Поощрительное прощальное похлопывание по плечу, перед тем как оставить меня окончательно наедине со своими обезумевшими демонами и с новым осмыслением происходящего? Я должен продержаться не известно сколько дней без возможности смотреть на твои фотографии? Что это? Еще одна садистская пытка от непревзойденного Верха Алекса Рейнольдза или наивный эксперимент с предстоящим выявлением возможных побочных эффектов? И сколько я должен еще перетерпеть подобных нововведений, чтобы убедится окончательно в том, что ты мое хроническое заболевание и против него не существует никаких лекарств? Что я не хочу от тебя излечиваться…
Черная дыра?.. Остатки того, что от меня осталось? Алекс… ты сам не понял, что ты сказал…
Если в нашей скончавшейся Вселенной осталась хотя бы одна черная дыра, значит, это еще не конец. Любое подобие чего-то "живого", пусть и сплошного черного, да, живой пульсирующей тьмы в самом эпицентре, затягивающей в себя все ближайшие мертвые планеты и заледеневшие звезды… Ей просто нужна энергия, что-то, что наполнит и напитает ее ненасытные недра перед предстоящим взрывом…
Пусть жрет, пусть выедает мою кровь, мои мышечные и костные ткани, истончает сердечные волокна, стенки артерий и весь эпидермис. Бл**ь, если это позволит ей продержаться хоть еще немного, еще несколько гребаных мгновений, да бога ради. Пусть сожрет меня всего, лишь бы в конечном счете ожила и рванула, снесла к ебеней матери абсолютно все на своем пути. Не важно, убив при этом меня или всего лишь поглотив остатки моего немощного разума… Мне главное знать, что она еще дышит, что есть хоть какая-то надежда на ее воскрешение… хоть одна ничтожная возможность вернуть ее к жизни… вернуть себя и… тебя.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
С чего я когда-то решил, что это бездна? И почему так боялся сорваться или оступиться с ее края? Я же теперь четко знал и понимал, почему это невозможно… нельзя упасть в то, что находиться в тебе… только раствориться всем существом, разумом, сознанием и даже телом в ее текущей по твоим венам токсичной кислоте. Она всегда была во мне, сколько я себя помню, еще до встречи с тобой… стекала вязкими каплями черной жижи по пористым стенкам моей бездушной сущности, практически ее не замечая, но ощущая достаточный дискомфорт от ее скользких щупалец, пытавшихся добраться до моего сознания и сердца. Я столько лет ее игнорировал, не замечал буквально в упор… может поэтому не видел ее истинных масштабов, и чем она являлась в своем первозданном виде — чем она была во мне.
Когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна заглядывает в тебя?
Да, но чтобы заглянуть в эту бездну, ее нужно еще найти. И не всегда заглядывая в нее, мы ощущаем, что она смотрит в нас. Куда страшнее, когда ты чувствуешь нечто иное, более осязаемое и постоянное, то что всегда жило в тебе, и что всю твою гребаную жизнь смотрело на окружающую реальность из тебя. И ты не мог просто так от нее избавится, несмотря на отвратные ощущения, ясно понимая, что ничего хорошего в этом нет, ничего приятного и особенно полезного. Она просто была частью меня и становилась мной в определенные моменты, когда я едва это понимал и воспринимал всем своим существом. И меньше всего я хотел, чтобы ты заметила ее во мне или, не дай бог, почувствовала, соприкоснулась с ней…
Господи, как же мне было тогда страшно, держать тебя в своих руках, заглядывать в тебя, в твой живительный свет и боятся при этом тебя задеть, замарать ее липкими щупальцами, боялся, что ты заметишь ее и испугаешься… Может так и случилось, хотя… теперь я уверен, что случилось. Ты увидела ее и разглядела, поняла, что это такое, осознала что Я такое. Что еще я мог после этого ждать от тебя, какой другой ответной реакции? Что ты с легким сердцем примешь меня таким, какой я есть и чуть ли не с радостью, не закрывая глаз, шагнешь в нее со всем своим светом, пока она не поглотит тебя всю окончательно, без остатка, не сделает частью себя… частью меня…
Не буду врать, да, часть меня этого желала, именно ОНА этого и хотела, хотела тебя, абсолютно всю, забрать, затянуть, спрятать в себе от всех, от всего мира, сделать только своей. И в такие моменты мне было одновременно и дико страшно и безумно упоительно, ведь это могло стать реальностью, ты действительно могла стать моей собственной реальностью, МОЕЙ, — моим источником света, жизни, сладкой боли и любви. И я интуитивно тянулся за этим, за тобой, как никогда и как ни за кем другим. Я начал сходить от этого с ума все сильнее и глубже, она расползалась во мне, росла и ширилась, как будто я кормил ее тобой, своими чувствами к тебе, и с каждым днем мне становилось мало, до дикости мало и до безумия страшно.
