже в этом трансовом состоянии, ты чувствовала и знала, что это именно он, поэтому и не боялась раскрывать своих внутренних желаний и ответных импульсов, реагируя на его прикосновения учащенным порывистым дыханием, блаженными стонами и выгибающимся под его руками телом. Он просто любовался твоей чистой наготой (бл**ь, через столько лет), без какого-либо интимного намека и похотливого вторжения, смотрел и вбирал в себя каждое твое ответное движение, несдержанный всхлип, выдох и вдох, прикусанную губку и сладкую дрожь… твою нежную шелковую кожу, покрывающуюся чувственными мурашками под его весомым скольжением, бархатные камешки сжавшихся сосков, точеные линии и изгибы с меняющейся температурой на том или ином участке тела. Держать, владеть, иметь все это и ничего не предпринимать. В те минуты ему с лихвой хватало и этого. Подобный наркотик власти выбивал все системы здравого рассудка, сжигая вены с нейронами одним из самых опасных и смертельных дурманов. Он превосходил своим воздействием не менее сильные моменты наивысшего апогея — физического наслаждения, ибо сочетание этих двух столь близких к друг другу элемента могли привести чуть ли не к летальному исходу. И он не просто это знал, а именно чувствовал, через проснувшегося от новой дозы твоего упоительного энергетика своего ненасытного зверя, которому ничего не стоило сорваться с самой прочной цепи и утащить тебя с собой на самое дно своей бездны. И видит бог, он делал все возможное, чтобы устоять перед этим нереальным соблазном и не растерзать тебя прямо на этих простынях, не прокусить буквально зубами твою кожу и не попробовать твоей крови по настоящему. Да, пропуская твой задыхающийся крик сладчайшей физической боли через натянутые мышцы-нервы ваших обоих сплетенных тел, через твои царапающиеся пальчики, ищущие опоры и защиты на его спине и плечах…
И даже сейчас, спустя три дня, сидя напротив в показательно расслабленной позе, он мысленно молил тебя только об одном — сделай это. Соверши эту роковую ошибку за двоих… Посмотри на него другим взглядом, попроси сама, опустись на колени…
Слишком маленький срок. Она так и не вышла из него за эти дни и ночи, если не прописалась в его памяти и генах своей смертельной одержимостью, одним из сильнейших и неизлечимых вирусов. И ей ничего не стоило активироваться с прежней силой (если не большей) при первом же пересечении в пространстве и времени с тобой, едва он почувствовал твою близость, твое осязаемое физическое присутствие в другой части кабинета, словно между вами вообще не было никакого расстояния в эти десять метров и в три прошедших дня. Видеть, слышать, ощущать… снова, без единого препятствия и возможной преграды. Скользнуть самой глубокой лаской по твоему сердцу, в который раз убедившись, что это реальность и действительно ты, и ему ничего не стоит запустить эту безумную машину в одном из угодных ему режимов — довести тебя до отчаянного исступления, или заставить умирать на коленях у него в ногах. Нежить твое сердечко ментальными касаниями или сжимать его надрывающуюся мышцу своими ленивыми пальцами до первых сладких агонизирующих судорог. Ловить твое сбивающееся дыхание, считывать по пульсации зрачков рвущиеся из тисков шатких блоков живые эмоции, страхи и обостренные чувства, не пропуская ни одного изменения в омуте глаз, на поверхности кожи и в недосягаемых для других глубинах безвольного сознания. Накручивать, затягивать и переплетать их невидимые нити на собственных руках, ослабляя или, наоборот, усиливая их натяжение только в нужный ЕМУ момент.