Это на самом деле было больше, чем одержимость, самая настоящая болезнь, неизлечимая и смертельная, инфицирующая и поражающая все клетки твоего тела, мозга, переписывая под чистую всю твою ДНК. Ты становился совершенно другим, мутировал прямо на глазах, ясно понимая, что обратного пути уже не будет, что это навсегда — либо она тебя убьет, либо сделает своим носителем. Но мне было уже плевать, я сам уже грезил об этом или бредил от ее хронического обострения-воспаления, добравшегося до костного мозга и всей нервной системы, особенно в моменты, когда держал тебя в своих руках…
Бл**ь… Почему? Как?.. Как так вышло, что за все наши встречи я ни разу не сделал того, чего хотел больше всего и о чем жалел все прошедшие пять лет? Просто взять тебя на руки, как маленькую девочку, обхватив руками, как прутьями защитной клетки, укрывая собой, пряча в себя, прижимая к груди и плечу, укачивая и баюкая, заглядывая сверху в омуты твоих живых восхищенных глазок, в твое нежное и такое любимое личико… Может если бы я хоть раз это сделал и сотни иных схожих вещей, ты бы поняла, почувствовала, что я к тебе испытывал, как сходил по тебе с ума, буквально умирал… Может быть тогда ты бы от меня не ушла?..
Господи… пять лет. Пять гребаных лет, а эта мысль выворачивает мое сознание на изнанку с утроенной силой, выбивает по всем жизненным системам и прожигает насквозь кожу на ладонях мириадами острейших раскаленных игл, рубит диски позвоночника ржавым обухом тупой ноющей боли… сковывает кости, прожигает насквозь льдом шокирующего осмысления полной безысходности, выкручивая все извилины парализующим отчаяньем и жалкой немощью…
Да, твою мать. Ты ни хрена не сделал тогда и уж тем более не сможешь сделать ничего теперь. И это и есть твоя нынешняя реальность, то что ты и есть. Все, что от тебя осталось и что ей даром не упало и никогда не будет нужным, как тебе. Ты ей не нужен. Она не задыхается за тобой, как ты за ней, не просыпается по ночам от кошмаров с криками вернуться, не зовет тебя каждую пройденную секунду повторяющейся мантрой или молитвой в своем беззвучном шепоте… Ты не ее воздух и уж тем более не свет, потому что в тебе никогда его и не было. Такими как ты не дышат и не живут, ради таких не умирают… Признай наконец в себе это. В коем-то веке перестань этому сопротивляться. От истины не сбежишь, и уж тем более от самого себя, от того, кто ты и ЧТО ты. Признай, прими и… разожми пальцы. Выпусти ее, пусть она сделает то, что должна — сделает тебя тем, кем ты всегда и был, сделает тебя полностью собой…
…Почему так страшно, хотя я абсолютно уверен, что в этот раз тоже ничего не изменится, что это ничем невозможно переиграть, тебя нельзя из меня вытравить, это равноценно вырвать из моей груди сердце (тогда еще быть может, что тоже далеко не факт). Или это обычная реакция сознания на рефлекторном уровне. Как никак, а Алексу не занимать в прошивке под твою кожу новых условных рефлексов. Достаточно и одного сеанса от непревзойденного Мастера Лекса, чтобы уже просто стоять перед ним на коленях и с млеющим сердцем, позвоночником и ладонями ждать чего-то запредельного и шокирующего. Три дня на передышку и восстановление? Возможно слишком мало, но, как видно, мы оба этого хотели… вернее, хотели с этим покончить как можно быстрее. Не думаю, что успел набраться сил хотя бы на десять процентов от возможных, но в свете последних событий это уже было не важно.
